Поэтому я шёл точно зная куда именно направляюсь. Каюта в торце коридора. Самая дальняя от салона, находящаяся в носовой оконечности палубы и самая просторная, с видом на три стороны.

Пусть и флагман дружины, тем не менее дверь усилена персональным «Панцирем» и заперта на замок усиленный «Ключом». Однако, Настя управилась с этим амулетом без труда. Дольше провозилась с задвижкой и самим замком.

Наконец мы оказались в прихожей и я указал на боковую дверь. Подруга поняла меня правильно, направившись в короткий коридор с двумя каютами. Здесь располагались личные слуга и служанка великокняжеской четы. Двери без замков, поэтому ей достаточно было просто открыть их и не входя вовнутрь атаковать «Рассеивателем» отправляя прислугу в нирвану.

Потом мы прошли в гостиную и далее в святая святых, сиречь спальню. Настя и тут не стала изменять себе, вырубив и без того спавших супругов. Я подошёл вплотную и убедившись в том, что передо мной именно тот, кто мне нужен, ухватил его за затылок и подбородок, резко крутнув под влажный хруст позвонков. Пощупал живчик убеждаясь, что он мёртв.

— Василиса, — коснувшись амулета за ухом, вызвал я.

— Слушаю тебя Лютый, — послышался в голове голос пилота «Буревестника».

— Мы всё. Можешь нас забирать.

— Приняла. Иду на сближение.

После этого я начал снимать глушитель с «Коловрата» и подал знак взглядом, что и Насте следует заняться тем же самым. Подруга тут же последовала моему примеру, хотя и не удержалась от вопроса.

— Вот так просто?

— В смысле? — не понял я.

Отчего бы и не поговорить. В каюте больше никого нет, это Бирюкова определила совершенно точно. Дверь усилена щитом, и вновь заперта на «Ключ», так что, сюда не вдруг и войдут, если вообще смогут услышать хоть одно слово. Впрочем, при обнаружении бесчувственных тел тревогу поднимут однозначно. Но если разговаривать не отвлекаясь от подготовки к уходу с корабля, то отчего бы и нет.

— Вообще-то я полагала, что ты обездвижишь его своими иголками и прежде чем прикончить выскажешь всё, что о нём думаешь. Он ведь убил твою семью, не раз пытался убить тебя. И ты его вот так просто отпустил?

— Я не отпустил его, а убил, — прибрав оружие и подав знак Насте, чтобы она обернулась, возразил я.

Кода она встала ко мне спиной, я распустил тесёмки стягивающие перепонки и начал вдевать в их люверсы тросики, переданные мне подругой. Было немного неудобно, из-за находящейся на спине укладки с парапланом. Но дело привычное, а потому спорилось.

Даже если будет время восстановить структуру комбинезона-крыла, на нём далеко не улететь, всего лишь на несколько километров, чего не скажешь о параплане. Укладка по габаритам не больше стандартного десантного ранца, а потому никаких неудобств не доставляет.

— Ты его просто убил и всё, — поправила она меня.

— А должен был поглумиться? Ты за кого меня принимаешь, Настя? Знаешь, один очень умный человек сказал, что кладбище это не для мёртвых, а для живых. Мёртвым достаточно, чтобы их похоронили согласно обрядов, если они верующие, и абсолютно наплевать, если они атеисты, потому что эти полагают, что после смерти ничего нет, — я закончил снаряжать подругу, в свою очередь повернулся к ней спиной, позволив «сшить» мои перепонки и продолжил. — Так что, все эти кованные оградки, гранитные и мраморные памятники, с вычурными мавзолеями, исключительно для живых. Ибо только они смогут оценить эту ярмарку тщеславия. Поэтому, что бы я ни наговорил дядюшке перед смертью, это было бы исключительно для меня и тебя. А мне этого дешёвого пафоса не нужно. От слова совсем. Ну или я оказался бы ублюдком, которому доставляет удовольствие глумиться над поверженным и беспомощным врагом. Как? Понравился бы я тебе в таком амплуа?

— Нет уж спасибо, Горин, лучше оставайся самим собой.

— Вот и я так думаю, — подмигнул я подруге и направился к окну.

