Так вот, к вопросу о потере сознания. Первое, что ощущаешь, придя в себя (ладно, я ощущаю), это блаженство. Длится оно недолго, секунд пять. Потом ты пытаешься понять, по пунктам, кто ты, что это было, и заодно представить, чем все это может закончиться.

В этом случае я прошел все эти стадии, только вот блаженство было очень кратким.

Сначала я попытался пошевелиться, и только когда это не удалось, открыл глаза. Никакого головокружения. Все видно четко, но непонятно.

Передо мной стена. Из известняка. Не отштукатуренная, украшений или каких-либо иных опознавательных знаков не наблюдается. Совершенно незнакомая мне стена. Мы явно с ней ранее не встречались.

Вновь пытаюсь произвести какое-либо телодвижение, с прежним результатом. Интересно, а говорить я могу?

— Эй, здесь кто-то есть?

Ага, могу. Говорить и моргать. Замечательно. Пытаюсь выговорить простенькое заклинание, светлячок, потому что здесь темновато. И ничего у меня не выходит. Концентрируюсь и обнаруживаю наброшенную на меня сеть, состоящую из плотных потоков магии и блокирующую мою силу наглухо. Замечательно.

Значит, когда меня придут калечить, убивать, я смогу громко и отчетливо послать мучителя в неведомые дали. На трех языках, кстати. Вернее, на пяти. Разговаривать по-кирвалионски и кентаврийски я не умею, а вот ругаться — мастерски. Жаль только, что я не могу колдовать, и мои нецензурные выражения могут свидетельствовать разве что о моей фантазии или, скажем, о дурном воспитании.

Кошусь направо — моя рука, вытянутая в сторону, голая. Влево — аналогично. Вниз посмотреть не могу, а жаль. Даже любопытно, всего меня раздели, или нет? Может быть, я понадобился какому-нибудь любителю или любительнице нетрадиционных любовных утех? Так могли бы попросить, может нашли бы общий язык так, без кражи людей и помещения их неведомо куда. Хотя, нет. С любительницей бы, может, и нашли, но вот с любителем… Это вряд ли.

Прислушиваюсь к ощущениям, и понимаю, что, скорее всего, раздели полностью. Как-то прохладно. Более того, чувствую, что чего-то привычного мне не хватает. Понимаю, чего. Меня подстригли. Волосы мои больше не падают на плечи. Я, конечно, могу предположить, что их просто кто-то заботливо забрал в хвост, только вот верится с трудом, и лоб что-то щекочет. Сроду я челку не носил. Неожиданно накатывает злость. В самом деле, если бы я хотел подстричься — сделал бы это сам!

Ну а вместе со злостью приходит понимание того, что я вообще не о том думаю, что я же, все-таки, маг, и говорят, неплохой. И вместо того, чтобы переживать по поводу прически, мне бы местность просканировать. Этим и пытаюсь заняться.

Понимаю, что обнаруженная ранее сеть не только блокирует силу, но и удерживает мое тело. Оно все оплетено плотными потоками магии. Это даже не заклинания, это будто кто-то взял силу, свил из нее веревки и обвил ими беззащитного стихийника, чтобы не дергался. Цвет, кстати, у магии знакомый, вкус тоже. Незабвенные поклонники как его там, Боруя Серого. Очень любопытно, а я-то им зачем?

Тут память мне подсовывает какую-то несуразицу, которую я недавно видел. Где? На руке? Вновь пытаюсь, не поворачивая головы, разглядеть собственную левую верхнюю конечность. Чуть косоглазие не зарабатываю, но, в итоге, вижу порез на запястье, окрашенный кровью, уже запекшейся, и только после этого как-то до меня доходит, что раны (а вторая такая же есть и на правой) еще и побаливают. Неприятно, но терпимо.

Удивляюсь собственному тугоумию. Закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться на ощущениях, и тут же понимаю, что двумя порезами дело не ограничилось. Есть еще две раны на ногах чуть ниже колена, царапина на шее. Они не глубоки.

Вспоминаю слова Верлиозии о том, что магия последователей Боруя пахнет кровью. Любопытно, они мною кормятся? Или проводят опыты? Любопытно даже, что лучше? Но зато версия с любителем нетрадиционного секса престает быть основной, и то счастье.

