Коллекция была обширной: с одной он провстречался полгода и расстались они на просто ужасной ноте, прямо-таки дерьмовой, будто пианино их отношений не просто расстроилось, а было сброшено с окна пятнадцатого этажа. В мусорный бак. За первой волочились две ее лучшие подруги, которые автоматически возненавидели Алукарда после расставания. Следом шла девушка, которую он пытался закадрить еще на первом курсе, но ни черта не вышло. Потом еще одна, уже с третьего курса, и, наконец, последняя – с которой он как-то поспорил на тему гендерного неравенства. Разговор залез в кроличью нору так глубоко, что выяснились вообще все неприятные наклонности злого и мерзкого Алукарда. По мнению сторонницы однополых браков он разве что детей не ел, да и то только потому, что разговор не дали довести до конца.

О чем он думал изначально, когда чистил зубы? Вот так вечно с ним – только стоит задуматься о чем-то одном, так из него вытекает второе, за тем третье и так далее, пока поток мыслей не унесется куда-то настолько далеко, что уже и непонятно зачем вообще все эти мысли существуют и в какой жизненной точке он сейчас находится. Горе-мыслитель вышел из ванной, зашел на кухню. Зачем? Приготовить чай. Нет. Времени на чай у него уже не хватает, выходить надо вот-вот, а то опоздает. Вот опаздывать он не любил, даже ненавидел. Одно дело прогулять пару целиком, совесть немного погудит, но отстанет, а вот опаздывать против его природы. Он сам не знал почему так, но всегда старался приходить вовремя. Ладно, раз времени на чай нет, надо попить водички, просто чтобы оправдать этот глупый поход на кухню, и можно продолжать утреннюю рутину.

Вернулся в спальню, собрал рюкзак, обычно он ходил с наплечной сумкой, но она предательски порвалась на днях, так что приходится складывать его целую одну тетрадку и две ручки в рюкзак. Почетные места в нем также занимали студенческий билет и ключи от квартиры. Все остальное он таскал в своих многочисленных карманах: телефон, наушники, сигареты с зажигалкой, банковскую карту, кучку трамвайных чеков, монетку, паспорт… Монетку он таскал по приколу. Иногда нужно было принимать сложные жизненные решения, например – с каким вкусом купить энергетик. В таких случаях он просто подбрасывал монетку и брал то, что выпало: орел – ягодный, решка – мятный. Все время выпадал орел, так что подсознательно свой выбор он делал еще на стадии определения, что будет орлом, а что решкой, но подкидывание монетки придавало ему уверенности и легкости. Пусть железка несет ответственность за его деяния.

Рутинное утро подходило к своему эпическому завершению, так что он обулся и вышел на улицу.

Трамвай приехал быстро – повезло, он был забит под завязку – не повезло. Вот такой вот баланс сил добра и зла, твою мать. Кое-как втиснувшись, он оплатил проезд. Иногда получалось этого избежать, но тогда всю поездку он сидел на иголках, боялся, что вот-вот подойдет кондуктор и спросит с него билетик. А билетика-то нет. И все, поезжай на нары, коротать срок с другими злостными нарушителями закона – людьми, которые переходят дорогу на красный свет и курят в общественных местах. Так что передвижение зайцем экономило его бюджет, но не нервы, тем не менее он каждый раз надеялся, что вот в этот раз его не заметят и он спокойно проедет свои пять остановок совершенно бесплатно, как батюшка Маркс завещал.

У университета вышел, закурил. В среднем он уничтожал пять-шесть сигарет в день, иногда это число превышало и десять, если надо было справиться с сильным стрессом или происходил какой-нибудь кипиш, включающий в себя алкоголь, разговоры с другими курящими людьми и… еще больше алкоголя. Выпить он, конечно, любил. А какой студент не любит? Это ж святое – собраться после пар, ну, или вместно них, в баре с парой таких же ищущих и забухать. Не сильно много, так, пару стаканов пива, может потом завалиться на квартиру с бутылочкой сорокаградусного. Но это скорее исключение. Обычно Алукард обходился парой банок пива в месяц, опустошение которых происходило в гордом одиночестве часа в два ночи.

