Мои спутники слишком разные. С одной стороны, постоянная болтовня отвлекает меня от слишком долгих размышлений – это лекарство, у которого слишком много побочных эффектов. С другой стороны, немного раздражают их частые споры. Поэтому я с удовольствием иду на прогулки с Фаридом, который лишь изредка задаёт вопросы.

– Любите ли вы цветы?

Мы должны друг друга узнать. У нас должна пройти целая вереница свиданий. В нашем мире сейчас от количества встреч зависит, насколько серьёзно относятся к отношениям жених и невеста.

– Люблю, но не большие и помпезные, – отзываюсь на сухой вопрос принца.

– Это же какие?

– Синий гибискус. У него цветы не столь большие, но аромат остаётся в сердце навсегда.

Слежу за мужчиной. Лица его не видно за маской, однако по тому, что он не знает, куда деть руки, понимаю: ему каждый раз так же не просто, как и мне.

– Зачем вам наложники? – внезапный скачок с цветов на любовников заставляет меня встрепенуться.

– Что?

– Королева предложила вам подарок, вы его приняли…

– А какова была бы судьба этого молодого человека?

Сквозь прорези в маске горят огни любопытных глаз.

– Вы, как местный житель, скажите мне честно, – продолжаю я пламенеть возмущением в ответ. – Что ждёт того, кто не подошёл для королевского гарема?

– Всё зависит от его матери, – интонации выдают задумчивость принца.

– Его мать уже привела на заклание, – передаю улыбкой сарказм. – Так что ему пришлось бы несладко.

Он будто бы кивает. Глухо бормочет что- то в своей защите от чужих взглядов. Вечером Насиф встречает меня, заглядывает в глаза.

– Тебе нужно лечиться от раболепия, которое тебе насадили в детстве, – сетую от того, что наложник порывается встать на колени.

– Я приготовил вам ужин и танец.

– За ужин спасибо, танец не обязателен.

Всё же мужчина торжественно выходит передо мной на середину ковра. Я даже ощущаю, как бирьяни встаёт у меня комом в горле. Насиф выглядит слишком соблазнительно, пока показывает свою гибкость и скорость. Лунные лучи, сочащиеся через окна, становятся его союзниками, выделяя силуэт в полутьме комнаты.

– Довольно и плова, и зрелищ, – отталкиваю блюдо и порываюсь сбежать от самой себя и пожара страсти, который охватывает моё тело за считанные минуты.

Но наложник ловит мои руки и мягко тянет к себе, кладёт мои ладони на свои бёдра и продолжает двигаться в такт музыке.

– Ты сам- то этого хочешь? – решаю, что честность – лучшая защита.

– Чувствуете, как бьётся моё сердце? – Насиф переводит мои руки на свою грудь.

Под мышцами и рёбрами работает сильный мотор молодого организма. Мужчина прижимается ко мне всем телом.

– Мне кажется, вы чувствуете мой ответ, – шепчет наложник. – Да. Мириады раз да.

– Ну тогда… Ладно…

В чёрной акварели ночи стараюсь стереть свои мысли о Фариде, Ильнуре, гареме, слишком смелом наложнике Камиле. И всё же они ложатся на картину яркими пятнами. Утром стираю с сонного лица Насифа синеву слёз девственности – главный оттенок этого мира.

– Вы самая потрясающая на всей планете.

Насиф варит нам кофе полуголый, стоя ко мне в три четверти. Изредка поднимает на меня свой кофейный по цвету и температуре нежности взгляд.

– Лишние комплименты мне не нужны.

Не знаю, почему… Но я до сих пор стесняюсь того, что у меня есть наложник. У нас в Индостане такого обычая нет. У нас можно иметь несколько мужей. Вот и все правила.

– Это просто вулкан моего восхищения… Невозможно остановить его лаву.

Мужчина подаёт мне чашку так, чтобы соприкоснуться пальцами.

– Ты хотел бы навестить отца, друзей?

– Конечно! – он даже радостно подскакивает.

Для меня это возможность хоть как- то нивелировать для Насифа его состояние рабства. А ещё это шанс увидеть запретный плод, который так и манит своим серым взглядом. Пока Насиф беспечно болтает с кем- то из гарема, я будто бы любуюсь садом. По нижнему ярусу прохаживается королева в сопровождении нескольких наложников. Только потом понимаю, что у гарема есть отдельный выход в парк. Дверь его приоткрыта и манит, как в недоброй сказке. И всё же я решаюсь нырнуть в прохладу дворца. Охраны нет, поэтому я лисицей лезу в чужой курятник.

