В такой момент трудно запомнить детали собственного поведения. Я не запомнил своих движений, но оказался в черной дыре, я провалился, ударяясь о металлические скобы, плюхнулся в вонючую жижу, выпрямился, чтобы не потонуть в ней, и ударился затылком о свод подземного хода; на несколько секунд я потерял сознание, потом открыл глаза – в них бил яркий свет – и закричал:

– Убери, убери! Глаза вытекут!

Рядом кто-то засмеялся. Подло засмеялся, некультурно.

– Пускай вытекут, – сказал голос.

Я постарался сесть, собраться в комок – когти наружу – хоть Яйблочко и стригла мои ногти, даже маникюрила, потому что заботилась о своем любимце и собиралась вести меня на выставку. Хоть некоторые говорят, что я не очень породистый, но это еще надо решить, кто породистый, а кто плебей!.. Я выставил ногти наружу и оскалился – пускай меня боятся.

Они смеялись.

Тогда я легонько зарычал – чтобы они знали, с кем имеют дело!

– Слушай, дай ему между глаз, – сказал женский голос. – Пускай очухается, щенок вонючий!

Тут я не выдержал и кинулся вперед на голоса, хоть и не видел их владельцев. Я готов был их растерзать, а ведь госпожа Яйблочко всегда учила меня сначала подумать, а уж потом делать, и не раз шлепала и даже порола меня, когда я совершал неосмотрительные поступки.

Поступок мой был неосмотрительным: я с кем-то дрался, но не видел с кем, и если я смог в первую секунду получить некоторое преимущество, потому что напал внезапно, то уже через минуту мне пришлось из последних сил защищать свою жизнь, отбиваясь от вонючих острых зубов и когтей – непонятно, человечьих или звериных.

– А ну, хватит! – приказал низкий женский голос. Приказал негромко, но в мою голову эти слова влетели, будто вкрученные отверткой. Полузадушенный, исцарапанный и избитый, вжавшийся спиной в холодную мокрую стену, я, наверное, и на человека не был похож…

Свет уже не только бил мне в лицо– второй фонарь загорелся сзади, – так что мне видно было, что я сражался с одноглазым, без уха, бородатым бродягой. Его волосатое, отвратительное на вид тело было испещрено множеством ссадин и шрамов. Бродяга тяжело дышал, из носа у него текла кровь.

– Я тебя, – говорил он тупо, – вот я сейчас тебя… с дерьмом скушаю…

Мне вдруг стало смешно. Все – и мое бегство, и мой ужас на свалке под лучом прожектора, и страшная схватка в темноте – все это кончилось глупыми словами какого-то ублюдка.

– Успеешь, – продолжал женский голос, и я, обернувшись, увидел странное существо.

Представьте себе женскую голову – с четкими, будто вырезанными из мрамора чертами белого, молочного лица. Глаза этой женщины были велики и казались светлыми, но при том освещении я не смог угадать их цвета. Зато волосы были черные – пышной гривой они окутывали лицо и тяжелыми волнами стекали к плечам. Но мои глаза напрасно искали эти плечи– голова той женщины существовала как бы сама по себе, потому что тело, должное поддерживать ее, принадлежало горбатой карлице, так что, даже выпрямившись, та женщина не достала бы мне до пояса.

Смена чувств – от восторга до глубокого разочарования – несомненно отразилась на моем лице, и женщина почувствовала это. Глаза ее тут же сузились от ненависти ко мне, и маленькие сухие кулачки поднялись к груди, прикрытой грязной мешковиной.

– Не понравилась? – сказала она, вернее, прошипела, как змея.

Волосы зашевелились на ее голове, словно сплетение змей.

– Говори, не понравилась?

– А мне что, – сказал я, – мне все равно.

– Он не будет жить! – произнесла карлица приговор.

– Он не будет жить! – подхватили ее друзья, собравшиеся в подземном туннеле.

– В колодец его, – крикнула лохматая беззубая женщина.

– Нет, в болото, в болото, пускай его засосет! – кричал длинноносый старичок в высоком красном колпачке.

– Я его сам в отстойник отнесу! – заверещал одноглазый. – Пусть воняет.

