А вообще, неплохо было бы поторопить дядюшку. Если бы он ненароком свалился с лошади… или выпил какое-нибудь ядовитое зелье…

Виконт даже представил себе маленький хрустальный флакончик.

И тут же почувствовал на себе чей-то взгляд.

Он испуганно оглянулся, словно его застали за чем-то предосудительным, и увидел хозяйку салона.

Герцогиня смотрела на него через свой лорнет.

Виконт направился к выходу, когда рядом с ним возник смуглый дворянин, поклонился и вполголоса проговорил:

– Госпожа герцогиня просила передать вам, что не станет настаивать на возвращении долга.

– Как так? – Виконт вспыхнул. – Карточный долг – это долг чести! Что обо мне станут говорить…

– Ничего не станут. Не беспокойтесь, ни одна живая душа об этом не узнает. Госпожа герцогиня обставит все так, как будто вы своевременно вернули ей долг.

– За что мне такая поблажка?

– Госпожа герцогиня надеется, что вы станете друзьями, и когда ей понадобится от вас какая-нибудь небольшая услуга, вы не преминете ее оказать.

– Я и так не отказал бы даме!

– Ну, значит, вам будет совсем несложно выполнить ее просьбу.

Виконт хотел что-то ответить, но смуглый незнакомец понизил голос и проговорил доверительно:

– И вот еще что. Герцогиня просила передать вам вот этот флакончик…

Он вложил в руку виконта маленький хрустальный пузырек.

– Что это? Духи? – Виконт удивленно смотрел на флакон. Он был точно такой, какой виконт только что себе представил.

– Можно и так сказать. Но будьте осторожны с этими… духами. Если вы капнете из флакона в бокал вашего дядюшки, многие ваши проблемы благополучно решатся.

Виконт побледнел, хотел возмутиться, но смуглый незнакомец уже исчез.

Выйдя из метро, я вспомнила номер автобуса, на котором ехала утром.

Без труда нашла его остановку, подождала минут двадцать и, наконец, поехала сначала по городу, потом по знакомым улочкам между старыми дачами и загородными домами. Вот интересно, вроде бы гораздо ближе к городу, чем та дача, куда привез меня вчера Лешка, но вот стоит же тут такой заброшенный дом, и никто его не трогает, хоть дверь открыта. Бомжи бы обязательно поселились…

Теперь главной моей задачей было не пропустить нужное место…

Несколько раз мне казалось, что я узнала то один дом, то другой.

Но наконец я увидела расколотое молнией дерево и бросилась к выходу из автобуса.

Водитель немного поворчал, но остановился.

Я подошла к дереву, огляделась.

Да, вот та самая тропинка, по которой я вышла на дорогу…

Я пошла по ней между разросшимися кустами шиповника, боярышника и сирени.

Шиповник цеплялся за одежду, норовил поцарапать лицо – но я решительно шла вперед…

Наконец тропинка оборвалась, я оказалась на просторной поляне…

Но дома передо мной не было.

Но как же так?

Ведь я хорошо помню его! Помню высокое крыльцо, по сторонам которого сидели две каменные собаки… помню, как утром бежала оттуда по этой вот тропинке… ну да, еще дерево сломанное, на нем ворона сидела…

Дерево есть, вот оно, вороны нет, но это ничего не значит. Итак, поляна та самая, но где же дом?

На всякий случай я прошла еще немного вперед – но на поляне не было никаких следов дома, не было ни развалин, ни старого фундамента – вообще ничего.

Ну, значит, я ошиблась, пошла не по той тропинке.

Другого объяснения нет и быть не может.

Я вернулась к расколотому дереву, огляделась вокруг…

Никакой другой тропинки от него не шло. Все же я прошла немного по шоссе, но дальше было с него просто не сойти из-за канавы, заполненной ржавой вонючей водой. Тогда я пошла в другую сторону и увидела неподалеку стеклянный павильончик продовольственного магазина.

В таких магазинчиках обычно все знают, а уж про старый дом мне наверняка скажут… Хотя что они могут сказать, если дома нет?

Здравый смысл и элементарная осторожность подсказывали мне, что нужно проститься с очками и сесть на обратный автобус, но я не прислушалась и вошла в магазин.

