Старушка была кормилицей Воспенникова. Она заменила ему рано ушедшую мать, и он любил ее совершенно беззаветно. Впрочем, это не мешало ему принимать ее заботу, как нечто собой разумеющееся.

– Нам бы перекусить, Авдотья Петровна, – нежно сказал Воспенников, – но это подождет. Присядь, поговори с нами.

– Отчего же и не поговорить, – сказала Авдотья и примостилась на кожаном диване, сложив ручки на темной юбке.

– Кто такие Озарители? Ну, если по-простому? – спросил Воспенников, подавшись вперед.

– Жнецы молний, людские благодетели, – с готовностью ответила Авдотья. – Когда я маленькая была, таких, как вы, со свету сживали. Думали, что это в детках ворожба злая проявлялась. Тут-то оно понятно. Детки эти молнии притягивали, столько пожаров было – не сосчитать. А Коленька наш умный оказался – силу свою на людях не показывал, а потом, как вырос, так и вовсе все разъяснил. Что детки такие – не беда, а награда за труды праведные.

Она с любовью посмотрела на Воспенникова.

– Спасибо, голубка моя. Ты все-таки сходи на кухню, пока мы от голода друг друга не загрызли.

– Озаритель Озарителю молнию в лоб не пустит, – засмеялась Авдодья и зашаркала прочь из кабинета.

Исбытков криво улыбнулся.

– Это что за голос простого народа был? Вы хотели мне напомнить, что только благодаря вам Озарителей не отлучают от церкви, не помещают в дома для скорбных духом и не забивают до смерти в глухомани?

Воспенников пожал плечами.

– Один человек многое может изменить. А если таких, как он, чуть больше двух десятков – можно и весь мир перевернуть. Просто стоит доверять друг другу, а не бегать от сыскарей по всему городу.

Исбытков не ответил. Ему очень хотелось доверять Воспенникову. Хотелось рассмеяться, развести руками, признавая свою неправоту. С десяти лет, когда на совести Исбыткова было несколько сожженных амбаров, учитель был для него всем.

– Что же вы предлагаете, Николай Евграфович? Махнуть рукой на все безобразия, которые происходят благодаря нам, – на самодурство чиновников, сияющих почище самовара после наших тайных процедур, на отсутствие свободы воли? Я должен стать очень важной, но все-таки деталью в одном большом механизме? Без вариантов?

Воспенников отхлебнул коньяк и отечески похлопал Степана Федоровича по руке.

– Все будет, Степан. И свобода воли, и варианты. Просто попозже. Я вот что задумал: негоже Озарителям ошиваться где придется. Будем жить все вместе, в особняке неподалеку отсюда. Там и решим, что дальше делать, как жить.

– А если я не захочу государственной службы? – Исбытков испытующе посмотрел на Воспенникова. – Особняка городского не захочу?

– Лучше тебе захотеть, – сказал Воспенников и положил палец на кнопку.

Исбытков не стал сопротивляться, когда его вежливо попросили проехать в нужном направлении. Не сказал ни слова против, когда Воспенников расписывал ему прелести совместной жизни со всеми студентами – мол, это прекрасно скажется на качестве жизни, а значит, и на чистоте энергии. Степан Федорович даже выдавил из себя некое подобие удивления, когда они подъезжали к особняку.

Местечко Воспенников и впрямь подобрал расчудесное. Крепкий двухэтажный домик с красной черепичной крышей со всех сторон укрывался лесом. Вековые сосны как будто стискивали строение в своих объятиях. С пригорка выглядело просто великолепно. Исбытков не сомневался, что и изнутри впечатление не испортится – вкусу Воспенникова он как раз доверял. Да и как не доверять тому, кто сформировал твой собственный вкус?

Взгляд Озарителя сразу выхватил две особенности: у особняка не было громоотвода и во дворике над небольшой лавочкой возвышался электромеханический генератор индукторного типа. Видимо, новые эксперименты Воспенникова.

Исбытков впервые за день почувствовал, как усталость укрыла тело. Равномерный стук копыт и покачивание экипажа вводили в полудрему. Финальной точкой стало невероятное – замолчал, задумавшись о чем-то своем, сам Воспенников.

