А что вы подружку убитой в тюрьму заточили, так это напрасно. Они друг дружку любили. Подружка прежде в красотках жила, Стаськой-головорезом ее звали и тоже за эти года она попаршивела, а тоже мамзель была преизряд-ная. Она, господин следователь, чем-то свою хозяйку и хозяина обидела, те тайный притон содержали; полиции, что ль, донесла, другие такие же про это узнали и к себе брать не стали, сговорились. И вот она из хорошей жизни в бося-чихи…

— Почему же она не хотела говорить, что знакома с убитой? — спросил следователь.

— И не скажет, хоть режьте ее, не скажет; и я спрашивал, любопытство брало, даже раз чуть не прибил, молчит и только. «Кто, — говорит, — она, только Бог, я, да сама она знает…» Отпустите, меня, бедного человека, г. следователь! Сами видите, какая моя душа и что я канарейками занимаюсь… Не дайте пострадать невинному…

Много других прямых вопросов, относящихся к делу, задал следователь, но все было напрасно. Коченогий стоял на своем и упирал на свое пребывание в Одессе. За неимением улик его выпустили на свободу.

Следующие свидетели тоже не показали ничего существенного и следователь видел, что дело должно идти к прекращению. Арендатор ореховых деревьев показал, что он знал, но лиц не видел, не запомнил, было темно и его показания сошли на нет… Хозяйка убитой показала, что ботинки не принадлежали ее бывшей квартирантке, что на ней были простой работы, а это ботиночной… что она хорошо это знает, так как убитая часто чистила свои и она хорошо их помнит.

Также помнит, что в эту ночь, в час убийства к убитой приходила подружка, и спрашивала — дома ли жилица. Так заканчивалось следствие. Только в один из допросов, когда показывали платье убитой, городовой заметил, что лиф, когда он его клал на стол, как-то стукнул. Пуговиц не было и этот стук заинтересовал следователя. Он начал внимательно осматривать и ощупывать лиф. Долго ничего не попадалось под руку, наконец он ощупал под подкладкой что-то твердое. Он отпорол подкладку и увидал, что между коленкором и ситцем было что-то тщательно зашитое. Подпороли кусочек полотна и оттуда вывалился небольшой золотой медальон. Следователь ухватился за него, стал рассматривать и прочел мелко вырезанную подпись: «Уле — мама». Открыли медальон: направо была вставлена картинка женщины лет тридцати, а налево — мужчины лет сорока пяти. Вынули карточки, посмотрели с оборотной стороны и прочли: папа и мама. Под одной была спрятана прядь светлых волос. Снова вызовы свидетелей, снова предъявление вещей, но все напрасно…

Так дело кануло в вечность… Шел 1899 год.

Глава VII

НА КЛАДБИЩЕ

Прошел год. Настала зима 1900 г. Подозреваемую в убийстве давно выпустили. Убитую схоронили; кладбище приняло унылый вид. Все могилки были занесены снегом. Кресты, точно привидения, торчали из-под сугробов. Деревья покрылись инеем и пушистым снегом. Все было убрано белой пеленой. Тишина царила полная: в мертвом царстве царило мертвое царство…

Изредка каркнет ворона и черным зигзагом метнется в воздухе, подымет снежную пыль и скроется… Тихо… Мирно… Спокойно…

Вот с противоположной стороны послышались стуки заступа и лопаты о мерзлую землю. Это кому-то готовили вечный приют…

А вот в другой стороне послышалось: «Со святыми упокой…», чьи-то рыдания, стоны…

Прошло час времени и снова все стихло.

* * *

На окраине кладбища находилась могилка, над ней стоял простой деревянный крест. Ее почти не стало видно. Надписи не было никакой и только чья-то неизвестная рука выцарапала: «Уля, убита 18*** года».

По направлению к могилке послышались приближающиеся шаги. Снег довольно громко хрустел под ногами.