За прилавком стояла монументальная продавщица. Все у нее было крупное, и всего было много: нос картофелиной, глаза как блюдца, да еще подведенные до висков, брови как две черные гусеницы, губы щедро намазаны красной помадой, волосы стояли как наэлектризованные.

Перед ней суетился хлипкий старичок в старомодной потертой шляпе.

– Зинаида Павловна, – говорил он, заметно шепелявя, – это ведь нехорошо, когда такая интересная женщина, как, например, вы, живет одна. Женщине непременно нужен спутник жизни.

– Леонид Парфенович, – отвечала ему продавщица усталым голосом, – я с вами, может быть, и согласна, да где же его взять, спутника?

– А вы, Зинаида Павловна, оглядитесь по сторонам, может быть, и увидите.

Продавщица послушно огляделась, даже заглянула под прилавок, потом пожала мощными плечами:

– Сколько ни оглядываюсь, ничего подходящего не вижу!

– А вы, Зинаида Павловна, лучше приглядитесь! Может быть, он как раз совсем близко. – И старичок приосанился, поправил шляпу и многозначительно посмотрел на продавщицу.

Я подошла к прилавку и деликатно проговорила:

– Можно у вас спросить…

– Девушка, – строго произнесла продавщица, – вы видите, что я обслуживаю человека в порядке живой очереди? Вот обслужу, тогда и спрашивайте!

В это время дверь павильона снова распахнулась, и в него ввалилась раскрасневшаяся тетка в розовом спортивном костюме.

– Зин! – выпалила она с порога. – Отпусти мне срочно чего-нибудь холодного, а то я прям сейчас лопну.

– Холо-одного? – с интересом переспросила продавщица. – Никак ты опять с Анатолием поссорилась?

– Да ты чего, Зин? – фыркнула розовая особа. – При чем тут Анатолий, когда он сегодня на сутках?

– А тогда что с тобой такое случилось?

– Ох, и не спрашивай!

– Ну, если ты не хочешь, не буду… а все ж таки, что с тобой такое стряслось?

– Представляешь, моя Мальвинка гулять запросилась не в свое время. Видно, съела что-то не то. Она вечно ест что ни попадя… уж как я ее ругаю и поводком шлепаю, а все норовит какую-то дрянь сожрать. Вот на той неделе…

– Ты, Татьяна, не отвлекайся на постороннее! – одернула ее продавщица. – Ты хотела рассказать, что с тобой случилось, а сама на собаку свою перекинулась…

– Ничего не перекинулась, а если и перекинулась, значит, так надо! И собака моя нисколько не посторонняя, а самая что ни на есть близкая. В общем, вывела я Мальвинку гулять, а она, вместо того чтобы свои дела по-быстрому сделать, потащила меня к тому пустырю, который возле старого дома Клавдии Васильевны… ну, который сгорел двадцать лет назад, после поминок…

– Опять ты отвлекаешься! А меня, между прочим, люди ждут в порядке живой очереди! – И продавщица покосилась на меня.

Я попыталась воспользоваться ее вниманием и задать свой вопрос, но тетка оттеснила меня от прилавка.

– Ничего не отвлекаюсь! – возразила она продавщице. – Ничего не отвлекаюсь, а как раз подхожу к самому что ни на есть главному. Значит, я ее тащу к дому, а она меня – к пустырю, а моя Мальвинка, когда захочет, может слона пересилить. В общем, затащила она меня к тому пустырю, я смотрю – там машина стоит.

– Машина? – с интересом переспросила продавщица. – Участкового, что ли? Это, значит, он снова стал к Ксении наведываться?

– Да ничего не участкового! – отмахнулась Татьяна. – У участкового серенькая такая машинешка, а тут – прямо красота, вся переливается, как майский жук!

При этих словах я насторожилась и вся обратилась в слух. Машина вся переливается, опять же где-то поблизости я выбежала из нее.

Татьяна же продолжила:

– Стоит, значит, машина, и дверцы у нее открыты. И моя Мальвинка прямо к этой машине подбежала, уселась возле нее и завыла.

– Завыла? Это не к добру!