Делать мне все равно пока нечего, и потому пытаюсь сосредоточиться на структуре опутывающих меня нитей, и, видимо, увлекаюсь процессом, потому что пропускаю появление рядом с собой какого-то субъекта в белой хламиде. Он аккуратно вытирает мои порезанные запястья мокрой губкой. Успеваю обрадоваться тому, что я его вижу — видимо, усилия мои не прошли даром, и теперь я могу поворачивать голову.

— Ты кто? — спрашиваю.

Субъект, невысокий, толстый, лысый, тихо бормочет себе под нос:

— Ты удостоен чести, Ларрен Кори Литеи, мне велено подготовить тебя для встречи с Боруем Серым.

Меня бросает в холодный пот. Все же, плохо, когда фантазия слишком богатая, особенно в том, что касается подготовки к встрече. Но спрашиваю я не об этом.

— Откуда ты знаешь мое имя?

— Кто не знает зятя Равного Солнцу? Разве что глупец, проводящий всю жизнь в пустыне и наслаждающийся обществом коз, — меланхолично отвечает собеседник.

— Ну, так отпустите меня!

— Не могу, дорогой, Боруй Серый велел тебя привести. Он велел тебя подготовить. Господин любит, чтобы все было чисто, ничего не мешало. Я подготовил, но братья хотели испробовать твою кровь, и вот теперь мне приходится готовить тебя снова.

Он произносит это с печалью в голосе. Впору посочувствовать. Ну, как же так! Пришли, суки, и попользовались, а он ведь так старался!

Насмешливо фыркаю. Услышав это, жрец поднимает на меня глаза багрового цвета, без белков и все так же тихо проговаривает:

— Я рад, что Вы сохранили бодрое расположение духа. Нашему господину это понравится.

После чего наклоняется, видимо, чтобы забрать емкость с водой, и уходит, не оборачиваясь.

Только было собираюсь погрузиться в грусть и отчаяние, как возле меня возникает новый персонаж — высокий, гораздо выше меня и очень худой субъект. У него вытянутое длинное лицо и такие впадины под скулами, что туда можно положить корский орех. Он стар, он очень стар, и он дракон. Не все человеческие маги способны опознать дракона. Я — могу. Слишком долго я, все же, общался с этими тварями. Я их на вкус узнаю, на цвет, на запах. По походке и по манере разговора. Иными словами, дракон — это дракон, меня не обманешь. Но первая мысль, знаете, какая?

Вот такая: ага, Вера, я же говорил тебе, что Боруй в этом мире?!

Вот такой вот краткий миг торжества.

Глядит на меня пристально, после чего брезгливо морщит нос и проговаривает:

— Ужасно! До чего опустилось нынешнее поколение! Да я такое и есть бы не стал. Куда смотрит твой отец, Верлиозия?

Что? Она тоже здесь? Когда? Как? Дракон уходит из моего поля видимости. Не понимаю, что происходит. Я… Я чувствую, она тоже здесь, и ей плохо.

Дульсинея

— Ну, вот мы и остались наедине, — радостно сообщила я Аркадию и двинулась на бой с кофеваркой.

— А нам нужно было уединиться? — озадачился он.

— А ты как думал, морда готская? — добродушно пробурчала я. — Считаешь, что я вот так вот просто позволю тебе ухлестывать за моей единственной внучкой, не выяснив, каковы твои истинные мотивы?

— Я за ней ухлестываю?

— Тебя мама не учила, что невежливо отвечать вопросом на вопрос?

— Дульсинея, я не понимаю, что ты хочешь от меня услышать?

— Зачем тебе Катюха моя?

— Что значит зачем? Мы просто общаемся. У нас общие интересы.

— Да-да, оба такие магически озабоченные, что аж переночевать негде. Еще скажи, что она тебе вот ни чуточки не нравится!

— Она очень красивая. Наверняка дома ее кто-то ждет. Жених. Или муж.

— Ой, насмешил! Ну, ты ж весь такой глазастый, всех насквозь видишь, а Катьку не видишь? Врал бы да не завирался.

— Я стараюсь не смотреть.

— Почему? Не любопытно?

— Любопытно. Но мне не нужно знать. Я не хочу.

— Ну, прямо-таки сама деликатность, — проворчала я, протягивая ему кружку кофе, — угощайся. И вот скажи лучше старой бабушке, как ты к Катерине относишься? Только не пытайся врать, а то влуплю по тебе каким-нибудь нехорошим заклинанием и перекосит тебя так, что всю жизнь проходишь в позе танцующего египтянина.