Когда мама́ сказала нам, что сегодня мы будем ужинать пораньше и что на ужин к нам приглашены люди из дальних стран, меня это поначалу не очень заинтересовало. Обычно гости на семейных ужинах – это придворные отца, какие-нибудь наши европейские родственники, либо потенциальные женихи для Марии. Мне в их присутствии приходится сидеть смирно и вести себя примерно, «как и подобает принцессе». Ведь именно так нас воспитывала баронесса фон Ливен. Она не устает повторять нам с сестрой, что мы принадлежим не себе, а государству, и быть великой княжной – тяжкое бремя.

Но когда гости вошли в Общую залу, где уже были накрыты столы, мама́ и Мария были несколько озадачены. Гости наши совершенно не были похожи ни на кого из тех, кто когда-либо присутствовал на нашей семейной трапезе. Они были высокого роста и одеты весьма непривычно. Мужчины, увы, были уже не молоды, но держались они с большим достоинством и не робели при виде нашего папа́, которого, честно говоря, многие изрядно побаиваются. А они разговаривали с ним, хотя и вежливо, но без какого-либо подобострастия.

А меня больше всего удивила девушка, которая пришла вместе с мужчинами. Во-первых, она была одета так, что баронесса фон Ливен, увидев ее, наверняка упала бы в обморок. На ней было не платье, а кофта, под которой я не заметила корсета, и обтягивающие ее стройные ноги панталоны. О ужас, такие же, какие носят мужчины!

Ее густые каштановые волосы не были уложены в прическу, как это принято у взрослых дам, а свободно рассыпались по плечам. Лет ей было, наверное, двадцать с небольшим, но держалась она в разговоре с моими родителями на равных, хотя и нельзя было сказать, что вела она себя неприлично. С ней была большая черная собака, каких я раньше не видала. Наш бедный шпиц, увидев это черное чудовище, испугался и забился под диван… Но пес со странным именем Джексон не обратил внимания на маминого любимца, а по команде хозяйки лег на пол и стал с интересом разглядывать нас.

Вот такой, как эта девушка, мне бы хотелось стать, когда вырасту! Свободной, живой и, если мне придется выйти замуж – а все принцессы делают это, – то не за скучного принца из какой-нибудь крохотной немецкой державы, а за человека храброго, веселого, с которым мы будем понимать друг друга с полуслова. Я подмигнула девушке, когда папа́ представлял гостей мама́ и, как мне казалось, никто не смотрел ни на меня, ни на нее. Она в ответ тоже подмигнула мне и показала на секунду свой розовый язычок. Я не смогла удержаться от смеха, и Маша, заметив наши перемигивания, посмотрела на меня с осуждением.

Папа́ также сообщил нам, что наши гости могут знать будущее, и Маша сразу начала задавать им вопросы про суженых-ряженых. Но они отвечали очень осторожно, сразу же заявив, что все в руце Божией, который может карать и миловать. Но Он же дал человеку волю делать добро и зло, и что мы сами – творцы своего будущего. Но если она выйдет замуж за герцога Веймарского, то брак ее будет счастливым, и она прославится в Тюрингии добрыми делами. А вот мне они сказали, что и я тоже смогу сделать много хорошего, но счастье в дальних краях мне будет найти намного сложнее.

Несмотря на эти слова, у меня сложилось впечатление, что Машеньке гости не слишком понравились – все-таки их манеры великосветскими назвать было трудно, а ее любопытства они так и не удовлетворили. А вот Константин внимательно слушал рассказы одного из них, одетого в странный пятнистый мундир, столь непохожий на мундиры и треуголки наших военных. Рассказывал он про какие-то крутые горы «недалеко от Анд», в далекой стране, откуда они прибыли, про немирных горцев и битвы с ними… Слушали мы его, затаив дыхание – в отличие от наших «героев», он свои приключения живописал весело, то и дело подтрунивая над собой, а вот подвигами своих друзей восхищался.

Эх, будь я чуть постарше, а он чуть помоложе, то непременно бы влюбилась в него, настолько он отвечал моим идеалам настоящего рыцаря без страха и упрека. Только вот, хоть он, наверное, и дворянин в своей далекой стране, но вряд ли принадлежит к высшей аристократии. И потому ни папа́, ни мама́ никогда не дадут согласия на подобный брак.

