Перейдя по мосткам над бушующим потоком, в который превратилась одна из улиц, Ленька запрыгнул на гулкий тротуар и зашел в пекарню. Такое дело надо отметить, и для этого мало что лучше хорошего торта подходит. А мадам Куимби, супруга мэра, печет великолепно. И ее помощницы тоже.

– Добрый вечер, мэм, – Ленька поздоровался с хозяйкой пекарни, веселой изящной женщиной чуть за пятьдесят. Красивая брюнетка с эффектной проседью в волосах, не скажешь по ней, что кондитер от Бога. – Хороший торт, относительно небольшой, найдется?

– Бисквит пойдет? – улыбнулась кондитер, доставая из стеклянного прилавка небольшой торт, изукрашенный кремовыми розами. – Леонид, повезет девчонке, которая тебя выберет. Парни, которые не притворяются, что любят сладкое – не любят обманывать. И если полюбят, то навсегда. Никто в тебя пока не влюбился? Вроде как ты в Красный угол не бегаешь?

В Аламо, как в обычном городке Тексаса, было два борделя. Переулочек, в котором они выстроены, назывался Красным, отчего так – Ленька не знал. Да и его это мало интересовало, Ольга его мысли четко заняла, а бегать к блядям в крохотном городке, где все про всех знали при серьезном интересе к девушке строгих правил – глупость неимоверная. И в том, что Ольга ему ответила взаимностью – есть и некоторая заслуга в его воздержании.

– Нет, мэм. Есть одна девушка, по которой сохну. – Ленька улыбнулся. Все-таки хоть и техасская, но деревня, и любопытство женщин есть величина неизменная. – Но это пока секрет. Не скажу, не пытайте.

– Ну-ну, – засмеялась супруга мэра, завязывая бантик на картонной коробке. – Леонид, я могу поименно перечислить всех молодых девчонок, по которым стоит сохнуть в радиусе в полсотни миль от этой кондитерской. И поглядеть на твою реакцию.

– Мэм, у нас во время службы был очень строгий офицер, курирующий нашу ракетную базу от контрразведки. – Ленька тоже засмеялся. Нравилась ему мадам Куимби, отличная дама. – Так он нам привил здоровую паранойю и способность правдиво врать, глядя в глаза. Честное слово, неохота применять эти умения по отношению к вам. Все в свое время сам расскажу.

– Ну, погадать мне с подругами ты все равно не запретишь, – заметила мадам, принимая от Леонида деньги и отсчитывая сдачу. – И привет твоей сестренке. Пусть приходит в среду после полудня, буду учить девчонок печь эклеры.

– Хорошо, мэм, передам. – Супруга мэра учила девчонок печь всякие вкусности, взяв над ними шефство. От них требовались только желание, так мэрша даже продукты им со скидками предоставляла. В прошлый раз Лиен принесла здоровенный шоколадный пирог. Ленька объедался им два дня, но героически добрал до последней крошки. – Обязательно передам.

Дорога до дома заняла немного, и вот Ленька толкнул дощатую дверь с большим стеклянным окошком. Вообще, ему двери в Аламо непривычны. Слишком хлипкие. Много стекла, тоненькая фанерка, даже крупного хищника не удержит. Хотя против хищников и лихих людей здесь рулит огнестрельное оружие. А репутация у города очень серьезная, потому именно здесь с преступностью глухо. Остаются дикие звери, которым законы не писаны и мозгов не хватает понять, что с людьми не стоит связываться. Иногда даже в Аламо пробирается всякая кусачая мелочь. Тем более сейчас, когда видимость резко упала, в полусотне шагов сложно разглядеть за пеленой дождя хоть что-нибудь. И потому у Леньки и Лиен в прихожей и кухоньке висят по АК-74 в дереве, вместе с подсумками, набитыми снаряженными магазинами. Так, для душевного спокойствия. Лучше бы, конечно, дробовики двенадцатого калибра, но в здешних магазинах дешевых не осталось, висит парочка дорогущих полуавтоматов для стендовой стрельбы, «Косми»-двухзарядки.

– Привет, сестренка, – Панфилов поздоровался с девочкой, валяющейся на диванчике около камина с планшетом в руках. – Опять вошку по экрану гоняешь?

– Не вошку, Лень! А в тетрис играю! – возмущенно пискнула девочка, вставая с дивана и чмокая брата в щеку. – Иди переодевайся, мойся. Я сейчас на стол соберу.

– Держи тортик. И это, тебя мадам Куимби просила предупредить, в среду занятия. Не завтра, в следующую. – И Ленька полез к себе в комнату.

