Как-то ночью дворецкого вызвали в дубовую гостиную, где курил сквайр.

– Послушай, Купер, – проговорил бледный и сердитый Чарльз, – зачем ты пугаешь этих легковерных женщин своими чумными рассказами? Черт возьми, если ты везде видишь призраков, тебе здесь не место и пора убираться вон. Я не хочу остаться без слуг. Здесь только что была старуха Беккет вместе с поваром и кухаркой, белыми, как оконная замазка. Они все выстроились в ряд, чтобы сообщить, что у меня в доме должен жить пастор, который ночевал бы среди них и изгонял дьявола! Клянусь моей душой, ты, старый труп, наполняющий их головы червями! Мег каждую ночь бегает в сторожку, боясь спать в доме, – все это твоих рук дело! Это из-за твоих бабкиных сказок, ты, иссохший старый Том из Бедлама[4]!

– Я не виноват, мастер Чарльз. Призраков нет ни в одной из моих историй. Наоборот – я все время твержу другим, что все это суеверия и вздор. У нас с миссис Беккет, скажу я вам, было много весьма неприятных разговоров. Что бы я ни думал, – многозначительно добавил старый Купер, искоса глядя на сквайра с выражением страха на лице.

Чарльз отвел глаза, сердито пробурчал себе под нос и отвернулся, чтобы выбить пепел из трубки. Затем, внезапно снова повернувшись к Тому, продолжил с бледным лицом, но уже не так грубовато, как раньше.

– Я знаю, ты не дурак, старина Купер, когда не хочешь им казаться. Предположим, что здесь и впрямь завелся призрак, – разве он стал бы разговаривать с этими дурехами? Когда-то у тебя имелась своя голова на плечах, Купер, – так не надевай на нее гусиную шапку, как говаривал мой бедный отец! Черт возьми, старина, не позволяй им быть идиотками и сводить друг друга с ума своей болтовней. Люди в округе не должны сплетничать о Гилингдене и обсуждать нашу семью. Не думаю, что тебе это нравится, старина Купер! Даже уверен, что тебе это не нравится… Женщины ушли из кухни – разведи там несильный огонь да набей свою трубку. Я присоединюсь к тебе, когда закончу курить эту, и мы немного подымим вместе и выпьем по стаканчику бренди.

Старый дворецкий отнесся с опаской к щедрому предложению хозяина: за все годы он не встречал такого снисхождения.

Но делать нечего, Том, по приказу хозяина, навел порядок в старой просторной кухне, удобно уселся, положив ноги на каминную решетку. На сосновом столе в большом медном подсвечнике горела кухонная свеча, стоявшая рядом с бутылкой бренди и стаканами. Трубка Купера тоже лежала там, готовая к использованию. Когда все приготовления завершились, старый дворецкий, который помнил предыдущие поколения хозяев и лучшие времена, погрузился в размышления, а затем постепенно и в глубокий сон.

Потревожил Купера низкий смех, раздавшийся возле головы. Ему снились старые времена и теперь показалось, что один из молодых джентльменов собирается подшутить над ним. Дворецкий что-то пробормотал во сне, после чего его разбудил строгий низкий голос, сказавший: «Ты не был на похоронах; я могу лишить тебя жизни, но лишь дерну за ухо». В тот же момент голову обожгла сильная боль, и слуга вскочил на ноги. Огонь в камине погас, и Купер замерз. Свеча догорала в подсвечнике, отбрасывая на белую стену длинные тени, которые плясали и подпрыгивали вверх-вниз от потолка до пола. И эти черные очертания напоминали двух мужчин в плащах, которых он вспомнил с отчетливым ужасом.

Дворецкий схватил свечу и со всей возможной поспешностью ринулся по коридору, на стенах которого продолжался танец черных теней. Купер очень желал добраться до своей комнаты до того, как свет погаснет. И тут его до полусмерти напугал внезапный звон колокольчика, который яростно дребезжал прямо над головой, вызывая к хозяину.

– Хa-хa! Вот оно – да, конечно, – пробормотал Купер, успокаивая себя звуком собственного голоса, и ускорил шаг, с тревогой вслушиваясь в яростный звон, все более настойчивый. – Он заснул, как и я. Вот и все. Его свеча погасла, ставлю пятьдесят…

Когда он повернул ручку двери дубовой гостиной, сквайр вскричал голосом человека, ожидающего грабителя:

– Кто там?!

