Иногда я удивлялся почему Выговский не преподает философию, ведь его тирады являлись довольно крепкой позицией, что совмещали трактаты Фрейда, Платона и Ницше. Часто лекции превращались в дебаты, когда Вася пылающим взором сверлил учителя, доказывая ему почему в холодной войне победила не та сторона и почему коммунизм “рай на Земле”. Я не вмешивался в подобное, меня просто восхищала высота полета мыслей, что кружилась над столицей, восхищало, что я коснулся недоступного в моей селе, запретного плода знаний.
– Время вышло, вы свободны, – молвил Федор и спрятал наручные часы за рукавом рубашки, – отлично поработали сегодня!
– Валя!, – голос Васи отражался в громоздкой аудитории, что напоминала огромные ступени с длинными столами и лавочками, – подожди минутку!, – в попехах закинув свои вещи внутрь рюкзака, парень ловко спустился к столику, – пошли, прогуляемся.
Поднявшись, мы вышли в коридор, что был набит вечно тараторящими студентами, которые спешили по своим делам, создавая ощущение автомобильной дороги, где каждому не хватает места чтобы проехать.
Это не было похоже на Василия, тот самый Вася бы выложил всю информацию прямо на стол еще в аудитории, когда этот ищет потайной угол, а в идеале заманивает в свою комнату. Парня будто обливало контрастным душем, то он разворачивается с полной готовностью что-то сказать, как резким движением ускоряет шаг и ведет дальше. Я успеваю только ловить кончик его плаща, с каждой минутой интерес захватывал меня все больше, но бессилие перед неразговорчивым человеком заставляло молча терпеть.
Текут эмоции в промежность судьбы.
* * *
Я всегда старался быть человеком праведным, независимым от чуждых эмоций и переживаний, но всегда ничего не получалось, всегда идеология, что строил внутри, рушилась на практике. В этот момент я решил, что настоящая сила – в правде, в горькой разрухе твоего сознания, что именуется истинной.
Шел проливной дождь, за окном бесновались молнии, ветер вел деревья в бурный вальс по округе, капли барабанили по окнам, а я шел в полупустом и тускло освещенном коридоре общежития, злой как черт, всматриваясь в каждую дверь и прислушиваясь к каждому шороху. Как вдруг я услышал то чего боялся больше всего, услышал то, что ожидал услышать, но так не хотел. Громкие вздохи, стоны, полные удовольствия крики доносились с комнаты Надежды, при обычных обстоятельствах я просто подумал что дело её личное, или на крайний случай её соседок, но в этот миг, прекрасно зная, что та самая непорочная Надежда, торгует своим телом, аки гадюка извиваясь под разными ублюдками, понимая, что делает это не с добра, что девушка опустилась во все тяжкие, ради продолжения обучения, я попросту не мог сидеть камешком и терпеть.
– Давай, еще немножко, – светлая кожа Валерьяна побледнела еще больше, ведь этот голос, по старчески мудрый голосок – Федор Владимирович, который решил поддаться запретному плоду, напиться плотью несовершеннолетней.
– Как ты могла!, – я распахнул дверь, весь запыханный и красный начал выдавать давно заготовленный текст, – я верил в твое чувство собственной гордости, Надежда, но чтобы так!
Изумленная парочка в попехах прикрывая причинные места, пыталась объяснится, Надя орала что-то про безвыходность, про кризис и беспомощность, но мной овладел гнев, неистовый, яростный, звериная ненависть. Смотря на рожу того старикана, которому верил, которого так внимательно слушал, на кого подсознательно равнялся, не мог стерпеть, не мог развернутся и просто уйти, забыв о его поступке, она для меня больше чем знакомая, больше чем просто подруга, она мне – сестра.
Эмоции, аки художник красками, безумными взмахами кисти по белоснежному полотну, созидали картину настроения отдельного человека. Но как? Как у меня получилось совершить идеальное преступление? Будто управляем инстинктом я выхватил перчатки, чтобы не оставить своих отпечатков, поднял старую трубу с пола. А потом, как в тумане . . .