За эти несколько месяцев он серьезно обжил чердак. Точнее, мансарду. Трофейное и купленное оружие тщательно вычищено, составлено вдоль стены и на ней же развешано. В так называемом шкафу, а на самом деле грубом ящике из досок, висит Ленькина одежда, также вычищенная, выстиранная и выглаженная. Это уже Лиен постаралась. Моноблок «Леново» на грубом столе из толстых плах, пара десятков книг на полке из таких же досок. Несколько распечатанных на цветном принтере фотографий линкоров и самолетов, дирижаблей и космических кораблей развешаны по стенам.

Большая карта этого мира разложена на здоровенном старом столе посредине комнаты и прижата патронами от крупнокалиберного пулемета. Небольшая горка золота на исписанной шелковой тряпице, две флешки, обычные телефонные карты памяти еще от старых «Сони» и пять довольно крупных синих вроде как алмазов на ней же. Уютно вышло, прямо скажем.

Алмазы, кстати, наследство от того, почившего старателя. И загадка, доставшаяся в наследство, от него же.

После Нового года Ленька случайно снял с испанского FR-8 стальную накладку с затыльника приклада и в придачу к золотому песку из подствольного пенала получил еще горсточку золота плюс восемь цветных алмазов, пять синих и три коричневых. Ну и флешки с запиской на шелке. Да еще зашифрованные: что флешка с паролем, что на тряпочке сплошь цифры. Золото, кстати, здорово отличается по цвету от того, которое было в пенале.

И золото, и алмазы прикрыты журналом. Просто чтобы в глаза не бросались. В Аламо сейчас чужаков нет, городок, как остров в бушующем море, отрезан от окружающего мира. Лиен камешки видела, про золото знает, и, как убедился уже Ленька, умеет молчать. А больше никого на Ленькином чердаке и не бывает, даже кошки нет, разве порой град стучит по крыше. К постоянному дождю и ветру Леонид уже привык, но вот крупные градины пару раз его по ночам будили.

Собственно, Ленька до недавнего времени и не знал, что эти цветные камешки размером с небольшую фасолину – алмазы. Буквально на той неделе он решил-таки отнести три коричневых камушка доку Хагри, учителю географии в школе.

Таких удивленных глаз у уже немолодого профессора Ленька не ожидал увидеть. Док затащил парня в свой кабинет, вытащил из сейфа набор каких-то оптических приспособ и пару серых полированных каменных пластинок. И на сорок минут выпал из реальности, разве сам с собой на голландском разговаривал.

– Леонид, откуда эти камни у тебя? – Профессор наконец оторвался от микроскопа и поднял глаза на крутящего в руках старый шведский маузер молодого мастера.

– Док, не поверите. Купил у старателей, наследство от их умершего партнера. Точнее, купил карабин, испанскую переделку маузера, FR-8. Перебирал его недавно и чистил, нашел два тайничка. А что, они из себя представляют что-то интересное? – Панфилов взял один из камушков, густо-коричневый, раза в полтора больше крупной горошины. Покрутил его в пальцах. Посмотрел на исчирканную пластинку. Профессор каждой вершинкой каждого камешка пару полосок прочертил.

– Это алмазы, молодой человек. Великолепные ювелирные алмазы. Наверное, это лучшие камни, что я видел в своей жизни. – Док Хагри посмотрел сквозь один из камней на рассеянный свет матовой лампы. – И я тебе так скажу, Леонид: я не имею сведений о том, что здесь, на Новой Земле, массово добывают цветные алмазы. – Док взлохматил пятерней волосы и стал здорово похож на киношного профессора.

– И дорогие они? – Ленька тоже поглядел на свет сквозь камушек.

– Обработанный бриллиант высокого качества коньячного цвета, если сделать его из того алмаза, который ты крутишь, будет стоить примерно триста-четыреста тысяч долларов в магазинах Амстердама. В Нью-Йорке или в Москве дороже. Но это на той Земле, к тому же пока просто камень, Леонид. Его нужно огранить и при этом не испортить. Но тысяч сорок экю каждый из этих камушков стоит точно. Я не спрашиваю у тебя, есть ли еще камни и какие, это твое дело. Просто будь осторожен, большие деньги могут принести большие проблемы. – Профессор встал и завел кофемашину. Налил две чашки, себе бухнул приличную горку песка и налил сливок. Леонид взял свою чашку, он пил просто черный кофе, без всяких сладких присадок. Хотя вприкуску мог смолоть с десяток-другой кусочков сахара.