И лучшее, что могло случиться, – гостиница с горящими окнами!

Ларго не поверил, мама тоже. Три шага – и она уже повисла у сына над ухом:

– Я оставлю вас с Лайве здесь. Не буди ее. Вас будет закрывать мой купол. Но в гостинице люди. Мне надо проверить, можем ли мы заночевать там.

– Я боюсь, не уходи. – Ларго вцепился в маму, но она резко вырвала руку.

– Заткнись и приди в себя. Ты отвечаешь за сестру. – Она хотела было отойти, но вспомнила: – И за табурет.

Мама стала таким же темным силуэтом, как и деревья возле гостиницы, как само здание с горящими окнами. В дом она не пошла, а пролезла под окнами.

Ларго уже чувствовал вкус запеченной в горшочке индейки, которую наверняка подают в таких гостиницах. Непременно с молодым картофелем и благородными грибами. На десерт – горячий яблочный пирог и чай с приправами. А после ужина поднимутся в спальню, где такая приятная шершавая простынь. Наволочка и пододеяльник пахнут лимонным мылом и хрустят от прикосновений.

Мама вернулась, у нее кровоточила нижняя губа. Видно, искусала. Ларго снова показалось, что ей страшно. Такого быть не могло.

– Там хозяин гостиницы… И трое постояльцев, все мужчины. Все сильные маги. – Мама обычно не вдавалась в подробности, но здесь что-то разоткровенничалась. – Глупо идти туда. Они могут быть кем угодно.

– Мама, они нас защитят. Пойдем с ними до Городео?

И тут мама вздрогнула.

– А если они нападут? Риторический вопрос, тупица.

Теперь Ларго узнал маму. Все в порядке.

Она взяла столик за поводок и потянула за собой назад, в туман. Вытянула зонтик, водила им из стороны в сторону так, будто нарочно что-то искала. И это что-то тут же отозвалось – стукнуло.

– Калитка. Останьтесь здесь, я проверю.

И снова мама ушла, только Ларго теперь ничего не видел.

Покосился на спящий луковый леденец. Не дай бог проснется и заноет. Успокаивать придется, а Ларго никогда не мог с этим справиться. От одной мысли вспотели руки. Если бы Ларго не был блокадышем, отец никогда бы не отпустил его с матерью после развода. И Ларго бы сейчас сидел в своей комнате, изучал заклинания, и ему бы подносили чай с чабрецом и слоеное печенье с трюфельным маслом.

– Идите сюда.

От шепота мамы внутри все заволновалось.

Ларго чуть дернул поводок, столик пошел за ним.

– Как здесь все четко… – невольно сказал Ларго.

Платформа медленно спустила их на нижний ярус.

Здесь целая площадь с брошенными сувенирными лавками, высушенными и скрученными в узлы деревьями и маленьким двухэтажным кафе. От стыковки платформы с площадью луковый леденец заворочалась, а потом, к ужасу Ларго, открыла глаза… Конечно же, заныла сразу.

Ларго мечтал оказаться далеко-далеко от мамы, которая, как всегда, разозлилась. Далеко от леденца, которой, как всегда, все не нравилось или у которой, как всегда, все болело.

– Штаны мокрые. Надо менять ей штаны, – сказала мама.

Ларго готов был поклясться, что мама тоже хочет все бросить и убежать подальше от них с сестрой.

– В комоде был компромат на твоего отца, – вдруг сказала мама. – Я хранила его на случай, если мы останемся без денег и помощи. А ты все испортил.

Ларго вздохнул, слишком громко и как-то не так, но – совершенно точно – он так вздохнул не нарочно. И мама взвилась:

– Ты что так вздыхаешь? Что ты так смотришь? Думаешь, почему я послала тебя одного?

Мама наступала, а Ларго все пятился назад. Она больно ткнула его в грудь.

– Потому что я не могла забрать чертов комод! Я больше не Тсерингер. – Только сейчас она, казалось, это осознала. И замерла. – В комоде было нечто, что уничтожило бы твоего отца… А теперь у нас ничего нет…

Ларго ждал, что мама сейчас или снова его ударит, или заплачет. Но все решила Лайве. Она устала сидеть молча и снова заныла. Тогда мама выхватила у Ларго поводок и потащила столик с луковым леденцом к кафе. Пришлось идти следом.

Из звуков – только шорох шагов и монотонное «ма-а-а-а».

Мама зашла в кафе, а Ларго задержался.