Отец Дарьи Алексеевны (именно так звали хозяйку собаки) оказался архитектором, и весьма талантливым. Он нарисовал несколько спроектированных им домов, а затем показал картинки, которые строят азиаты в далекой Японии. Мама́ они так понравились, что она попросила его построить подобные коттеджи рядом с Павловским дворцом. А я тем временем подошла к Дарье Алексеевне и пригласила ее в гости, присовокупив, что можно будет немного покататься на лошадях. Та улыбнулась и сказала:

– Конечно, ваше императорское высочество, почту за честь! Вы только сообщите, куда и когда мне приехать. И не надо называть меня Дарьей Алексеевной, зовите меня просто Дашей! Так для меня привычнее. А вот насчет лошадей, увы, у нас в стране их мало, и езжу я на них плохо. Зато я умею плавать, как рыба, и летать, как птица…

Я рассмеялась было, но посмотрев на Дашу, поняла, что она говорит об этом серьезно. На мгновение мне стало не по себе – неужели моя новая знакомая – ведьма или фея? Но потом я успокоилась, решив, что такой человек, как Даша, не может причинять зло другим людям.

К моей огромной радости, я получила Дашино согласие посетить Манеж, чтобы вместе со мной попробовать свои силы в верховой езде. Прощались мы с нашими новыми знакомыми тепло, можно сказать, сердечно.

Только расставшись с ними, я заметила, что мой старший брат Александр весь вечер был странно молчалив и совсем не участвовал в разговоре. Надо будет с ним потом поговорить – все-таки я его любимая сестра.

2 (14) марта 1801 года. Санкт-Петербург.

Подполковник ФСБ Баринов Николай Михайлович, РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Град»

Игорь с Патрикеевым, Ивановым, его дочерью и их приятелем ушли в Михайловский замок. Я же собрал всех свободных от службы бойцов, чтобы поговорить с ними по душам. Ситуация была нетривиальная – ни на учениях, ни в ходе выполнения боевой задачи нам ни разу не приходилось сталкиваться с таким удивительными случаями. Даже в страшном сне нам не могло присниться, что мы попадем в прошлое, на двести с лишним лет тому назад. С Игорем Михайловым мы уже вкратце обговорили наши планы и решили помочь императору Павлу Петровичу. Мы спасем его от заговорщиков, которыми руководят британцы. Ведь то, что удумали лимонники, само по себе форменное безобразие. На таких «кураторов», которые совали нос в наши дела, мы насмотрелись в лихие 90-е годы. Тогда посланцы из Пиндосии чувствовали себя как дома в наших министерствах. А как мы жили тогда – лучше и не вспоминать…

Я обещал Игорю провести беседу со своими орлами, дабы выслушать их мнение на сей счет и принять окончательное решение. Впрочем, в том, что мои ребята поддержат нас, я не сомневался. Они хорошо знали меня, а я их. Можно было бы ограничиться просто постановкой боевой задачи. Но как говорил Александр Васильевич Суворов: «Каждый воин должен знать свой маневр»… Бли-и-ин! Ведь Суворов умер меньше года назад! И еще живы и вполне здоровы такие легендарные личности, как Кутузов, Багратион, Барклай-де-Толли и Ушаков. В какое все-таки интересное время мы попали!

Получив от меня задание, мой заместитель майор Никитин собрал ребят в одном из помещений Манежа. Перед этим я вместе с командиром конногвардейцев полковником Саблуковым проинструктировал часовых, которые должны были охранять вход и выход в помещение, чтобы наши разговоры не мог услышать никто из посторонних. Бравые конногвардейцы ели глазами начальство и обещали никого и близко не подпускать к дверям.

Свободных от службы, считая и меня, оказалось всего восемь человек – чуть больше половины. Я прикинул, что кворум имеет место быть. Трибуны отсутствовали, как и «долгие и продолжительные аплодисменты». Все было, можно сказать, по-домашнему. Передо мной кружком расселись взрослые мужики, много чего повидавшие за свою службу. Их не надо было «воодушевлять и направлять». Они просто хотели знать, что произошло, и как мы собираемся жить дальше.