– Такую игрушку стоит взять, – Вельдман погладил рояль с чувством, словно провел ладонью по бедрам молодой любовницы.

– Стоит взять, – подтвердил Тимонин.

– Не правда ли очень глубокий звук? – Вельдман настаивал на расширенном ответе. – Для настоящих знатоков, для ценителей музыки. Такого рояля в Москве с фонарями не найдете. Штучный экземпляр. Звук редкостный. Который трогает душу.

– Глубокий, редкостный, – согласился Тимонин. – Трогает.

Он выбрал тональность и запел «Я люблю тебя жизнь». Бухгалтер Луков подошел ближе и встал за спиной Тимонина. Вельдман поставил локти на крышку рояля, положил голову на раскрытые ладони. Он внимал песне и в эту минуту любил жизнь трепетно и нежно. Вельдман представлял, как на вырученные деньги достроит загородный особнячок и с доплатой поменяет подержанный «Форд» на новую «Ауди».

– Я люблю тебя снова и снова, – пел Тимонин.

– И снова, и снова, – поддержал директор и подумал, что покупатель слишком уж распелся. Надо бы и честь знать: сперва купи рояль, а уж потом пой на здоровье.

Выждав, когда песня закончится, Вельдман взял быка за рога и огласил долларовую цену, добавив, что это очень даже по-божески. Тут из-за спины Тимонина вылез бухгалтер Луков и от себя сообщил, что на самом деле инструмент стоит как минимум в полтора раза дороже.

Тимонин односложно согласился со всеми утверждениями директора и бухгалтера. Он вспоминал текст песни «Шел трамвай десятый номер», но окружившие его мужчины мешали воскресить в памяти полузабытые слова. Тут директор решился на главный вопрос:

– Значит, вы возьмете рояль? – спросил он.

– Возьму, – ответил Тимонин.

– Можно выписывать?

– Валяй, – кивнул Тимонин.

Ему уже порядком надоел толстый приставучий человек, который о чем-то брюзжит над самым ухом и мешает. Тимонин так и не вспомнил веселенькую песенку про трамвай. Попытался запеть «Я помню тот Ванинский порт», но оборвал себя на полуслове. Звуки музыки и песня больше не доставляли прежнего удовольствия, напротив, раздражали.

Но ещё больше раздражал человек, который все крутился рядом, вертелся, без конца задавал какие-то вопросы и, видимо, не собирался уходить.

Не вставая с табурета, Тимонин наклонился к портфелю, расстегнул замок и долго копался в кожаном чреве. «За деньгами полез, – решил Вельдман. Надо же, столько налички с собой носит. И не боится. Но, с другой стороны, это по-деловому: расчет на месте».

Однако Тимонин вытащил из портфеля вовсе не наличку в банковской упаковке. Вельдман увидел в руке покупателя тяжелый молоток. И онемел. Он подумал, что произошла какая-то ошибка, а потом и вовсе перестал соображать. Тимонин размахнулся, занес молоток высоко над головой, едва не задев Лукова, и ударил по желтоватым клавишам, отделанным пластинкам слоновой кости.

Рояль жалобно звякнул, осколки костяной отделки разлетелись по сторонам. Тимонин ещё несколько раз шарахнул по клавишам. Вельдман вышел из оцепенения, бросился вперед, повис на занесенной для очередного удара руке. Свободным кулаком Тимонин врезал директору по носу. Вельдман закричал от боли, упал на спину. Стукнувшись головой о кафель, на пару минут лишился чувств.

Отважная продавщица, шагнув вперед из-за спины впавшего в столбняк бухгалтера, повысила голос.

– Послушайте, гражданин. Вы… Послушайте, мужчина…

Тимонин ответил словами Маяковского.

– Я не мужчина, – сказал он. – Я облако в штанах.

– Послушайте…

Тимонин не слушал, он методично молотил по клавишам. Затем он встал на ноги, размахнулся и обрушил молоток на крышку рояля. Вельдман пришел в чувство и сел на полу.

– Помогите, – заорал он нечеловеческим голосом. – Люди, помогите.

После третьего удара треснувшая крышка, разломилась надвое. Луков с продавщицей, прижавшись спинами к стене, наблюдали за погромом. Тимонин сорвал крышку с петель, бросил обломки на пол, несколько раз саданул молотком по струнам. С металлическим тонким лязгом струны лопались, скручивались спиралями. Все, рояль накрылся одним местом.