Не заметил, как прошел турникет и дошел до кабинета, все эти мысли о пиве отвлекли. Отвлекали они его последнее время все чаще, ибо к живительному напитку он не притрагивался уже недели три, и пора бы эту ситуацию исправлять. Но сейчас было не до того, сейчас на очереди стояли четыре пары. Две лекции, две практики, ничего сложного, просто скучно. Алукард учился на гуманитария. Он уже забыл полное название специальности и только смутно помнил, в какой вообще сфере он крутится. Что-то вроде бы связанное с журналистикой.

Зашел в кабинет, занял свое место, разложил тетрадь и ручку. Использовать их он не планировал, но для виду полезно. Рядом сел его друг – Валера. Невысокий, но коренастый парень, со светлыми волосами и дурацкой прической – почти горшком. Лицо у него было немного выпуклое, нос и губы чуть толще обычного. На обложку журнала его бы не взяли, а вот рекламировать какой-нибудь тренажерный зал или игровое кресло – самое то.

С Валерой они познакомились на первом курсе, что логично. Логично оно также было и потому, что кроме них и еще одного странного паренька в группе мужчин не было. Двадцать две девушки и три парня, чистота природы. Пока пара не началась Валера затирал Алукарду про очередную девку, с которой он потрахался…бы, если бы она ему дала. Это было просто бесконечно вульгарно, и Алукарда тошнило от таких разговоров, о чем он, как любой уважающий себя мужчина, незамедлительно сообщил своему одногруппнику.

– Ты можешь хоть раз не начинать разговор с этой херни?

– С какой?

– Ты совсем дебил? Ты, сука девственник, да такой, что дева Мария бы обзавидовалась. Не надо мне вот это вот твое «Будь я повыше ростом, она бы от меня взгляд не отводила», херня это, ты сам это должен понимать.

– Тебе обязательно портить все? Всегда? Могу я помечтать на старости лет. – Валера был на два дня старше Алукарда. – Просто мысли вслух.

– Мысли, Олег, – Фамилия Валеры было Олегов. – на то и мысли, чтобы их думать. Думать куда-нибудь внутрь, а не наружу. Размышляй я вслух, тебе бы это не понравилось.

– Почему ты так думаешь?

– Мы знакомы четыре года, а ты не в курсе какие у меня мысли роятся в голове?

– В курсе, поэтому и спрашиваю. Если бы мне не нравились твои мысли, я б тебя обходил стороной за три версты, как Жеку. – Странного паренька, который к этому моменту, к счастью, еще не зашел в аудиторию.

– Как мило, давай поцелуемся?

На этих словах в кабинет зашел преподаватель и пара началась. Началась неторопливо, лениво. Продолжалась она, впрочем, точно также. Под конец Алукард ерзал, нетерпеливо поглядывая на часы в ожидании перекура. Наконец, стрелки встали на свои заветные места, и он бодро встал и потянул Валеру за собой в курилку. Валера тоже курил.

Курили неторопливо, наслаждаясь моментом. Потому что курилка – место святое. Сюда стекаются все, от мала до велика, чтобы заняться любимым делом в те редкие минуты покоя, которые любезно предоставляет университет. Тут торчали и преподаватели и пекусы и старшие курсы. Уборщик, парень, который проходил мимо и увидел знакомое лицо, чувак, который мыл сегодня окна в аудитории триста восемьдесят один…

Люди курили, кайфовали.

Однако рано или поздно пара должна была начаться, и она началась. Вторая лекция. Было долго и скучно, как и на первой. Большинство лекций в принципе скучные, разве что иногда появлялись такие темы, про которые было интересно послушать, ну, или препод попадался веселый, на приколе рассказывающий какой-нибудь веселый бред из своей жизни. Однако большинство времени Алукард проводил либо за залипанием в телефон, либо за болтовней с Валерой. Также вышло и в этот раз.

– А что, если весь мир – это проекция твоего больного сознания? – Начал раздувать очередной глубочайший разговор Олег. – Тогда на хер вообще стараться что-то делать, проще остаться дома и посмотреть, что будет.

– Это называется солипсизм.

– Что?

– Солипсизм. Это теория о том, что весь мир – это чисто твоя выдумка, что все в твоей голове. Интересная тема так-то, зачастую, если держать эту идею в голове, начинаешь замечать всякие странности вокруг, как будто матрица дала сбой.