– Это я, старый Купер, все в порядке, мастер Чарли. Вы так и не пришли на кухню, сэр.

– Мне очень плохо, Купер; я не знаю, что со мной. Ты встретил кого-нибудь? – спросил сквайр.

– Нет, – покачал головой дворецкий.

Они уставились друг на друга.

– Иди сюда – и посиди со мной! Не оставляй меня! Осмотри комнату и скажи, все ли в порядке. И дай руку, старина, потому что мне надо за нее держаться.

Рука Чарльза оказалась влажной, холодной и трясущейся. До рассвета оставалось недолго.

Через некоторое время сквайр заговорил снова:

– Я сделал много такого, чего не должен был. Ходить толком не могу, но все-таки – помилуй меня господи! – надеюсь свою жизнь наладить. Что ж я, не человек, что ли? Пусть и хромой, как старый козел Билли, и пользы от меня мало. Но я брошу пить и женюсь – давным-давно пора! И не на этих расфуфыренных прекрасных дамах, а на хорошей крестьянской девушке. Есть младшая дочь фермера Крампа, замечательная скромная девица. Почему бы не взять ее в жены? Она станет заботиться обо мне, а не забивать себе голову любовными романами и прочей чепухой. Вот поговорю с пастором, женюсь и буду жить как честный человек. Купер, поверь мне – я и вправду сожалею о многих вещах, которые сделал.

К этому времени наступил холодный рассвет. Сквайр, по словам Купера, выглядел «хуже некуда». Но он взял шляпу и трость и отправился на прогулку вместо того, чтобы лечь спать, как умолял дворецкий. Чарли казался таким диким и растерянным, что было ясно: он просто хотел сбежать из дома. Лишь в двенадцать часов сквайр вернулся в кухню, где надеялся обнаружить слуг. За эти сутки он как будто на десять лет постарел. Не говоря ни слова, хозяин придвинул табурет к камину и сел. Купер послал в Эпплбери за доктором, который вскоре прибыл, но Чарльз не вышел к нему.

– Если доктор хочет меня видеть, пусть приходит сюда, – бормотал больной в ответ на каждую попытку Тома отвести его в зал.

В конце концов доктор действительно сделал милость и пришел на кухню, найдя сквайра в гораздо худшем состоянии, чем ожидал.

Чарли воспротивился приказу лечь в постель, но доктор настаивал на этом, уверяя, что иначе – смерть. Этого пациент испугался.

– Хорошо, сделаю, как вы говорите, только вот что: вы должны позволить старому Куперу и леснику Дику остаться со мной. Мне нельзя быть одному, и они должны бодрствовать по ночам, и вы тоже останьтесь ненадолго, прошу вас! Когда немного приду в себя, я уеду и стану жить в городе. Скучно здесь теперь – когда я не могу делать ничего, как раньше… Я буду жить лучшей жизнью, имейте в виду. Вы слышали мои слова, и мне все равно, если это звучит смешно. Я поговорю со священником и женюсь. Уверен, я поступлю правильно.

Доктор все-таки прислал пару сестер милосердия из окружной больницы, не решившись доверить своего пациента слугам. Сам же отправился в Гилингден. Старому Куперу было приказано занять гардеробную и не спать по ночам. Это вполне удовлетворило сквайра, находившегося в странном возбужденном состоянии. Он был очень слаб и, по словам врача, мог заболеть лихорадкой.

Пришел священник – мягкий, интеллигентный пожилой человек. Поздно вечером он пообщался с Чарльзом и помолился. После его ухода сквайр подозвал сестер к постели и сказал:

– Иногда сюда приходит один парень. Он заглядывает в дверь и зовет к себе – худой, горбун в трауре, в черных перчатках. Вы узнаете его по худому лицу, коричневому, как старая деревяшка. Еще и улыбается. Так вот: не обращайте на него внимания. Не ходите за ним и не зовите сюда. Этот человек ничего вам не сделает, а если даже разозлится и будет злобно смотреть на вас, все равно не бойтесь: он не может причинить вам вреда. Парень просто устанет ждать и уйдет. Но ради бога, ради бога, запомните: не приглашайте его войти и не выходите за ним!

Выслушав это, медсестры переглянулись и шепотом обратились к старому Куперу.