Она дуется.

— А что это за штука? — показывает она на тяжелую артиллерию.

— Это базука.

— Базука? — вскрикивает она, а затем откидывает голову назад в приступе смеха. — Естественно, вашей братии и базуки в руки.

— Нам нравится идти на дело во всеоружии.

— А что насчет этого? — спрашивает она, указывая на другой.

— Огнемет.

— Точно. А это?

— Это катана.

— И для чего тебе нужна катана?

— Без особой причины, — признаю я. — Они просто смотрятся чертовски круто.

Она кивает в знак согласия и проводит пальцем по тупой кромке лезвия меча.

Боже, один вид этого уже сводит с ума.

— И с чем же мне предлагаешь поиграть? — интересуется она.

Скарлетт подлавливает меня как раз в тот момент, как я поправляю штаны.

— Ты завелся? — улыбается она. — Потому что я бы соврала, если бы сказала, что меня это не заводит.

Как бы я ни хотел снова втиснуть в нее свой член и трахнуть в этой комнате, это не то, для чего я ее сюда притащил. Поэтому я обхожу Скарлетт и беру несколько пистолетов. Револьверы и полуавтоматы разного веса и калибра.

Но потом Скарлетт указывает на АК-47 на стене.

— И его прихвати, — говорит она. — Хочу опробовать его.

Конечно, все чего бы она ни захотела.

Я прихватываю еще парочку стволов, а затем снабжаю патронами, прежде чем жестом предложить Скарлетт выйти наружу. Мы раскладываем все на деревянной скамейке перед мишенями, и Скарлетт уже не терпится. Она подпрыгивает на ногах, пальцы так и чешутся коснуться ее.

— Прежде всего, — говорю я ей. — Нам нужно определиться с тобой, какой глаз у тебя ведущий.

— Хорошо, — соглашается она. — Расскажи, что мне нужно делать.

Я встаю позади Скарлетт и тянусь к ее рукам, образуя руками треугольник, а затем раздвигая их.

— Посмотри туда, на мишень, — говорю я. — И встань так, чтобы она оказалась заключенной в этом треугольнике.

Скарлетт так и делает.

Когда она отводит руки чуть назад, то говорит мне, что ведущий у нее левый. Мы проверяем эту догадку еще несколько раз, чтобы убедиться в правдивости этого утверждения, а затем продолжаем.

— Мы начнем с «Глока».

Сначала я показываю ей азы. Магазин и предохранитель.

— Я стреляла из такого, — говорит она мне. — И он не выстрелил во второй раз.

Это разговор для следующего раза.

— Видишь вот здесь эту маленькую часть. Это затвор.

Я показываю ей, как он работает, а затем объясняю, что такое спусковой крючок.

— Вес твоего пальца должен быть равномерно распределен. Нужно до упора нажать и на эту среднюю часть, иначе второй раз он не выстрелит. Это предохранительный механизм.

— Хорошо.

Я передаю ей ствол.

— Прицелься и просто привыкни к тому, как он лежит в твоей руке, — говорю я. — К его весу.

Скарлетт протягивает руку и берет пистолет, он тяжелый в ее маленьких руках, но она хорошо с ним справляется.

— Ты все время носишь эту штуку с собой? — спрашивает она с недоверием.

— Ага.

Я ухмыляюсь.

— Верно.

— Господи.

— Немного согни колени.

Хватаю ее за бедра и прижимаю руку к пояснице.

— Выпрями локти и наклонись по направлению к цели.

— Как ощущения? — спрашиваю я.

— Все отлично, — говорит она. — Теперь я могу стрелять?

Скарлетт любит чувствовать себя сильной. Нет ничего более сильного, чем это. То, что она сейчас почувствует.

И я хочу дать Скарлетт это почувствовать.

Я научу ее всему, чему научился за эти годы. Всему, чему научил меня Найл. Я показываю Скарлетт детали и то, как они работают вместе. Я объясняю разницу между револьверами и полуавтоматами, и она чувствует разницу в отдаче между ними.

Скарлетта решает, что ей подходит полуавтомат. И в отличие от уроков самообороны, которой я пытался ее научить, на этот раз я полностью завладел ее вниманием.

Скарлетт - хорошая ученица. Она ни в коем случае не профессионал, но я уверен, что она сможет защитить себя, если ей когда-нибудь снова понадобится взять в руки оружие. Она быстро учится и хорошо выполняет мои указания. Вскоре от мишени разлетаются осколки, когда она бьет по ней снова и снова.