Как хорошо, что здесь ясно. Туман нависал сверху и змеился по площади. Ларго хватал глазами все, что видел. Разбитые окна и витрины, повисшая вертикально вывеска «Кофе, вода, кислородный чай». Дерево, которое высосал Вайкатопе. Дотронься до него – рассыплется в труху. Перевернутый фургон с мороженым. Может, стоит поискать малиновое для леденца? Может, нанесенное одним летним днем заклинание позволило мороженому не растаять за годы? Ларго почти двинулся к фургончику, как что-то разбилось.

Неужели мама с леденцом успели подняться на второй этаж? Ларго готов был поклясться, что слышал звук именно оттуда.

И тут мама закричала, что-то нечеловеческое захихикало следом. Ларго тут же распахнул дверь кафе.

Голубая сеть раскинулась по полу. Запутавшись в ней, хихикало от боли гуманоидное скрюченное существо. Мама сплела кокон вокруг нунтара, который уже начал давить жертву внутри себя. Впрочем, нунтар заливался смехом.

Лайве забилась в угол, а столик, успевший принять обычный размер, закрыл ее собой, как щитом.

Еще один нунтар ввалился в кафе, кувыркнулся, подпрыгнул. Мама не успела среагировать, как он уже бросился ей на спину. Голубая розга взметнулась к потолку, хлестнула нунтара. Ударила еще, прежде чем закрутилась, размножилась, и вот уже второй нунтар оказался в голубом электрическом коконе. Мама посмотрела на Ларго. Лицо ее, обычно строгое и правильное, поплыло от страха.

Нунтар был позади сына.

Голубая плеть метнулась, обвилась вокруг шеи существа. Раздался хруст, нунтар повалился на Ларго, придавил всем весом. Запахло чем-то противно сладким. Тело у твари скользкое, словно она вылезла из какой-нибудь маслянистой реки. Из-под серо-черной руки с отчетливыми красными нитями вен Ларго увидел, как нунтар прыгнул на стену, навис над луковым леденцом. Ее белые кудряшки дрожали, выглядывали из-за столика. А глупые всхлипы только привлекали ползущую тварь.

Ларго содрал ногти, цепляясь за пол, вытягивая себя из-под мертвого тела. Закричал. Мама не справилась.

В одно мгновение, словно свет погас, все голубое на полу и в воздухе исчезло. Нунтар навалился на маму, стал ее душить, приподнял и ударил ее головой об пол, еще и еще.

Ноги Ларго оставались прижаты. В ушах засвистело.

Может, у него от страха случился разрыв мозга? Но твари тоже услышали свист. Он шел откуда-то сверху, и нунтары ринулись на него, забыв о своих жертвах.

Хлопнули ставни. Упала и разбилась оставшаяся на краю стола чашечка. Осыпалась старая штукатурка.

Локтями подтягивая себя вперед, Ларго вылез из-под мертвого нунтара.

Мама лежала на полу без сознания. Ноги у Ларго дрожали, он поднялся на колени. Только бы дышала… Ларго смотрел на неподвижную грудь, пытался уловить дыхание мамы ухом. Ничего.

Лайве завыла, как собака, которой отрубили лапы.

Неведомая сила развернула Ларго и толкнула к выходу. Мама умерла. Луковый леденец – худшее, что могло с ним случиться.

Ларго бежал к платформе. Прочь от воя младшей сестры.

Позади послышался топот, столик бросился в ноги, и Ларго полетел на землю, проехал животом, грудью по разбитой мостовой. Так и остался лежать, уткнувшись лицом в камни.

Столик требовательно ткнул его ногой.

– Отвали! Отвали от меня, тупая вещь, из-за которой мы опоздали на дирижабль! Ненавижу тебя! Из-за тебя мама умерла! Умрет и моя глупая сестра! И я умру! Все мы умрем! И ты сгниешь тут!

Ларго вскочил на ноги. Где-то под руку сам собой подвернулся камень – отлетела еще одна щепка.

– Никчемный!

Кровь потекла из носа. Саднили ладони, колени, живот. Ларго опустился на четвереньки, и его стошнило.

– Я хочу на Рондокорт, хочу канареечный зонтик! Я хочу к папе.

Мальчики не плачут. Так все вокруг говорили. Но Ларго зарыдал.

– Я – блокадыш! Я ничего не могу сделать! Ни одного заклинания! Я не могу помочь маме, не могу защитить Лайве! Я никчемный блокадыш, который может только бежать!