Рассказал, например, как открыл тюбик с соком крыжовника:

— Вдруг выскочила капля сока. И повисла у меня перед лицом в воздухе!.

Поймал ее крышечкой. .

Или про то, что во время вращения корабля «Луна прошла в иллюминаторе, как в фильме «Веселые ребята». Помните, там еще песенку поют: «Черные

стрелки проходят циферблат. .»

А про срывающиеся на спуске в верхних слоях атмосферы клочья наружной

теплоизоляционной обшивки сказал так:

— Как хлопья снега в новогоднюю ночь. .

Рассказал и о вещах, хотя далеко не столь приятных, как все эти милые

подробности, но несравненно более существенных. В частности, не умолчал о

том, что через некоторое время пребывания в невесомости начал ощущать

нарушения в работе вестибулярного аппарата — легкое головокружение и

поташнивание. Правда, стоило ему принять исходную собранную позу и

зафиксировать неподвижно голову, как эти неприятные явления стали заметно

слабее. А после того как космонавт поспал (первый сон человека в космосе!), почти полностью исчезли.

Наблюдавший Германа Титова врач, опытный авиационный медик Евгений

Алексеевич Федоров, узнавший вместе со своим коллегой Иваном Ивановичем

Бряновым и дублером Титова Николаевым об испытанных космонавтом

вестибулярных нарушениях сразу, на месте приземления, от самого Титова, сказал ему:

— Гера, об этом расскажи на комиссии подробно. Это штука очень серьезная.

И Титов рассказал.

Рассказал, не поддавшись естественно возникшей вокруг пего победно

ликующей атмосфере, без преувеличения, всемирного масштаба, на фоне которой

вряд ли очень уж хотелось ему произносить какое-то «но».

326 Это далеко не такое простое дело — не поддаться атмосфере! Особенно

атмосфере парадной. Иногда это бывает даже труднее, чем не поддаться

воздействию власти, страха, зависти и других, бесконечное число раз отраженных

в литературе и искусстве факторов, мощно влияющих на души человеческие.

Гораздо труднее!

Титов — не поддался.!. Эту его моральную победу над самим собой я

склонен расценивать, по крайней мере, не ниже, чем саму готовность сесть в

космический корабль и лететь на нем в космос.

Теперь каждому, кто хотя бы в малой степени связан с космическими

исследованиями, ясно, что космонавт-2 оказался первым человеком, реально

столкнувшимся с одной из наиболее сложных проблем космонавтики.

Невозможно переоценить значение этих его наблюдений, проведенных — в

соответствии с благородными традициями многих славных естествоиспытателей

— над самим собой. Теперь мы все это понимаем. Но то теперь. А в день, когда

Титов отчитывался за выполненный полет, раздались было и такие голоса:

— Ну и стоит ли об этом шуметь? Акцентировать внимание!. Скажите, большое дело: поташнивало его! Голова кружилась! Нежности телячьи. . Это, к

вашему сведению, и без всякого космоса случается.. Да и вообще — вы можете

поручиться, что это у Титова не индивидуальное? Может быть, он просто легко

укачивается? А вы сразу на весь белый свет раззвоните.. Нет, нечего в бочку

меда подпускать ложку дегтя. Полет прошел отлично, космонавт чувствовал себя

прекрасно — и все!

Но, к чести руководителей нашей космической программы — а они почти все

присутствовали при отчете космонавта, — подобная страусовая тактика

поддержки у них не получила. К возникшим у Титова вестибулярным явлениям

решено было отнестись со всей серьезностью — решено фактически даже без

дискуссии.

Единственное, о чем высокий синклит вроде бы на минуту призадумался, —

это об «на весь белый свет раззвоните». Может быть, действительно пока не

стоит? Не лучше ли подождать подтверждения — или опровержения — в

следующих полетах, а уж тогда. .

