дело делать, Немного при-

311

дешь в себя, обсохнешь, глубоким вдохом наберешь «впрок» в легкие побольше

прохладного воздуха и снова выныриваешь в пекло.

Даже ночь не приносит полного облегчения: снижение температуры на

каких-нибудь восемь — десять градусов мало что меняет. По примеру соседа по

гостиничной комнате — врача и физиолога В. И. Яздовского — сую простыню

под кран, из которого лениво сочится бурая теплая водичка, заворачиваюсь в

мокрую простыню и засыпаю. Правда, ненадолго — пока простыня не высохнет, что происходит очень скоро и требует повторения всей операции. И так пять-шесть раз за короткую — на космодроме они не бывают длинными — ночь.

Жара!.

. .Но жара жарой, а работа на космодроме идет, как всегда, полным ходом.

График подготовки ракеты и корабля — как футбольный матч — никаких

поправок на погоду не признает. Один за другим проходят комплексы проверок,

«закрываются» очередные (из многих сотен) пункты программы, возникают и

ликвидируются обязательные — как же без них! — «бобики» и «бобы»..

«Командует парадом» ведущий инженер Евгений Александрович Фролов. На

пуске Гагарина он был заместителем у Ивановского, теперь же принял бразды

правления. Принял надолго — оставался в той же ответственной роли в целом

ряде последующих пусков космических кораблей.

Мне, наблюдающему эту великолепную — хочется сказать: концертную —

работу в четвертый раз, она уже начинает казаться привычной. Насколько же она, наверное, привычно въелась в стереотипы сознания всех ее исполнителей —

инженеров и техников, в который уж раз делающих свое дело сначала в МИКе, а

потом на стартовой площадке!

Впрочем, отнюдь не доказано, что это так. Позиция исполнителя и позиция

наблюдателя, пусть сколь угодно близкого и активно заинтересованного, — вещи

очень разные. Вот, например, полеты на рейсовых самолетах кажутся пассажирам

неотличимо похожими один на другой. А из тысяч полетов, которые я выполнил

сам, с ручкой управления или штурвалом в руках, не было ни одного такого, чтобы не принес что-то свое, особенное, неповторимо новое. . Так, скорее всего, и работники космодрома. Если бы каждая очередная ракета с космическим

кораблем фотографически точно повторяла

312

предыдущую, зачем понадобилось бы людям тратить всякий раз столько нервных

клеток и сил души на их подготовку к полету? А они — тратят. Невооруженным

глазом видно: тратят!

. .Снова торжественное заседание Государственной комиссии —

официальное назначение космонавтов. На утверждение комиссии предлагается

Титов, а в роли дублера, в которой без малого четыре месяца назад выступал

сегодняшний виновник торжества, теперь пребывает Андриян Николаев. И он

тоже — как в свое время и Титов — держится в этой психологически непростой

роли очень достойно. Мне показалось даже, что это дается ему легче. Оно, впрочем, так и должно быть. Во-первых, явно намечается традиция: сегодня

дублер — завтра космонавт. А во-вторых, по своему спокойному характеру

Андриян вообще не очень-то склонен к чрезмерно острым переживаниям: приказано быть дублером, значит, нужно быть дублером — чего же тут еще

рассусоливать!.

Заседание проходило торжественно, хотя чуть-чуть не в такой степени, как то

первое, когда утверждали Гагарина. Во всяком случае, ни карандашей, ни каких-либо других предметов, подходящих в качестве сувениров, насколько я заметил, никто со стола уже не похищал. Правда, наблюдался и некоторый прогресс, зримым проявлением которого были предложенные участникам заседания

фрукты и прохладительные напитки. Общественность космодрома достойным

образом оценила это нововведение, высказав даже несколько заслуживающих

внимания предложений по дальнейшему расширению ассортимента яств — как

твердых, так и особенно жидких, — которые могли бы еще больше украсить стол

Госкомиссии.

Но в тот день особым спросом пользовались все-таки прохладительные

напитки, так как совместное действие мощных ламп киноосветительной

аппаратуры на фоне и без того сорокаградусной жары плюс естественная

теплоотдача нескольких десятков набившихся в небольшой зал людей — все это

быстро привело к тому, что дышать в помещении стало совершенно нечем.

Титову предстояло существенно продвинуться вперед: совершить не один, как сделал Гагарин, а сразу целых семнадцать витков вокруг Земли, пробыв в

кос-

313

мосе полные сутки (точнее: двадцать пять часов восемнадцать минут).

Ни один из последующих полетов человека в космос не давал такого резкого

относительного прироста времени пребывания в полете, то есть не превышал

продолжительности предыдущего во столько раз.

В связи с этим многие интересовавшиеся космическими исследованиями

люди (а кто тогда ими не интересовался?) спрашивали:

— А для чего понадобился такой решительный шаг вперед? Почему

увеличили время пребывания человека в космосе сразу в семнадцать раз, а не, скажем, в три, четыре, шесть раз?

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно было вспомнить, что, пока

космический корабль вертится, как небесное тело, по своей практически

постоянной (точнее: медленно меняющейся) орбите, земной шар проворачивается

под ним вокруг своей оси. И на каждом следующем витке подставляет под

траекторию движения корабля все новые и новые районы земной поверхности, из

которых далеко не все находятся на территории Советского Союза, а главное, далеко не все вообще сколько-нибудь пригодны для посадки космического

корабля и последующей эвакуации космонавта. Моря, океаны, горные массивы, джунгли, пустыни — все это в качестве посадочной площадки подходит мало.

— Недаром поется в песне, что, мол, три четверти планеты — моря и океаны, остальное — острова, — сказал позднее по этому поводу сам Титов.

Вот и получилось, что для посадки в дневное время в уже, можно сказать, освоенном для этой цели районе Среднего Поволжья приходилось выбирать: либо один-два, либо семнадцать витков.

Можно было, разумеется, в случае необходимости посадить корабль «Восток-2» и до истечения запрограммированной продолжительности полета, но — с

использованием ручного управления (доверие к которому, как помнит читатель, еще только начинало утверждаться), да еще к тому же в случайном районе, где не

были заготовлены средства встречи и эвакуации космонавта.

Вот и получалось: лучше всего, чтобы Титов отлетал свои полные

космические сутки.

К тому же это обстоятельство, насколько я помню, почти никого из

участников пуска «Востока-2» особенно не тревожило. Полет Гагарина

подействовал успо-

314

коительно — может быть, несколько чересчур успокоительно — едва ли не на

всех.— Теперь окончательно ясно, что человек в космосе может жить. Не так уж

страшна оказалась эта невесомость, хоть вы нам тут ею все уши прожужжали, —

бодро сказал в те дни один из участвовавших в пуске конструкторов.

— Так совсем уж и окончательно не страшна? — переспросил, покачав

головой, стоявший рядом врач, явно почувствовавший, что ответственность за

«прожужжание ушей» возлагается присутствующими на его родную медико-биологическую корпорацию.

И, как мы знаем, осторожность медиков оказалась более чем обоснованной.

Адаптация в невесомости и реадаптация после возвращения на Землю стали в ряд

центральных проблем освоения космоса. И первые сигналы на тему «Внимание

— невесомость!» наука получила именно в полете Германа Титова на корабле

«Восток-2».

Во время первого витка вокруг Земли он чувствовал себя так же хорошо, как

Гагарин. Столь же хорошо прошли и еще несколько витков. Но дальше

появились, как говорят в подобных случаях, элементы вестибулярного

дискомфорта, а если попросту, по-житейски, то — головокружение и даже