Она учила песни Дженис Джоплин,
И Джимми Хендрикса включала перед сном…
Мама обижалась, но как-то не по-настоящему. Несмотря на то, что времена хиппи давно уже прошли, ее молодое польское сердце жило цветами именно той эпохи. В ее мозгу звучала именно та музыка. И если бы она не встретила молодого индуса, который любезно согласился купить ей кебаб и кофе, то неизвестно в какой подворотне закончилась бы ее жизнь. Он слушал скучную музыку Sun Ra Arkestra, умудрившихся наплодить бесконечную кучу альбомов. Он запиливал до дыр диски Джона Колтрейна, с его вечным «A Love Supreme». Он разговаривал о чем-то странном и приземленном, но она чувствовала, что именно такой ей и нужен. Он и есть тот, кто вытянет ее из болота наивности и позволит дожить до глубокой старости. Со временем мама поняла, что «Filles De Kilimanjaro» Майлса Девиса – тоже музыка. Такую тоже можно слушать, она не хуже любимой психоделики. Правда чудаковатый с виду Sun Ra, все равно на душу маме не лег. Его папе приходилось слушать в наушниках.
Также мама поняла, что тихая семейная жизнь только с одним мужчиной, тоже вполне удобоварима. И, главное, что если этот вроде бы скучный жгучий брюнет выбросит ее обратно к бывшим друзьям, то она вскроет себе вены. Друзья же были в шоке. Они не понимали того, как она могла жить с этим типом? Но ответом было именно слово «жить». Мама будущего Великого Первого просто хотела жить. Как оказалось, была права именно она. Большинство маминых друзей и подруг так и не увидели седин зрелого возраста на своих висках. Буйство безумных красок спалило их души, а сердце прикончила очередная доза наркотика, или следующая бутылка виски. Безумство молодости, в своей жизни, надо однажды остановить. Многие, начавшие стареть сердца, такой костер выдержать не способны.
Великий не знал польского и не понимал текста «Bema pamieci rapsod». Ловил только отдельные, похожие на русские слова. Русский язык для него был практически родным. Папа, по делам фирмы, провел в России половину своей жизни. С 4-х до 10-ти лет будущий Великий Инквизитор прожил в Москве. Сейчас один этот факт мог низвергнуть его в пучину костра очередной Сапы. Но! Сейчас вся та история была не его историей. Он был другим человеком. А с восхождением на пост Великого Инквизитора он потерял и свое имя. Теперь он был просто Великий или Первый. Его зам был Второй, и только Второй! Несмотря на то, что Второй считался замом Первого, на его плечах в основном были церемониальные дела. Тем не менее они требовали особых знаний и умений. Тут любой встречный-поперечный не справится.
Другие Великие, коих всегда было 530 человек, имели свои имена и фамилии. Но любой из 530-ти был ниже по рангу, чем Великий Первый, Великий Второй и… Палач Великой Сапы. Сейчас, большинство Великих, смотрели на Сапу либо из своих балконов, либо находились на главной трибуне. Только отдельные несли службу.
Тут следует заметить, что СМИ, упрощенно, называют словом «Сапа» все действие такого суда и весь последующий процесс исполнения наказания. Инквизиция этому не противится. Простые люди не способны понять такие нюансы. НО, из стандартов следствия и стандартов исполнения наказаний известно, что самой Сапой называется то, что случается после выхода Великого Первого и до момента его ухода. Считается, что через Первого, на весь процесс судейства смотрит сама Великая Ра. Она контролирует справедливость наказания. Это называется «истинным проявлением высшей степени демократии».
Первый подошел к окну. Там, на площади, сейчас колыхалось море людей. Это море успокаивала его гвардия, которая исполняла роль бывшей когда-то полиции. Каждый гвардейский милиционер мог сделать с любым человеком из толпы многое. Если, конечно, это не представитель Первой или Второй ложи, если он не бывший или действующий солдат гвардии, или армии инквизиции, если он не инквизитор любого уровня (было 5 уровней, по возрастанию номера. Но любой великий – над нумерацией любого инквизитора). У всех последних были хоть какие-то права. Плебс же не просто боялся, это не правильное слово. Плебс знал, что так должно быть. Должно быть – и все! Таков порядок и смысла сомневаться в нем нет. Это такая реальность.
