Да, в искусстве искал он освобождения, но не «из ничего» в нем создал он личность, притом героическую личность, заметьте! Да и не создал ее он — явил. Ибо истинной жизнью Чайковского, как и всякого гения, было именно творчество, а не то падение, которое является жизнью для нас. Просто он, как мало кто другой, даже гений, не был рожден для «земли».
А его дневники... Да мало ли что может написать на бумаге больной страдающий человек, ведь для себя он это писал — не для других. Во всяком случае, его письма не свидетельствуют ни о ничтожестве, ни даже о «литературной безвкусице» — скорее, наоборот.
Повторяю: каким бы ни казался Чайковский «в жизни», то есть в быту, истинный лик его прекрасен, благороден и героичен. Об этом неопровержимо свидетельствует то единственное, что дает нам возможность заглянуть в его душу: его музыка.
И все-таки есть у Чайковского одно произведение действительно безысходно трагическое. Впрочем, таким ему и положено быть — Трио «Памяти великого художника» или, уж не знаю, что правильно, — «артиста»; называют и так, и этак. В любом случае речь идет о Николае Рубинштейне. Долгое время я никак не мог взять в толк: к чему эти не такие уж красивые, едва ли не назойливые вариации на русскую тему во второй части? Хоровод смерти!!!
ТРИО ЧАЙКОВСКОГО
/на концерте С. Рихтера, О. Кагана и Н. Гутман/
Памяти скрипача Олега Кагана
Возвышенная скорбь?..
А этот русский хоровод, казалось бы некстати?
Нет, нет и нет!
Светлая память?.. Романтические слезы?..
Нет! —
Это Жизнь и Смерть в извечной их борьбе
В минуты торжества последней,
Ее триумф, апофеоз!
Сад черных роз, в пустынных льдах цветущий.
Светлая память...
Шабаш сил бездушных!
Всепобеждающий злой гений Сатаны,
Стенания души средь хаоса и тьмы,
И надо всем — Рояль, вершитель судеб!
Всесильный Колокол,
Верховный Судия,
Он сам же над содеянным рыдает...
Молчите лучше,
Вы же слышали: свершилось
Непоправимое!
Конец, конец всему.
Но хватит трагического. В конце концов, у Чайковского немало и светоносной музыки, к примеру его очаровательная Первая симфония «Зимние грезы». Попробуем не получится ли у нас чего-либо созвучного в стихах, пусть это будет скорее не симфония, а всего лишь сюита.
ЗИМНИЕ ГРЕЗЫ
На берегу залива,
Стесненного зимой,
Есть холм с растущей криво
Безверхою сосной.
Внизу нагроможденье
Обломков острых льдин,
Как будто загражденье
Из надолбов пред ним.
Ни границ, ни расстояний
Нет за этим рубежом —
В море белого сиянья
Мир бесследно погружен.
Странный свет опустошает
И затягивает взгляд;
Где исчезли, где смешались
Небо и земля?
И только узкий лыжный след
Тропинкою связной
Оттуда, как из бездны лет,
Приходит в мир земной.
Темна и вечна белизна —
Залив ли? небосклон?
Как часовой, стоит сосна,
И холм, как бастион.
* * *
Природа в белой, белой колыбели
Погружена в мечту, уснула белым сном.
Белым-бело над головою небо,
Молочный дым чуть видимою дымкой
Плывет, плывет над лесом белокудрым...
Да это и не лес! — морское царство
Мерцает серебром и перламутром.
Кусты и ветви в пухе тополином
Сплелись в неисчислимые узоры,
Как щупальцы диковинных актиний
И звезд морских,
И будто бы кораллы
Подножия дубов и пней изломы.
Печали нет — ни грусти, ни веселья
В бессмертии минутном неземном.
* * *
Все в печали и в тумане,
Смыты краски, стерты грани;
На поляне снег, забытый
Ускользающей зимой —
Точно оспою изрытый;
Прочернели там и тут
Островки земли болотной;
Пес глодает влажный прут;
Да на ветках оголенных,
Как тяжелые плоды,
Отощавшие вороны;
Небо сонно, сонны дали —
