Лист и Вагнер — особая страница в жизни этих людей и — в истории музыки всего 19 века. Они познакомились в 1842 г., когда Вагнер был еще мало признанным, многими непонимаемым, а впоследствии еще и преследуемым за революционные воззрения музыкантом. Начало их теснейшей до конца жизни дружбы положила работа над премьерой «Тангейзера», которую Лист осуществил в Веймаре в 1849 г. Год спустя последовала постановка «Лоэнгрина». Не вызывает сомнений, что именно Лист проложил Вагнеру дорогу к признанию, богатству и славе.
Впрочем, сближение с Вагнером обернулось для Листа охлаждением со стороны ранее друживших с ним Берлиоза и Шумана. У созданного им Ново-веймарского союза, призванного пропагандировать «музыку будущего», появляется все больше противников. К этому добавляются смерть старшей дочери и сына, тщетные попытки узаконить свои отношения с Каролиной, наконец недоверие австрийских властей в связи с его поддержкой революционного движения в Венгрии. К 50 годам Лист уже преждевременно состарившийся человек. И он находит себе новое «умственное стойло»: обращается к религии. 25 апреля 1865 г. состоялось посвящение Листа в сан аббата, и вскоре он надолго переселился в Ватикан. С этого времени «орел» постепенно утрачивает свою царственную мощь и все более превращается в мудрого старого «ворона».
Однако, «крылья» его еще сильны. Он все еще пишет — преимущественно хоровую церковную музыку, все еще кочует по Европе, много дирижирует, и он еще не утратил потребность в любви. В июле 1886 г. он едет в Байрет, чтобы присутствовать на вагнеровских торжествах. Поездка оказалась роковой: по дороге он простудился, 21 июля во время исполнения «Тристана» ему стало совсем плохо, и спустя 10 дней Лист скончался. Так завершились земные превращения этой удивительной личности в ее «неустанном стремлении к свету и Божеству».
Святослав Рихтер как-то произнес одну из своих загадочных фраз: «Брамс выше Листа, но Лист не ниже, такой вот парадокс». Не знаю. Не берусь судить о хоровых и многих оркестровых произведениях Листа, их почти не исполняют, в России во всяком случае. Думаю, что сейчас уже не столь интересны многие его фортепьянные транскрипции, в частности всех симфоний Бетховена, которому Лист всю жизнь поклонялся. Вообще мне кажется, что музыка Листа очень неравноценна (в отличие, кстати, от Брамса). Но есть у него кое-что, чисто «листовское», где звучит такая «пустыня небесно-возвышенных мыслей», что выразить это прозой я даже не буду пытаться. Например,
ВЕЧЕРНЯЯ ГАРМОНИЯ
В эти тихие вечерние часы,
Перетягивая медленно весы,
Опускается на землю тьма —
Улетает свет и тает в небесах;
И природа вся затаена,
Сил могучих и загадочных полна,
Словно тайного сигнала ждет она
В эти дивные вечерние часы —
И поля, и воды, и леса.
Опускается на землю пелена,
Перетягивая медленно весы, —
Разгораясь, поднимается луна,
Оставляя в небе бледный след...
И природа вся затаена —
И лесов безмолвных черная стена,
И озер завороженных глубина,
Словно ждет сигнала тайного она
Может быть уж сотни тысяч лет! —
В эти тихие вечерние часы,
В эти
дивные вечерние часы,
В эти
вечные вечерние часы.
Конечно, это стихотворение лишь бледная тень «Вечерней гармонии» Листа (и никак не попытка ее интерпретировать — это немыслимо), но все же, правильно прочитанное, оно передает, мне кажется, столь присущее Листу ощущение приобщенности к космически непостижимому и пугающе прекрасному. И еще одно стихотворение я позволю себе привести. Листа, с его философски углубленным мировосприятием, всю жизнь волновали проблемы жизни и смерти. Это нашло отражение и в музыке: «Пляска смерти», «Размышления о смерти», «От колыбели до могилы»... Я бы даже сказал, что все его зрелое творчество находится между этими двумя полюсами: гармонией мира и раздумьями «о великих, объемлющих небо и землю» вопросах. (Как я его понимаю!)
РАЗМЫШЛЕНИЯ О СМЕРТИ
Я — пилот самолета!
На борту груз бесценный,
Но некуда его и некому доставить.
Зато как видно все сверху!..
Дорога жизни.
Пустынная, пыльная, серая.
Только Смерть время от времени
Озаряет ее яркими вспышками.
Что за жуткое ослепление!
Но где же ровное, чистое пламя Радости?
Не жди его свыше:
Оно в тебе —
Тлеющий уголек под слоем сажи и пепла.
Глоток, всего один глоток свежего воздуха!..
Ах, время, время...
А что, собственно, время? — та же стихия,
Неумолимо и бесстрастно несущая нас
от одного берега жизни к другому.
Какое бескрайнее море!
Но что там на поверхности — планктон?
Нет... кажется...
Ну да, флотилия из крошечных суденышек,
По человечку на каждом.
Один гребет деловито так в ялике,
Другой дремлет с удочкой на плоту,
Третий прытко правит доской под парусом!
А его все сносит и сносит...
Величие Смерти.
Вблизи она темна и безобразна,