Общество Европы нового пошиба делилось на следующие классы:
– Великие люди;
– Ложа культурной элиты (Первая ложа);
– Вторая ложа;
– Плебс высшей категории, плебс низшей категории;
– людеподобные существа (люсы, как их иногда называют).
Закончилась «Bema pamieci rapsod». Система была настроена на случайный выбор и в колонках зазвучал «Filles De Kilimanjaro»: «Смотри как, только подумал про нее» – удивился Первый. А на главной ложе уже разворачивалось действие. Первому пришли на ум слова из учения Великой Ра: «Если тебе уже строят виселицу, то это не означает, что ты умрешь в ее петле! Если для тебя собирают костер, то это не означает, что ты умрешь, корчась в его пламени. Все в руках суда великой Ра! Ничто не предопределено, но все решает Ра»:
– Остается только верить, – вслух подумал Первый и улыбнулся, – только верить!
Второй и его свита уже расположились в своих креслах. Позади них сидели Великий стажер с другими инвами. «Спектакль» Сапы уже шел. Один из помощников Второго (с трибуны) зачитывал перечень содеянного обвиняемыми. Текст проецировался прямо на невидимые для народа полупрозрачные стекла, но Великий, прямо из окна комнаты, мог читать эти тексты. Пошли прения. Все, как всегда. Где-то сценарий, где-то экспромты. В итоге получается интересное представление с реальными жертвами в конце.
Второй встал для чтения проект приговора. В центре специального помоста, расположенного возле выложенных в круге костров, поднялась платформа с обвиняемыми. Обвиняемые были привязаны к столбам (с заклеенными специальным клеем ртами). По обе стороны каждого обвиняемого, в черных одеждах свободного покроя, стояло по два инквизитора высокого, четвертого, ранга. Большинство простых людей, за всю свою жизнь может не увидеть воочию столь важную особу. Что уж говорить про то, чтобы увидеть самого Первого, Второго, или Палача. Услышать их речь. Пусть даже вдалеке, на одной из сцен. Но ведь вы были с ними вместе. Пусть и на одной площади столицы, но вместе и одновременно со всеми. Про одно это многие рассказывали своим внукам, или соседям. Друзья в баре открывали рот, слушая такой рассказ и угощали такого человека пивом. Билет, на участие в Сапе, аккуратно наклеивали на листок картона, и вешали на стену, в рамке, под стеклом. На этот же лист наклеивались чеки с баров площади. Некоторые бары, за небольшую плату, приносили свой чек прямо в рамке, где было место и для наклейки билета. Такое считалось шиком и ценилось у барменов всей Европы. Даже чужой билет с чеком из бара, который находится на площади Сапы, считался очень счастливым амулетом. Такое вешали в холлах гостиниц, у стойки бара. А уж иметь такое на стене центральной комнаты своего дома – порой неисполнимая мечта. Билеты и чеки прошедших, особо удачных и зрелищных Сап, даже подделывали. Это был не просто фетишизм, это был бизнес. На сайтах Инквизиции даже были списки, какие номера билетов, кому принадлежат. Там регистрировалась и купля-продажа таковых. Естественно, за обязательную мзду. Человек, имеющий такой билет с чеками, заказывал их подделку. Подделка отдавалась покупающему, сам же продающий, чах над оригиналами, как алчный дурень над златом. Любая удачу в жизни, пусть даже достигнутая огромным трудом и предсказуемая, приписывалась магии описанных выше артефактов.
Проверка оригинальности билетов, была целым бизнесом. В нем имелись свои корифеи, знающие опечатки и неровности линий на них. На глаз определяющие разницу между выпущенными их партиями. Чуть ли не наизусть знающие, какой номер билета кому принадлежит в настоящее время.
В конце Сапы, в специальном магазине площади, продавались личные вещи осуждаемых. Одежда резалась на кусочки, часы, браслеты, сережки разделялось на части. Все это имело свою цену. И если в рамке с билетом присутствовал такой клаптик, или железячка (с сертификатом оригинальности), то это повышало ценность артефакта. Иногда – в разы. Безумие безумий, не иначе. Но таково это общество. Если человек воспитывается в определенной атмосфере с детства, если он не видит альтернативы, то наблюдаемое считается нормой. В мозгу просто нет других данных и им неоткуда взяться!