<=To=be=continued=<
Глава 2 “Мифология Оптимизма”
ШОУ ТАЛАНТОВ!
СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ!
НАШИ СТУДЕНТЫ ПОКАЖУТ НА ЧТО СПОСОБНЫ!
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!
Всеобщая суета вокруг актового зала напоминала огромный муравейник, множество особей шныряли по всем углам длинного коридора, каждый делал свое, был увлечен личным интересом, но все ждали момента, когда дверь откроется, и такое важное мероприятие начнется. Не на своем месте был и Вася, ведь его выступление казалось знаковым, этот момент когда Василий, известный как прилежный ученик и ответственный староста, наконец-то раскроет нутро исполнив композицию собственного сочинения, на такую большую публику. Он сидел в дальнем углу, истошно репетируя, давно сбитыми в мозоли пальцами, аккорды.
– Вась, может настроишь гитару?, – прервал звон в голове парня Валерьян, – она же бринит, немного, но заметно.
– А! Валя, это ты, я не заметил, – нервно ухмыльнулся артист, – нет, так и должно быть. У меня жанр такой. И кстати!, – он поставил гитару около своего стульчика и немного наклонился ближе, – я считаю, что тебе надо поговорить с Надей о том что произошло, ты поступаешь как конченный эгоист, ей богу!
– Не знаю, Вася. Я не вижу чтобы она была расположенная к разговору, тем более после того самого.
– Друг, алиби я тебе обеспечил, знаю, и тебя, и ситуацию, осознаю всю серьезность, но ты же лучше меня понимаешь, что обычный разговор всегда решает все проблемы. Ты же мужчина! Ты должен расположить её к разговору!, – говорил он активно раскидывая революционные жесты.
– Надеюсь ты прав…
То что произошло ранее, было чем-то странным, некий всплеск неконтролируемых эмоций, что воспылали во мне. Я никогда с таким не сталкивался, наверное потому что и никогда так сильно не привязывался к людям. Но боже мой! Почему я настолько уверен, что поступил правильно? Почему я настолько торжествую от того, что смог засадить старого педофила за решетку и уберечь свою шкуру и Надежды. Я монстр?
Откинув тревожные мысли решил расслабится на шоу талантов, посмотреть на такое интригующее выступление Васи, а потом уже решать.
* * *
– Василий Трубецкий!, – прозвучал голос со сцены.
– Ну все, с богом, – ухватившись за электронную гитару парень поднялся и уверенным шагом вышел на сцену, – у песни нету названия, каждый почувствует свое, – проговорил тот в микрофон и сел на примитивного вида табурет.
Легким перебором он объявил начало песни, затишье было недолгим, в силу вступил вокал, что пробирал до костей, в нем не было особой профессиональности или птичьей мелодичности, голос брал иным, он звучал из недр души, создавал монументальную стену смыслов, идеологий и сердечных криков. Текст не блистал поэтическими рифмами, но как и вокал пронизывал своим нутром, брал тем что оно не было и песней вовсе, а смесью чего-то за гранью сознания, он говорил на всех языках сразу, ударял каждого до дрожи в груди своею грозовой сутью. С каждой минутой композиция нарастала все большими оборотами, руки Васи бешено били по струнам заряжая зал энергией, на последних минутах голос чуть ли не срывался на крик, а дребезжание струн обрело свой смысл и шарм, казалось будто если гитара была бы хорошо настроена песня не имела смысла. Подняв голову и взглянув в глаза исполнителю, можно было ужаснутся их пустоте, безвыходности и обреченности, этот взгляд будто узнал и увидел то, что не следовало открывать ни одной живой душе. Когда тайфун закончился, хотелось тяжело выдохнуть, Вася весь в поту поднялся, его физиономия не выдала ничего, кроме скупой слезы, чей ручей катился по щеке, он элегантно поклонился и вышел из зала, захлопнув дверь, вернувшись в свою комнату он еще долго слышал жуткий гул аплодисментов.