Недавно было сказано - применительно к Фридриху Гундольфу что, "возможно, пришло время вновь обратиться к этому удивительному историку и мыслителю". Ведь у Гундольфа, как мало у кого, было "развито чутье на "реалии", которые стоят между ...исследователями современности и людьми прошлого, на языковые и иконографические формы, память и предание". Не враг истории говорит со страниц его текстов, а "враг того позитивизма историков, который не хотел видеть, что "факты" оказываются доступны нам только через предание и что историография репрезентирует еще не всю память народов, живущую в языках, а лишь часть ее" ^ . О Канторовиче тоже в последнее время говорят, что за него следовало бы "взяться". Я поддерживаю это. Правда, мне кажется, что необходимо прояснить, за какого же именно Канторовича нам следует "взяться".
Несомненно, проблема отношения науки и "жизни" остается и сегодня актуальной. Это одна из основных проблем современного мира, и поэтому все еще встает, как и прежде, проблема историзма и его последствий, позитивизма, объективизма, релятивизма. Именно поэтому важно представлять себе историю этой проблемы. Ее решения, основанные на ницшеанской критике современной науки, которые Канторович в свое время одобрял или предлагал сам, сегодня уже не могут считаться приемлемыми. Это же касается и его книги о Фридрихе, которая не только внешне окрашена этими установками, но и в самом ядре своем ими конституируется.
Говоря так, я, естественно, рискую навлечь на себя упрек в том, что сужу как "всезнающий" потомок или как банальный разоблачитель идеологий. Но я надеюсь, что мне удалось показать свое вполне серьезное отношение к книге Канторовича как к явлению в истории науки - и именно потому, что рассматриваю ее в контексте истории проблемы историзма и его последствий. Суждения георгианцев были всегда очень категоричными, и их, мне кажется, можно со всей категоричностью историзировать.
К этому можно было бы еще добавить, что негативная оценка позиции Канторовича подкрепляется также сравнением с другими работами в области медиевистики в Германии и в Европе на рубеже 20-30-х годов, о которых я здесь, к сожалению, могу только вскользь упомянуть. Ведь "Фридрих II" Канторовича написан на основе альтернативного противопоставления, с одной стороны, позитивистского исследования средневековья и с другой - ориентированной на нужды современности "истории средних веков", которая, хотя и базируется на исследовании, сама не желает быть таковым, быть наукой, ибо скорее хочет служить "вере в то, что пробьет час немцев, вере в гений немецкой нации". Поэтому дан
О.Г.Э^сле. Немцы не в ладу с современностью 233
ная книга представляется устаревшей не только с точки зрения позднейшего наблюдателя, но уже и с точки зрения своей эпохи. Ведь уже тогда, в конце 20-х-начале 30-х годов, существовали новаторские исследования в области медиевистики, которые, являясь свидетельствами своего времени, вместе с тем указывали и пути в будущее - причем не в то, каким его мыслил Канторович, и не в то, которое наступило в Германии в 1933 г.
Я имею в виду прежде всего программу изучения средневековья, которую разработал во Франции Марк Блок (убитый в 1944 г. немцами); он обнародовал ее впервые в 1928 г. на международном историческом конгрессе в Осло. Это была программа сравнительной социальной истории, которая в научном отношении базировалась, кроме всего прочего, на осознании того, что историческая наука обязана сделать выводы из европейской катастрофы, какой явилась первая мировая война. В Германии тоже был тогда свой Марк Блок. Но вовсе не Эрнст Канторович, как было заявлено недавно одним французским автором, а Отто Хинце, который издал свои последние крупные работы в 1929-1931 гг. в возрасте семидесяти лет. То были сравнительные исследования по истории европейского средневековья - о феодализме и о зарождении современных представительных учреждений в средние века. Их можно назвать первыми образцами структурной истории и истории ментальностей в Германии. Обоих - и Хинце, и Блока - интересовало не средневековье как лекарственное средство против недугов современного мира или даже от самого этого современного мира, а скорее средневековье, содержащее в себе потенциал модернизации ".
И, наконец, следует упомянуть работы трех молодых медиевистов, принадлежавших к поколению Канторовича, созданные и опубликованные около 1930 г. Я имею в виду книгу Перси Эрнста Шрамма "Император, Рим и Renovatio" (1929) и две книги о средневековье, которые представляют собой как бы диалог авторов, работавших около 1930 г. в Немецком историческом институте в Риме: "Возникновение идеи крестовых походов" Карла Эрдмана (1935) и "Libertas. Церковь и мировой порядок в эпоху борьбы за инвеституру" Герда Телленбаха (1936). Эти три книги уже тогда были примечательны в двояком отношении. Во-первых, в них были предложены новые масштабные постановки научных вопросов например, через решительное введение в область изучаемых историком явлений знаков власти и вообще вещных символов, ритуалов и литургии. Во-вторых, авторы демонстрировали как в предмете, так и в способе и манере изложения своих исследований нехарактерный для немецкой медиевистики тех времен общеевропейский подход, чуждый всяких политических и национальных перехлестов.
В противоположность им, "Император Фридрих II" Эрнста Канторовича и восславляемый им образ средневековья являлись оружием в политической борьбе. Можно, конечно, восхищаться эстетически-литературным исполнением этой книги, на что и рассчитывал автор, или же
234 Hcropuk и время
на это он, правда, не рассчитывал - использовать ее как справочник или учебник по истории XIII в. Но если рассматривать намерения Канторовича, то мы приходим к выводу, что эта его работа для нас уже свое значение утратила. И хотелось бы, чтобы в Германии никогда больше не стали возможными или даже мыслимыми такие социально-политические условия, при которых приобрела бы значение такого рода книга.
' OundolfF. Caesar. Geschichte seines Ruhms. В., 1924. S. 8. ' Ibid. S. 7. ' RaulfU. Der Bildungshistoriker Friedrich Gundolf// Friedrich Gundolf/ Hrsg. von E. Wind.