Из служебного помещения выбежали дюжий коротко стриженый молодец в майке без рукавов. Молодой человек подрабатывал в магазине охранником, и все утро отсыпался в своей конуре после бессонной ночи, проведенной в объятиях студентки кулинарного профтехучилища.

Тимонин отбросил молоток в сторону. Он обрадовался, что, наконец, появился крепкий спортивный парень, достойный его кулаков.

Охранник, выставив вперед левую руку, пошел на противника, сблизился с Тимониным на расстояние удара. Тимонин накатил слева. Охранник, наклонив корпус, увернулся и двинул Тимонину справа в грудь и слева в челюсть. Тимонин устоял на ногах и даже улыбнулся неизвестно чему. Охраннику удалось провести только эти два удара. Других шансов Тимонин парню не дал, взял инициативу на себя.

Он выбросил вперед правую ногу, пнул охранники в щиколотку носком ботинка. Парень, не ожидавший такого хода, вскрикнул от боли. Тимонин выбросил левую ногу, и достал живота противника своим башмаком. А дальше стал работать кулаками. Пару раз ударил в голову, затем в туловище. Глотая кровь, охранник под градом сумел выстоять десять секунд – и то долго. Тимонин кончил дело мощным крюком в голову.

Противник отлетел в угол и сложился пополам.

– Помогите, – пискнул оставшийся без защиты Вельдман.

Директор перебирал ногами, стараясь встать, но подметки скользили по скользкому полу. Тимонин поднял вертящийся табурет на металлической ножке и запустил им в голову директора. Вельдман получил тяжелый нокаут и больше о помощи не взывал.

Продавщица, решившая, что директор убит бандитом, закричала от ужаса. Выскочила из магазина, кинулась на дорогу. На середине проезжей части сломала каблук, упала на асфальт, едва не угодив под колеса грузовика. Но проворно вскочила, сбросила с ног туфли и скрылась в соседнем дворе.

Самым нерасторопным оказался Луков. Тимонин шагнул к двери и накинул на ручки металлическую скобу, перерезав бухгалтеру путь к отступлению.

Луков, поняв что, пришла его очередь, заметался по пустому магазину между стеллажей. Бухгалтер бегал шустро и никак не давался в руки. Тогда Тимонин, уже запыхавшийся, сбросил на пол несколько гитар и пару тяжелых аккордеонов в чемоданах. Когда Луков споткнулся о препятствие, Тимонин по-звериному прыгнул вперед.

Ухватил бухгалтера за шиворот, поставил его на ноги и врезал по морде. Луков спиной отлетел на стеллаж, заставленный домбрами и балалайками, опрокинул его, разломав задом и спиной несколько инструментов. Луков встал на карачки и попытался уползти в подсобку. Но спасения не было.

Тимонин, словно подъемный кран, снова приподнял бухгалтера за шиворот. Луков, не желавший вставать, поджал ноги. Тогда Тимонин оставил бухгалтера стоять на коленях, взял с полки самою дорогую чешскую гитару. Держа гитару за гриф, Тимонин поднял её над головой и с размаху опустил на лысую бухгалтерскую голову, сделав Лукову испанский воротник. Тимонин хотел насадить на Лукова, как на шампуру, ещё одну что-нибудь.

Воспользовавшись замешательством нападавшего, окровавленный бухгалтер вскочил на ноги и как был, с гитарой на голове, убежал в подсобку, закрылся металлической дверью директорского кабинета. Лукова трясло, как в лихорадке. Он снял с головы гитару и долго рассматривал в зеркале свою исцарапанную голову похожую на красный мяч с ушами, шею в подтеках крови, изодранную рубашку.

– Что он со мной сделал? – повторял бухгалтер. – Что он, сука, со мной сделал?

От испуга Луков даже не догадался вызвать милицию.

Тимонин, уже выпустивший пар, нашел на полу молоток, взял портфель. Вытащив банку, зачем-то высыпал на пол трехсантиметровые гвозди. Подумал и раздолбал несколько аккордеонов. Напоследок расколотил молотком зеркальную витрину двойного стекла и ушел в неизвестном направлении.