Показалась темная фигура женщины. Вид ее был непригляден. Это была типичная представительница босяков. Она подошла к могилке, долго молча стояла, затем упала на колени и молилась, слезы текли по испитому, изможденному лицу; истинное, тяжелое горе выражалось в глазах. Затем она встала и губы ее тихо шептали:

— Спи, Уля, спи, невинная душка… ты уже на том свете, а бездомная Стаська живет… Тебя не спасла и себя погубила… Спи, барышня… спи, милая…

Босячка вынула бутыль с водкой и стал пить из горлышка. Затем села на бугорок могилки и стала причитать:

— Поставила-таки тебе крестик, на свои грешные деньги, а поставила… Милая, голубушка, барышня…

Босячиха опять прильнула к горлышку и, не закусывая, пила водку, как воду…

Глаза мало-помалу мутились и мысли путались…

Босячиха уже шептала слова, смысл которых нельзя было разобрать, но изредка она не переставала твердить:

— Уля… барышня…

Затем, свернувшись калачиком, пьяная женщина заснула на могилке, держа в руках пустую бутылку… Слышалось тяжелое неровное дыхание…

Мороз крепчал и охватывал ледяным дыханием всю природу. Вот его могучий вздох коснулся уснувшей… Колючий холод поцеловал изношенное, дряхлое тело, еще, еще… с каждым поцелуем дыханье спящей становилось тише, а там окончательно затихло. Члены все твердели, каменели… и грешная, а быть может, и чистая душа улетела туда, где нет ни слез, ни воздыханий.

* * *

Пошел снег, шел долго и покрыл и кресты, и могилки, и пьяную босячиху…

Все было бело, ровно — на занесенном кладбище…

Утром, разметая дорожки, сторож натолкнулся на оледенелый труп.

— Ишь, нализалась, места лучше не нашла, — выругался он и пошел дать знать в участок…

Если убитая была наша Уля, а замерзшая наша Стася, то можно одно сказать:

Как мало прожито,

Как много пережито…

Спите мирно вечным сном, и не давит ваш бедный прах мать сырая земля…

* * *

Не бросай, толпа, осуждение женщинам, и в самой падшей можно найти много прекрасного…

ОБ АВТОРЕ

Павел Леонидович Скуратов (1861 — после 1926) — актер, антрепренер, писатель, драматург.

Настоящая фамилия — Новиков; по некоторым сведениям, его матерью была актриса М. Глебова (1840–1919).

Учился в Петербургской консерватории (класс скрипки и композиции); здесь же прослушал курс драматического искусства у Н. Ф. Сазонова и Д. Д. Коровякова. На сцене дебютировал в 1881 году; в 1882-84 гг. работал в Малом театре, затем играл в провинции. Выступал в ролях Гамлета, Отелло, Фердинанда, Уриэля Ако-сты, Чацкого, Незнамова и др.

С 1900-х по 1926 г. жил в Киеве; в 1907 году построил здесь театр и открыл драматические курсы. Выступал с гастролями в Петербурге и Москве. Был антрепренером опереточно-драматической труппы.

С 1880-х гг. выступал в печати как прозаик и драматург; его основные прозаические произведения — уголовные романы и очерки «трущобной» жизни: «Среди падших…: (Из киевских трущоб)» (К., 1901), «Жизнь ночью: Очерки из жизни искалеченных» (К., 1902), «Таинственные убийства: Уголовный роман из жизни окраин и трущоб» (К., 1903). Также написал кн. «Театральная правда: Очерки и фантазии» (Одесса, 1901), «Сказки, былины, легенды» (К., 1903), историческую повесть «Минувшее» (М., 1884), сочинил ряд комедий, писал статьи и очерки на театральные темы и т. д.

Роман «Среди падших.» публикуется по первоизданию (К., 1901), откуда взяты и иллюстрации. Орфография и пунктуация приближены к современным нормам. Исправлены наиболее очевидные опечатки.