Еще одна усмешка, скорее жестокая, чем злая, и еще более тихое:
– Каиль, – он стер большим пальцем влажную дорожку слез на моей щеке, – ты была права, я не зверь, я хуже. И я больше не буду ждать. Ждать ведь бессмысленно, не так ли? И я это чувствовал. С самого начала ощущал, что ждать от тебя чувств бессмысленно. Жаль, слишком поздно я это сумел это принять.
Я смотрела на него в ужасе.
В каком-то бесконечно нарастающем ужасе.
Я видела его бледное лицо, на котором решимость отчетливо проступала сквозь муку, я видела его глаза – два озера боли: затаенной, скрытой, скрываемой вероятно даже от самого себя. Я чувствовала, что ему нелегко дались эти слова, каждое из его слов, но я не хотела… просто не хотела знать этого, другого князя Даркана, того настоящего князя Даркана, который скрывался под маской вальяжно-небрежной отстраненности с грацией истинного аристократа, с силой настоящего монстра, с душой… пустой и разбитой.
Это был уже не тот вампир, в чью машину я села так неосмотрительно.
Даркан стал другим.
И я не знала, что его добило сильнее – я, или предательство Навьена. Но что-то сломало.
Сломало настолько, что князь не будет орать, крушить стены, и убивать он не будет тоже.
Убивать в смысле физически, а вот морально… морально он меня убьет. Здесь и сейчас. Потому что первый вариант заполучения меня не сработал. Не сработали украшения, совместные ужины, и попытка «держаться от меня подальше» в надежде, что я сумею полюбить монстра. А я не сумею, не смогу, и он это понял. Понял, но не смирился. Он просто поменял «вариант развития событий».
Сломанный, но не сломленный.
И это было страшно. Страшно осознавать, что у тебя с самого начала был «выбор без выбора». Страшно понимать, что в удерживающем меня вампире уже не осталось даже тени от адекватности и нормальности. Страшно чувствовать, что его слова, каждое из его слов – острая как бритва правда, правда которая раскромсала все, что оставалось в нем светлого, на рванные куски.
Страшно, очень страшно, и в тоже время… Да к чертовой матери, мне плевать!
Мне было плевать на его слова, на его страдания, на его попытки казаться нормальным для меня, на его «старался к тебе не прикасаться». Страдает он? Сожалеет? Влюбился? Его свет сошелся на мне клином, и я влезла в его сердце? Да мне все равно! Я не влезала! Я не просила в меня влюбляться! Я не просила на мне жениться! Я… я вообще не могу назвать изменой и предательством поцелуи с Навьеном, потому что нельзя называть изменой нарушение договоров, которые ты не заключал! А я не заключала!
И именно чувство происходящей несправедливости позволило, несмотря на капкан нечеловечески сильных рук князя, вытолкнуть из себя пусть и слабое, но уверенное:
– Я не изменяла тебе!
Ассоциация с капканом стала явственнее, едва, больно впиваясь в мое тело, проступили стальные мышцы вампира. Не совсем вампира. Монстра, который был способен без труда порвать любого вампира на части… и, к сожалению, в самом прямом, а не метафорическом смысле.
– Ты не изменяла? – переспросил Даркан.
Я смотрела в его багровеющие глаза и меня колотило от страха. Животного ужаса, глубинных инстинктов, вопивших до одури, что передо мной хищник, который сожрет не задумываясь. Но есть вещи похуже смерти – то, о чем не ведали инстинкты вместе с подсознанием, но о чем прекрасно был осведомлен разум.
А потому, под контроль эмоции и осторожно ступаем на лезвие бритвы, по которому предстояло пройти.
– Измены не было, – прошептала я, стараясь если и дрожать, то хоть не так заметно.
И взгляд князя изменился.
Из него ушла боль… Осталось только желание эту боль причинять.
– Измены не-бы-ло? – повторил он мою фразу, вот только так, что по телу холод стылый прошелся. – А что же это в таком случае было, Каиль?
Он отпустил меня в то же мгновение.
Полуобнаженный монстр с ленивой грацией непобедимого хищника, прошел к креслу, доставая на ходу из кармана брюк очки в тонкой золотой оправе. Развернулся, посмотрел на меня так, что если мне и было страшно до этого, то вот сейчас… сейчас стало страшнее. И как-то даже с издевкой надел очки.