Глава 30

— Государь, я знаю точно, что это он! Этот отступник убил моего отца! — выпалил новоявленный великий князь Большекаменский.

— У тебя есть доказательства, Андрей Александрович? — откинувшись на спинку стула, спросил Дмитрий Четвёртый.

— Об этом говорят все! — вскинулся молодой князь.

Всего-то двадцать пять лет, но перед царём не тушуется. Возраст тут вообще ни при чём. Он великий князь Большекаменский, а потому право имеет! На его стороне закон и вся знать Русского царства, которая не потерпит попрания её прав и свобод.

— Говорят, во Владимире кур доят, только мы молока не видали пока, — слегка развёл руками Дмитрий Четвёртый и вновь спросил. — У тебя есть доказательства?

— Допросить его под «Лжекамнем» и правда выйдет наружу, — хмыкнул Демидов.

— Допросить под «Лжекамнем» без явных на то оснований боярина Русского царства? Какой страной по-твоему я правлю, Андрей Александрович? Станут ли на это спокойно взирать князья и бояре? Какие бы разногласия меж ними ни царили и невзирая на причастность к этому преступлению боярина Горина, вся русская знать как один воспротивится этому. Или ты с чего-то решил, что я самодержец и могу действовать по воле своей, без оглядки на других? Хотелось бы, конечно, но по счастью это не так, потому что будь иначе и это стало бы началом конца нашего царства.

— Значит, он останется безнаказанным?

— Отдельный корпус жандармов приложит все усилия для того чтобы раскрыть это преступление и можете не сомневаться, мы непременно докопаемся до правды, — произнёс молчавший до поры генерал-лейтенант Наумов.

— Как вы докопались до правды по факту гибели старшей ветви Демидовых? — с иронией на грани презрения выплюнул князь.

— Напрасно вы так-то, ваша светлость, — осуждающе покачал головой Наумов. — Я понимаю, молодость, горячность, но на вас великокняжеский стол, а потому следовало бы вести себя куда осмотрительней. Касаемо же гибели старшей ветви Демидовых, то следствие завершено и все виновные установлены.

— Бомбисты социалисты, — буквально выплюнул великий князь.

— Отчего же. Во главе заговора стоял ваш батюшка, Александр Иванович.

— Ложь! — вскочил великий князь.

— Не стоит так-то горячиться, Андрей Александрович, — главный жандарм вперил в него твёрдый взгляд и продолжил, — Ваши обвинения в адрес боярина Горина, всего лишь домыслы. А вот причастность вашего батюшки к смерти Демидова Фёдора Ивановича и его семейства, непреложный факт. Прошу заметить, задокументированный должным образом, с показаниями свидетелей и исполнителей.

— Этого не может быть, — тряхнул головой Демидов.

— Может, — вновь вступил в разговор царь. — И это правда. Как правда и то, что Ковалёв с Брилёвым стояли над умирающим Григорием Фёдоровичем и вели речи о совершённом предательстве. Да только волей Господа, Григорий Фёдорович вернулся к жизни, что иначе как чудом и не назвать. Зная, что плетью обуха не перешибёшь, он решил отступиться и жить скромной жизнью пилота-вольника. Но батюшка твой опасаясь потери великокняжеского стола организовал на него несколько покушений. По каждому факту проведено тщательное дознание и всё должным образом задокументировано, — подняв руку в останавливающем жесте, уточнил государь и продолжил. — Так что, можешь не сомневаться, следствие установит правду и все обстоятельства гибели твоего батюшки. А вот будет ли дан ход результатам дознания, вопрос уже иной. Русскому престолу выгоден расклад при котором на столе Большекаменского великого княжества будешь восседать ты, а заморскими владениями царства, станет владеть боярин Горин. На том и порешим, тем и удовлетворимся.

— А если я пожелаю взбрыкнуть, то ты, государь, сместишь меня и посадишь на моё место Гришку, — хмыкнул великий князь.

— Если ты взбрыкнёшь, Андрей Александрович, то я дам ход материалам и ты, вместе с женой, сыном, матерью, братом и сёстрами, в одночасье лишитесь всего. На стол я посажу того, кто будет верен мне, а Горин так и останется боярином и хозяином острова Барбадос, потому что именно там он мне и надобен. Так что, выбор за тобой, Андрей Александрович.