Иногда мне даже нравится оставаться одной, но не все же время.

– Я тут познакомилась с одним парнем, у него свой дом в Ниме. Он типа из коммуны. Но не для сектантов, а для тусовщиков, понимаешь? Но если хочешь, я останусь.

Деб не признает полутонов. В раздражении я отворачиваюсь к холодильнику и бездумно разглядываю продукты.

– Конечно, тебе стоит поехать, – бросаю я через плечо.

– Если тебе нужна помощь, я останусь, – повторяет она искренне.

Невозможно долго сердиться на Деб. Она настроилась на поездку, и ей кажется, что мне от нее может быть нужна только помощь.

– Езжай. – Закрываю холодильник. – Найди себе французского хиппи посимпатичнее.

Мы снова притихаем: наш гость вышел из кухни на террасу и теперь что-то говорит, но слов не разобрать.

– Сам с собой разговаривает? – Деб прислушивается. – А может, он никакой не постоялец, а просто псих, который решил, что нашел пустой дом?

Приоткрываю дверь. Вилла стоит на холме, а дверь в нашу квартиру находится справа, скрытая от глаз дорожкой, ведущей от кухни к террасе с бассейном.

Через щель я наблюдаю, как гость ходит туда-сюда по террасе. Видны, правда, только слегка загорелые ноги. Он босиком, в бежевых шортах, с полупустой бутылкой пива в руках, которой постукивает по бедру. На психа вроде не похож.

– Что ты…

Шикаю на Деб и напрягаю слух. Похоже, какие-то стихи.

– Он странствовал по воле Глорианы, он Королеву Духов звал своей [3]…

– Шекспир или что-то вроде него? – шепчет Деб, а затем отпихивает меня и открывает дверь пошире.

– Деб, тихо, – шиплю я.

Смотрителям не положено шпионить за гостями. О такой работе на лето можно было только и мечтать, и порой меня охватывает страх, что мы с Деб напортачим, и кто-нибудь из гостей пожалуется родителям Шерри.

– …он в дальние наведывался страны, а сам в душе стремился только к ней, и взгляд ее был для него ценней… сильней… Да чтоб тебя! – Остановившись, гость отхлебывает пива.

А он из мажоров – выговор аристократический, как у Хью Гранта.

Деб прыскает в кулак, и гость замирает. Ахнув, оттаскиваю ее от двери.

– Да успокойся ты. – Волоку Деб обратно в гостиную. – Давай не будем его бесить в первый же день.

– А парень ничего, – заявляет Деб, плюхаясь на диван.

Как почти вся мебель в квартире, диван когда-то стоял в доме, а затем был отправлен сюда, когда мама Шерри затеяла ремонт. На лиловом бархате правого подлокотника красуется огромное пятно от красного вина – но тут мы с Деб, к счастью, ни при чем.

– Это ты по ногам поняла?

Деб кивает.

– Ступни и не о таком еще расскажут.

Типичная фразочка Деб, в которую лучше не вдаваться, а то такого узнаешь…

– Так что, остаешься, сраженная сексуальными лодыжками?

Деб задумывается на мгновение, потом качает головой.

– Мажоров в шортах и дома навалом. А я мечтаю о длинноволосом французе-хиппи.

– Когда же тебе это надоест? – спрашиваю я, прижимая к груди подушку.

– Ты про что?

– Ну, скажем так, интрижки…

Деб вытягивает ноги на диване. Лак на ногтях облупившийся, на обеих голенях синяки. Смуглый оттенок кожи Деб унаследовала от отца – ее дед по отцовской линии был из Ганы, – а я бледная, как поганка. Вообще-то, мы сводные сестры, но меня раздражает, когда про это напоминают. Деб моя родная душа и мой лучший друг, и единственный человек, кто меня по-настоящему понимает. Я же ее опора, и ко мне она всегда возвращается. Так что мы родные друг другу на все сто.

В детстве я терпеть не могла, когда приходил отец Деб. Они гуляли в парке или ездили в город, а меня с собой не брали. Папа волновался и грустил, пока Деб не возвращалась, тогда они играли в железную дорогу, и снова все было хорошо. Как бы ужасно это ни звучало, но я радовалась, когда мама ссорилась с отцом Деб. Мне исполнилось восемь, и он наконец совсем перестал приходить, и Деб попросту вычеркнула его из своей жизни – вторых шансов она не дает.