По туннелю прокатился разноголосый смех, будто там было немало людей или каких-то других страшных существ, которые слышали наш разговор и радостно приветствовали приговор, произнесенный горбуньей.

– А я возьму! – Неожиданно одноглазый бродяга протянул вперед руку и рванул на себя мой ошейник. Мою единственную драгоценность, мое единственное имущество! Разумеется, мой ошейник не такой драгоценный и трижды электронный, как у Вика или других богатых любимцев, но все равно он сделан из колечек титанового сплава, отчего под солнцем он приятно переливается, на нем прикреплена моя Справка: пол, возраст, имя, владелец – ну, все как полагается!

Я зарычал, сопротивляясь. Я считал, что лучше пускай меня задушат, но я не превращусь в скотину без имени и хозяина!

Я бы дорого отдал свою жизнь, но тут меня так долбанули по затылку, что я выключился – будто умер.

Но я не умер, оказывается, я только потерял сознание. Потому что я очнулся… Было темно и пусто. Ни одной живой души. Но голоса и шум звучали вдали, в глубине.

Я ощупал затылок – он был горячий и мокрый. Они пробили мне голову!

Шум и голоса приближались. Какие-то люди шли по туннелю.

Пух! Пух! Пух! – мыльными пузырями лопались выстрелы.

Я на четвереньках пополз в сторону от выстрелов, под коленями и под ладонями была жижа… Найти бы выход из этой дыры! Пускай меня поймают, пускай убьют, но я не могу больше мучиться!

Выстрелы и крики были все ближе.

Я почувствовал дуновение холодного воздуха, вот он коснулся разбитой головы… Я поднял голову – надо мной было круглое отверстие, в нем мерцали звезды.

Это было нежданное спасение.

Впрочем, если подумать, ничего нежданного в нем не было – через эту дыру я и попал в подземелье.

Я нащупал в темноте скользкие железные скобы и начал взбираться наверх – голова моя болела так, словно готова была отвалиться.

Воздух стал чище – можно было уже вдохнуть полной грудью и не потерять сознание.

Снизу, совсем близко, были слышны крики и выстрелы. Я пополз наверх быстрее.

– Давай лапу! – добродушно сказал кто-то сверху.

Я протянул руку, и человек помог мне выбраться на поверхность.

Пока я был в кромешной тьме, глаза мои привыкли к ней настолько, что я, встав рядом с человеком, который мне помог, сразу увидел, что он одет в черный мундир, в руках у него короткий автомат, а на голове похожая на ракушку каска милиционера.

От ужаса я хотел было прыгнуть обратно в дыру, но милиционер разгадал мое желание, коротко и быстро ударил меня по шее ребром ладони. Я еле удержался на ногах.

– Стоять, пакость! – зарычал он. – Хочешь живым остаться, стой, мерзость болотная!

Он сердился, но я понял, что он не будет меня убивать. Его голос был не смертельным.

– На корточки!

Я присел на корточки у его ног.

Вдали замелькали два фонарика – они приближались, соединяясь друг с другом.

Это шли другие милиционеры в черных мундирах и гнали перед собой несколько свалочных замарашек – смотреть было противно на эти несчастные, в нарывах рожи, на всклокоченные патлы, тупые тусклые глаза. Подонки попискивали, ныли и вели себя, как жалкие животные, и я с некоторым злорадством подумал: то-то вам – одно дело нападать на безоружного и бесправного любимца, другое – поговорить с настоящими милиционерами, верными друзьями порядка, о которых даже Яйблочко говорила, что они достойны лучшей участи, чем родиться людьми.

Меня подтолкнули в спину, и я попал в группу подонков, но мои попытки обратить на себя внимание, чтобы сказать о моей принадлежности к цивилизованной части человечества, результата не возымели. Милиционерам было не до меня – они продолжали прочесывать свалку. Порой издали или из-под земли доносились крики или серии выстрелов. Порой мимо меня проносились стремительные тени, и я догадывался по виденным мною фильмам, что это милиционеры с реактивными ранцами за спиной. Неподалеку тяжело опустился большой вертолет.

Именно к вертолету нас всех и погнали.

Его люк велик, так что в него мог проехать небольшой танк, а внутри обнаружилось помещение размером с универмаг – наверное, вертолет делался для спонсоров, а они передали его милиции.