Степан Федорович сейчас, в полусне глядя на свою новую школу-тюрьму, вспомнил, как он впервые вобрал в себя энергию. Ощущения на грани страха и катарсиса, боли и удовольствия. Не испытывал он такого ни в тот день, когда впервые его поцеловала бледная от собственной решительности младшая Белопольская, ни когда поднялся на Монгольфьере над Парижем, ни когда впервые напитывал харизмой человека.

Первое напитывание случилось на экзамене, который окончательно отделил талантливых Озарителей от неучей и лентяев. По покалыванию в подушечках пальцев Исбытков понял – скоро ему снова придется напитываться энергией. И ему не терпелось испытать это вновь. Сравнения с наркотиками кажутся здесь надуманными. Наркотик может убить только тебя. Энергия, которой ты напитался, способна снести с лица Земли целые города.

Накопленную энергию было не так-то просто отдавать другому – в этом Воспенников видел предназначение Озарителей, в этом Исбытков видел их проклятье. Сильные мира сего напитывались собранной ими энергией, чтобы очаровывать толпы, чтобы выбивать лучшие дипломатические соглашения, чтобы добиваться расположения нужных людей.

Исбытков жалел об одном – харизму невозможно было выдать самому себе. «Сгоришь к чертям», – улыбался Воспенников, объясняя на примерах, почему так делать не следует. И почему отдавать нужным людям накопленную энергию – правильно.

– Ты не можешь управлять всем, если зависишь от кого-то. – Воспенников объяснял это еще совсем молодым студентам. – Представьте себе льва – царя зверей, – который не может отойти от колодца с питьевой водой, потому что в нем – вся его сила. Можно ли назвать его царем?

Вопрос был риторический, но Исбытков тогда живо представил себе, как гордый и самоуверенный лев возвращается со своего путешествия по местам славы и, унижаясь и уронив голову, просит напиться водички у кого-то в черном плаще и с глазами Воспенникова.

Человек в черном плаще отошел в сторону. За ним стоял мальчик с глазами самого Исбыткова. Человек в черном плаще обернулся к мальчику, всматривался в его глаза и напитывался восхищением.

Мальчик оборачивался, за его спиной сверкали молнии. Он хотел побежать к ним, но нога застряла между камней, из которых был сложен колодец.

Исбытков понял, что провалился в сон окончательно.

Когда он открыл глаза усилием воли, они уже были на месте.

– Добро пожаловать в наш райский уголок, Степан.

– Не будем богохульничать.

Воспенников рассмеялся:

– Всегда любил этого парня за вот это бесстрашие.

– Кто там явился на ночь глядя? – закричал кто-то из большой гостиной на первом этаже, когда Исбытков вместе с Воспенниковым закрыли за собой тяжелую входную дверь.

– Сейчас сами увидите, – подал голос Воспенников, подмигнув Степану, – только не шумите сильно, человек устал с дороги.

В гостиной сидело человек пятнадцать, почти каждого из которых Исбытков знал. С большинством из них он встречался у Воспенникова, а некоторых, которые были постарше, знал по фотографиям в газетах. Все они были очень разные. Кто-то из высшего сословия, кто-то – из простых. Мужчины и женщины. Совсем юные девушки и молодые люди. И все же их объединяло одно – аура силы, которой наплевать на происхождение и образование.

– Исбытков! – нестройно заголосили Озарители. – Добро пожаловать!

Следующие десять минут Исбытков раздавал рукопожатия и вежливые кивки. Он внимательно вглядывался в лица своих коллег, но видел на них только искреннюю радость и воодушевление.

Что же, Воспенников умел вдохновлять и убеждать.

Выделялась среди всех спокойным и как будто отстраненным взглядом самая младшая ученица – девушка просто одетая, с узкими плечами и прямейшей осанкой. В профиль она была невероятно похожа на Ольгу Белопольскую.

Отовсюду слышались добрейшие пожелания, отовсюду тянулись руки, хлопающие по плечам, но Исбытков этого как будто не чувствовал – звуки казались приглушенными, а касания невесомыми, словно случались не с ним, а с его фантомным телом.