Справа неожиданно оказалось небольшое округлое озеро, отделённое от моря неширокой каменистой перемычкой. Может, из-за заполняющей его тёмной, почти чёрной воды, а может, из-за нависающего над ним скалистого берега, перевёрнуто отражающегося в неподвижной зеркальной глади, озеро казалось очень глубоким, почти бездонным.

Ну а впереди, уже совсем рядом, не далее, чем в четверти мили по ходу повозки, в жарких лучах послеполуденного солнца сияло непорочной белизной приземистое, прочно вросшее в прибрежные скалы, здание монастыря, из-за плеча которого выглядывала плоскоголовая башенка церкви Святой Марии, крытая красной терракотовой черепицей…

Настоятель обители приор Герардо – высокий, статный, не по-монашески загорелый, но по-монашески немногословный – встретил высокого гостя любезно, но несколько настороженно. Он уже знал о переменах, произошедших в Роме, и понимал, что столь стремительный приезд папского легата в отдалённый, ничем не примечательный монастырь мог быть вызван лишь причинами очень серьёзными, если не сказать исключительными.

Впрочем, если у высокого гостя и была какая-то важная и секретная миссия, торопить события он явно не был намерен. Кардинал не спеша и с аппетитом отобедал, пару часов отдохнул после дальней дороги, после чего направился в церковь, где добросовестно отстоял с монастырской братией весь вечерний молебен. И лишь когда сиреневые сумерки в церковном подкуполье сгустились до непроницаемого мрака и обитель, изрядно пошаркав по каменному полу деревянными подошвами и поскрипев напоследок дверями, отдалась тихому ночному покою, в келью приора заглянул начальник стражи легата и от имени высокого гостя пригласил настоятеля на прогулку.

Ночь была ясная и тихая. Огромная полная луна низко висела над морем, щедро золотя его спокойную гладь неширокой, но яркой дорожкой.

Кардинал стоял у самой границы мягко шелестящего прибоя и, заложив руки за спину, обозревал безмятежный ночной простор.

Начальник стражи оставил настоятеля шагах в десяти от неподвижной фигуры легата.

– Любуетесь, ваша милость? – негромко спросил приор, останавливаясь рядом с гостем.

– Да, – не поворачивая головы, растроганным голосом отозвался кардинал. – Божья благодать… Божья… У вас тут, брат Герардо, просто-таки райский уголок. Тишина, покой… Уединение… Можно только позавидовать.

– Святое место, – согласился настоятель и через паузу добавил: – Намоленное.

– Да, да… Истинно так… – закивал легат и, повернувшись, неспешно двинулся вдоль кромки воды. – Я сейчас еду из Арйминума, а до этого побывал в Равенне, в Фёсуле. И, ты знаешь, брат Герардо, всюду шум, суета. Какие-то склоки, делёжка вечно какая-то… Я уже не говорю про Рому – там-то жизнь всегда была неспокойная. Чреватая неприятностями… А здесь…

Кардинал вздохнул и замолчал. Приор подождал продолжения, не дождался и, пройдя ещё несколько шагов вслед за легатом, осторожно озвучил уже полдня висящий в воздухе вопрос:

– У вас, ваша милость, какое-то дело ко мне?

– Разумеется, брат Герардо. Разумеется, – тон Иордано Цеккано вдруг резко сменился, он остановился и заговорил сердито, чуть ли не сварливо: – Может, ты полагаешь, что я просто путешествую в своё удовольствие?! Катаюсь тут по вашим отвратительным дорогам, где запросто можно шею себе свернуть?!.. Разумеется, у меня есть дело! И, разумеется, это дело именно к тебе! – кардинал развернулся всем корпусом к собеседнику и, нацелившись в него длинным бледным пальцем, стал сухо и отрывисто задавать вопросы, словно испытывая приора на некоем устном экзамене: – Ты запомнил, брат Герардо, какие города я посетил до приезда сюда?

– Д-да, ваша милость… – настоятель, поначалу даже слегка опешивший от столь внезапной перемены, произошедшей с гостем, быстро подобрался и стал отвечать кратко и точно, под стать своему собеседнику: – Вы побывали в Равенне, Фесуле и в Ариминуме.

– Верно. Что, по-твоему, общего во всех этих городах?

– Общего? Ну, это всё крупные города и… Это центры епархий.

– И, как ты думаешь, к кому я там заезжал?

– Полагаю, что к тамошним епископам.