Когда мы переходим к АК, она удивляется, как легко ими пользоваться.

— Как думаешь, почему страны третьего мира выдают их завербованным детям? — спрашиваю я.

Скарлетт хмурится, и я не хочу портить ей настроение, но мне также нужно, чтобы она поняла, что такова реальность. У нас с ребятами, конечно, есть арсенал, но мы не живем на Диком Западе и не ходим и не стреляем по всем подряд при каждом удобном случае.

Мы собираем вещи, а она притихла.

— У тебя здорово получилось, — говорю я ей.

— Мне понравилось, — говорит она. — Ты был прав. Стрельба дарит ощущение некой эйфории.

Я киваю, и знаю, о чем она думает. О ком она думает.

— Мне нужны их имена, Скарлетт.

— Нет, — говорит она. — Не нужны.

— Я не смогу помочь тебе, если ты не будешь честна со мной. Если ты мне не доверяешь.

— Дело не в доверии, — говорит она. — Я посеяла эти семена, и можешь быть уверен, что я одна их и пожну.

— Ты хоть представляешь, каково это - причинить боль тому, кому бы ты не хотела причинить ее? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает Скарлетт. — Каждый, кому я хотя бы раз в жизни причиняла боль, этого заслуживал.

Я вздыхаю, и это только еще больше распаляет ее.

— Я знаю, ты думаешь, что спасешь мою душу, или что-то в этом роде. Вы, ирландские парнишки, очень на это надеетесь. Но ты не можешь спасти то, чего нет, Рори. Ты думаешь, что я буду жалеть об этом, но я точно не буду.

— Ты не можешь этого знать, — возражаю я. — И я не позволю, чтобы ты это узнала.

— Ты не обязан мне ничего позволять, — говорит она. — Я буду делать то, что хочу. С тобой или без тебя.

Я хватаю Скарлетт за талию и поднимаю на скамейку, обвивая ее ногами свой торс и закрывая ее лицо ладонями. Я не знаю, что ей сказать, чтобы она поняла. Это тот же самый спор, который мы ведем уже несколько месяцев.

Она все еще истерит, потому что я не дал ей убить мясника.

При всей силе и упрямстве Скарлетт, она не видит, что скрывается под ней. Ее хрупкое сердце. То, которое бьется в ее груди прямо сейчас, под другой моей ладонью.

— Ты все время убиваешь людей, — шепчет она мне. — И ты все равно хороший.

— Все не так просто, — говорю я ей. — Ты не знала меня до.

— До чего? — спрашивает она.

— До моего отца. Он был моим первым. Первым, кого я убил.

Скарлетт молчит, вглядом изучает мое лицо, и некоторые из ее стен рушатся под тяжестью моего признания. Тогда я говорю ей то, что не смел произнести вслух, не говорил никому, даже своим братьям по Синдикату. Я признаюсь в своих грехах, чтобы она поняла меня.

— У него была тяжелая рука. Иногда прилетало мне. Но особенно жесток он был с моей мамочкой.

— Ты не должен мне этого говорить, — шепчет Скарлетт.

В ее глазах вспыхивает беспокойство. Беспокойство о том, что эта вещь между нами - это постоянное давление и притяжение - становится сильнее. Разрастается. И она не может остановить это.

Я не хочу, чтобы она это останавливала.

— Он был пьяницей, тупицей и вел праздный образ жизни. Не мог удержаться ни на одной работе. И он приходил домой и вымещал все на ней. Он делал это годами. Я слышал, как она плакала в спальне по ночам. Она сказала мне не беспокоиться об этом, ради ее блага. Так я и делал. Я задвинул свои чувства глубоко и брал то, что папаша нам предлагал, провоцируя его, чтобы он вымещал на мне все свои худшие дни. Я думал, что если он будет отыгрываться на мне, он перестанет гнобить ее. Но этого не произошло.

— Рори... — Скарлетт прижимается ко мне, умоляя не продолжать.

— Мне было тринадцать. И я был чертовски зол. Полон ярости и ненависти. К нему и ко всему живому. И однажды вечером он пришел домой и начал вести себя, как всегда. Я устал. К тому времени я вырос. Стал сильнее. Я пять минут слушал, как он ее бьет, пока не сорвался. — Я смотрю прямо в глаза Скарлетт и признаю правду. — Избил отца голыми руками. И когда я закончил, от его лица ничего не осталось.