– Вас здесь быть не должно, – эта фраза обрывает моё сердце.

Сзади стоит тот самый Камиль.

– Я просто…

– О, не надо объяснений, мне всё равно.

Он внезапно хватает меня за руку и ведёт в потайной угол помещения.

– Я здесь часто прячусь ото всех, – поясняет он, отодвигая ширму, которая служит будто бы украшением.

– Зачем?

– Я не наложник, – его серые глаза переливаются оттенками голубого.

– А кто?

– Политический пленник.

Удивлённо изучаю его лицо, пытаясь понять, насколько он похож на пленника.

– Ну… я был разведчиком от Франции. Меня взяли. А королева перепутала помещения, – мужчина ухмыляется, кивая на стену. – Тюрьма же – по ту сторону.

Короткую беседу обрывает болтовня наложников. Камиль тянет меня в другой угол помещения, на лестницу.

– Куда мы? – только и успеваю спросить.

Пленник вылазит в окно, подаёт мне руку.

– Вы хотите уйти незамеченной?

А приближающиеся голоса меня подстёгивают, как кучер лошадь. Следую за Камилем. Балансируем на тонком карнизе над внутренним двориком.

– Где ваше окно? – шёпот мужчины почти сливается с шелестом фонтанчика внизу.

– Самое дальнее.

Его пальцы, держащие мою руку, такие горячие, что спасают меня от холода страха. У нужного окна он галантно помогает мне спуститься.

– Вы отчаянный.

– Вы тоже.

Напоследок он вкладывает мне в ладонь смятую голубую ромашку. Бедняжку уже невозможно спасти, поэтому я кладу цветок между страниц постулатов мариата. Пусть будет моим амулетом от подводного течения интриг в королевском дворце.

5

Потом понимаю, что в этой жёсткой стране хватает отчаянных мужчин. Во время очередной утренней прогулки по сонному Эр- Зияди вижу огромную роспись на стене жилого дома. Раскидистый синий шиповник, окружённый бязью, которая гласит: "Мир роняет лепестки слёз".

– Что это? – смотрю то на рисунок, то на Бабера.

Он качает головой, выражая недоумение. Приходится за обедом спрашивать у хозяев города. Королева роняет вилку, буровит меня взглядом исподлобья, потом шипит:

– Просто кто- то украсил дом.

Её злое выражение лица становится сигнальным огнём над какой- то тайной. Утром снова тороплюсь на туманные улицы, теперь беру с собой Насифа. Но шиповник и бязь уже стыдливо закрыты слоем белил.

– Вам не стоит думать об этом, – наложник бледнеет в тон свежепокрашенной стене.

Это заводит меня на новый круг лабиринта размышлений. На следующий вечер и вовсе замечаю снова казнь.

– Опять кто- то кому- то изменил? – шагаю к площади.

Фарид со своей свитой пытается остановить меня. И я вижу, как толпа кидает камни сразу в троих мужчин. Те принимают свою мучительную смерть стойко. Первым погибает от точного удара в затылок самый молодой. Тот, что постарше успевает вытянуть вверх руку и показать всем сложенные средний и большой пальцы на правой руке. Но и его забрасывают булыжниками. Третий просто глядит на меня, не отрываясь. Я же вновь не могу отвести глаза от этого зрелища бескрайней жестокости.

– Что это было?

– Просто казнь.

Я не выпускаю из своих покоев принца. Его глаза уже рассказывают мне самую страшную повесть мужчины, попавшего в золотую клетку.

– Это не просто казнь. Тот мужчина показал некий жест… И я видела рисунок…

Фарид вырывается из моих рук и убегает, будто мальчишка от строгой матери. Единственным источником информации для меня остаётся Камиль. Знает ли он что- то? Моё любопытство настолько огромно, что я даже готова идти по тонкому карнизу и лезть в окно гарема. Подстерегаю свой шанс узнать всё в тот промежуток времени, когда наложникам позволяют выйти на воздух. Будто бы нечаянно задеваю плечом французского шпиона.