– Правильно. К кому же ещё. А почему, по-твоему, я не заехал в Анкону?

Герардо на мгновенье смешался.

– Ну, потому что… Так ведь нет сейчас в Анконе епископа! Как шесть лет назад святитель Бертальдо умер, так и не назначили больше никого! Уж не знаю, почему.

– Я тебе скажу, почему. Потом. А пока ответь мне ещё на один вопрос… Как ты полагаешь, брат Герардо, почему, побывав в Равенне, Фесуле и в Ариминуме у епископов, здесь, в Марка Анконитана, я приехал к тебе, сюда?

На этот раз пауза перед ответом приора была более длительной.

– Я… Я не смею судить о ваших намерениях, ваша милость, – настоятель учтиво поклонился гостю. – Но я полагаю, что причина, по которой вы посетили нашу скромную обитель, стоит проделанного вами пути.

Кардинал фыркнул.

– А ты умеешь уходить от прямого ответа, брат Герардо! Недаром в Бонбнском университете ты славился как непревзойдённый ритор и логик…

Герардо вскинул голову.

– Да-да, брат Герардо, я помню тебя по Бононии. Ты был очень одарённым юношей, очень… хотя и довольно дерзким. Мы даже как-то дрались с тобой. В таверне «Ослиная башня». Хотя ты, скорее всего, этого не помнишь, уж больно ты в тот вечер на шипучее ламбруско подналёг.

Приор теперь смотрел на кардинала во все глаза.

– Н-нет, отчего же, я… я помню… Я помню вас, ваша милость. Да-да, я помню! Вы тогда уже лицентйатом были, на «Юстинианов Кодекс» ходили! А мы только-только декреталии начали зубрить!.. Но… – он смешался. – Но драку в «Ослиной башне», вы правы, я начисто не помню.

– Зуб ты мне тогда чуть не выбил, – всё ещё сварливо, но уже примирительно произнёс Иордано Цеккано и постучал согнутым пальцем по своей левой щеке. – А я тебе нос расквасил и фингал здоровенный под глаз нацепил… – даже несколько самодовольно закончил он.

В разговоре возникла пауза. Кардинал теперь откровенно и вполне оценивающе разглядывал приора. Герардо же, немало смущённый новым поворотом беседы, потупившись, смотрел себе под ноги.

– Но не только я помню тебя по Бононии, – прерывая молчание, многозначительно произнёс Иордано Цеккано, он дождался, когда собеседник поднимет на него глаза, и продолжил: – Наш новый папа, Иннокентий, тоже хорошо помнит и… и ценит тебя. Он ценит тебя, брат Герардо, не только как усердного пастыря и смиренного слугу Божьего, но и как умного и дальновидного человека, умеющего анализировать ситуацию и делать из этого анализа надлежащие выводы…

Кардинал повернулся и всё так же неторопливо двинулся обратно, в сторону монастыря. Говорил он теперь мягко, вкрадчиво, сопровождая свою речь плавными движениями РУК-

– Грядут большие перемены, брат Герардо. Наша Святая Церковь стоит перед величайшими испытаниями. Перед большими битвами, из которых она, ровно птица Феникс, выйдет очищенной и обновлённой… И нам нужны люди, Герардо. Верные люди. Грамотные люди. Люди понимающие, что отнюдь не светская власть, власть продажных и погрязших в распутстве вельмож, но исключительно власть церковная способна спасти этот мир из лап сатаны. Привести отдельных человеков и целые народы в Царствие Божие… Нам нужны бойцы, Герардо. Бойцы, готовые сражаться за веру. Бойцы, способные действовать не только словом, но и копьём и мечом. Бойцы, готовые ради великого дела пролить великую кровь… Вот почему наш новый папа остановил свой выбор на тебе. Вот почему я здесь, Герардо… И теперь скажи мне, брат Герардо, скажи, как на исповеди, прямо и откровенно… Ты готов служить новому папе? – легат вновь остановился и испытующе, твёрдо взглянул в глаза собеседнику; в голосе его теперь звенел металл. – Ты готов исполнять его волю беспрекословно?! Ты готов… умереть за веру?!

Яркая неистовая луна беспощадно светила в лицо приора, проявляя на нём самые мельчайшие черты и детали. Герардо переглотнул.

– Воистину!.. Воистину так, ваша милость! Я готов служить и готов умереть за веру! За Господа нашего, Спасителя Иезуса Христа! За нашу Святую Церковь!