А я как-то сразу поняла, что это начало моей казни.
Даркан отгородился. От моих мыслей. От моих просьб, которые, и я почему-то уже даже не сомневаюсь – последуют. От моих чувств. Ему больше не нужны были мои чувства, он пришел мстить за свою боль.
И я смотрела, как он медленно опускается в кресло, молодой мужчина вполне интеллигентного вида, на фоне Навьена – практически хрупкий, как сводит длинные холеные пальцы под подбородком, продолжая пристально смотреть на меня, и как на его губах появляется улыбка… страшная, безжалостная, предвкушающая и убийственная.
– Ты как-то сказала, что я даже не животное, я хуже. И секс со мной для тебя более чем извращение, не так ли?
Внутри все сжалось и заныло, от жуткого, страшного, чудовищного предчувствия.
– Слова имеют свойство ранить, Каиль, – очень тихо произнес князь, – особенно, если это слова твоей женщины. Но у нас, как выяснилось, имеется одна маленькая деталь, которую я несколько не учел – ты не считаешь себя моей женщиной.
В темных глазах за прозрачными стеклами очков, все ярче загораются алые зрачки. Солнце в пустыне лениво сжигает любую жизнь… Почему-то я думаю именно об этом несколько секунд прежде, чем до меня доходит – мой разум уже провел аналогию, и я уже знаю – сейчас вальяжно и безразлично сжигать будут меня. Флегматично. Отрешенно. Безжалостно.
– Раздевайся, – слово, сказанное почти неслышно.
Его можно было скорее угадать по движению губ, чем услышать…
Но его оказалось невозможно проигнорировать!
Это было сродни теплому порыву ветра, аромату жасмина и мяты, заполнившему всю спальню, окутавшему меня, околдовывающему. В животе вновь вспыхнуло желание, ноющее, тянущее, расползающееся. А в голове вдруг сделалось так восхитительно-восторженно пусто. Абсолютно пусто. Я словно вдруг оказалась под кайфом, с ощущением полета внутри, с желанием… с каким-то все нарастающим желанием… подчиняться? А с каких пор у меня вообще появилось желание подчиняться?
Но руки, мои руки, заскользили по плечам вниз, к застежкам на платье.
– Нет! – вырвалось криком.
Усмешка на губах Даркана, и вампир откинулся на спинку кресла, демонстративно наслаждаясь представлением. Не хватало лишь музыки, но словно подумав о том же, князь включил тихую мелодию, что-то из классики…
А я больше не могла, даже прошептать то «Нет!» что отчаянием билось в сознании.
Застежка за застежкой, и платье опадает грудой ткани к моим ногам.
– Красивая, – скользя взглядом по моему телу, произносит князь. – Какая же ты красивая… Туфли, Каиль, надень их.
Мне хочется орать. Броситься на этого урода, расцарапать такое прекрасное идеальное надменное лицо. Мне хочется остаться на месте и прикрыться руками… но я перешагиваю ткань, обхожу кровать, грациозно опускаюсь на край постели, и надеваю туфельку за туфелькой.
– У тебя очень красивые ноги, – тихий голос, сливающийся с тихой мелодией. – Встань и подойди.
Я не хочу. Не хочу вставать. Не хочу делать и шага. Я хочу умереть здесь и сейчас, только бы не чувствовать себя игрушкой, марионеткой в руках хозяина жизни и положения. Но в голове все та же восторженная пустота, каждый шаг дается легко, в каждом движении грация кошки, причем похотливой и жаждущей ласки хозяина.
Я останавливаюсь в шаге от Даркана.
– Распусти волосы.
Следующий приказ, я вынимаю шпильки, на спину и плечи тяжелой волной опадают волосы.
– Ты прекрасна, – цвет глаз вампира меняется, алый зрачок предвкушающе темнеет, во взгляде за тонким стеклом очков с золотой оправой, проступает голод.
– Украшения – сними их. Медленно.
Я понятия не имею, как все это расстегивать, на меня эту драгоценную мишуру цепляла Грэя, но… руки двигаются послушно, пальцы находят застежки и на пол осыпается колье, серьги, следом браслеты, кольца. Взгляд Даркана выразительно указывает на ножной браслет… Мне хотелось его послать. Матом. Грубо.