– А с чего мне должно надоесть? Разнообразие же.

– Тебе не хочется настоящих отношений?

– Настоящих? А сейчас что не так? Я знаю, кто я и чего хочу. Мне не нужен какой-то парень, чтобы сделать меня полноценной, никаких вторых половинок.

– А детей ты не хочешь?

– Не-а. – Почесав живот, Деб поднимает голову к потолку. – Вот в этом я уверена. Никаких детей. Никогда.

Деб все-таки отправляется в Ним, но что ее потрепанная арендованная машина уезжает, я узнаю только по звуку заводящегося двигателя. Сестра не очень-то любит прощаться. Точнее, она не любит объятья, а при прощаниях это вроде как принято. С самого детства мы лишь отправляем другу друг сообщение и обязательно постфактум. Мне это даже нравится – мы вообще редко пользуемся мессенджерами, а потому наша переписка очень милая. Так что отправляю ей сообщение.

Чао-какао. Буду нужна, пиши.

Обычно мы с Деб представляемся гостям, как только они приезжают, но в этот раз я решила подождать до ее отъезда. Зачем знакомиться с двумя смотрительницами, если второй все равно не будет.

Из квартиры в кухню главного дома ведет узкая винтовая лестница, и дверь с нашей стороны всегда заперта. Я поднимаюсь и громко стучу, а то бывали случаи. Вхожу как-то раз на кухню, а там шотландец с пивным животом лопает печенье, голышом.

– Здравствуйте! – кричу я. – Мистер Эббот?

Тишина. Отпираю дверь и осторожно вхожу.

Никого. Ох и бардак: огрызки багета, пустые бутылки, сырные корки, кусочек масла растекается в лужицу. Неодобрительно цыкаю, но тут же одергиваю себя – не хочу быть похожей на свою же мать.

Я грызу хлеб и навожу порядок. Кем бы ни был наш гость, убирать за собой он не привык. А еще он пьян, судя по количеству пустых бутылок. Закончив с уборкой, я настороженно замираю посреди кухни. Тишина, только сверчки стрекочут. Даже непривычно, обычно дом полон звуков. Иногда постояльцы ездят в город, но к вечеру возвращаются, да и Деб чаще всего здесь.

Жутковато. В доме только я и пьяный незнакомец. Пересчитываю бутылки: пять от пива и одна полупустая от вина.

Я еще раз осматриваю кухню, выглядываю на террасу и выхожу в просторный холл.

– Есть кто-нибудь? – тихо зову я.

Здесь прохладнее – тяжелые двойные двери плотно закрыты и не пропускают свет и жару с улицы. У подножия лестницы валяется куртка, и я вешаю ее на перила. Джинсовка с флисовой подкладкой – должно быть, приехал из холодных краев. Здесь в такой в момент спаришься. Запах от куртки апельсиновый, древесный и мужской.

– Мистер Эббот?

Прохожу через холл, столовую, банкетный зал, гостиную. Ничего не тронуто, все как перед приездом гостей. Значит, он наверху. Наверх мы поднимаемся, только если нужно помочь с засором в трубах или чем-то в таком роде. Спальни – это личное пространство.

Ну и хорошо, я вздыхаю с облегчением и возвращаюсь вниз, заперев за собой дверь. В квартире все как всегда: уют, бардак и ни капли дневного света. Устроившись на диване, я включаю телевизор. Надо будет поговорить с мистером Эбботом завтра. Только не с утра, пусть сначала протрезвеет.

Просыпаюсь я от грохота ставень. Похоже, гость не догадался закрепить их на крючки… Сонно простонав, накрываюсь одеялом с головой. Но мистраль – как здесь называют холодный северный ветер – сильный, так что окна могут и разбиться.

А этот на кухне снова разговаривает сам с собой. Слов через потолок не слышно, но по интонации понятно, что снова стихи.

Я тянусь за телефоном: восемь утра. Рановато для знакомства. Странное чувство потерянности, охватившее меня прошлым вечером, прошло, и я рада, что вся кровать в моем распоряжении. С Деб спать мало того, что неудобно, так она еще и разговаривает во сне: однажды начала бормотать что-то про политику консервативной партии.

Одинокий гость продолжает ходить по дому. Интересно, как он выглядит… Данных у меня не так и много – ноги и голос. Полагаю, кудрявый брюнет, щетина, пара пуговиц на рубашке расстегнута, а на шее фамильный кулон.