Но, поразмыслив немного, решили и перед лицом «всего белого света»

ничего не умалчивать. Мотивов, толкнувших именно на такое решение, я тогда

как-то не уловил. Возможно, прослушал. Наверное, были сре-327

ди этих мотивов и чисто практические: раз уж полеты людей в космос начались, то шила в мешке — если, конечно, таковое в нем имеется — все равно не утаишь.

Но были, я уверен в этом, и соображения более, если хотите, принципиального

характера: ответственность первопроходцев перед историей!

Так или иначе, и на пресс-конференции, состоявшейся 11 августа в актовом

зале Московского университета (такие пресс-конференции после каждого

космического полета быстро стали традиционными), и в опубликованном неделей

позже в газете «Правда» рассказе «700 000 километров в космосе»—о полете

корабля «Восток-2», и во всех последующих публикациях, докладах, выступлениях на научных конференциях — повсюду этой проблеме уделялось

все то внимание, которого она — последующие полеты это, увы, подтвердили —

заслуживала. Как, впрочем, заслуживает и по сей день. .

Так случилось, что на пусках кораблей «Восток-3» и «Восток-4», на которых

успешно слетали в космос мои недавние слушатели Андриян Григорьевич

Николаев и Павел Романович Попович, я присутствовать не смог. Приболел.

Следил за ходом дел по радио и телепередачам. Убедился, что следить вот

так, со стороны, не зная ничего о всех сопутствующих очередной работе

конкретных трудностях (без которых, конечно, не обойтись), за сложной, связанной с определенным риском деятельностью людей, с которыми занимался, близко познакомился, гораздо тревожнее, чем находясь непосредственно на место

действия, где полная осведомленность не позволяет разгуляться нездоровой

фантазии. Это, наверное, общее правило, пригодное для большинства жизненных

ситуаций: ничто так эффективно не противостоит нездоровым фантазиям, как

полная осведомленность.

Но даже издалека, пользуясь той общей информацией, которую получал из

газет, по телевидению и радио, я понял самое существенное: в своем

противоборстве со зловредным влиянием невесомости на человеческий организм

космическая физиология и космическая медицина не оказались бессильными.

Данные, привезенные Титовым, заставили резко усилить трениров-328

ки космонавтов, направленные на общее укрепление вестибулярного аппарата, а

также разработать специальные правила поведения в космическом полете: меньше менять позу, особенно в период первоначальной адаптации, не вертеть

головой, избегать резких движений.. И все это дало свои плоды: явлений

вестибулярного дискомфорта ни у Николаева, ни у Поповича не наблюдалось.

Так думал я, наблюдая на телеэкране малоподвижные, как бы скованные

фигуры космонавта-3 и космонавта-4. Так оно и подтвердилось, когда они, успешно завершив свои полеты, вернулись в Москву.. Кстати, в этих полетах

был сделан еще один внешне незначительный, но, как оказалось впоследствии, весьма принципиальный новый шаг: освоившись с невесомостью, космонавты

отстегнули ремни и «поплавали» в космическом корабле, насколько это

позволяли его ограниченные объемы. Сегодня при проведении продолжительных

и насыщенных многообразной исследовательской работой космических полетов

мы себе и представить не можем, чтобы было иначе.

. .В следующий раз я прилетел на космодром только первого июня

шестьдесят третьего года.

К полету готовились сразу две ракеты и два космических корабля: «Восток-5» для Валерия Федоровича Быковского и «Восток-6» для Валентины

Владимировны Терешковой. Даже в огромном, чуть притененном, как собор, зале

монтажно-испытательного корпуса стало непривычно тесновато.

А за его стенами — жара. Такая же, какая была два года назад, когда

готовили к пуску «Восток-2». Да еще с некоторым дополнением в виде

здоровенного (наверное, не меньше чем метров на пятнадцать — восемнадцать в

секунду) ветра. Того самого ветра, о котором Юрий Черниченко в своем очерке