– У нас с тобой по этим вопросам вводных примерно столько же, сколько шансов выломать изнутри эту дуру, – Тим взглядом указал на тёмный лаз. – Одни догадки. Давай лучше по историческим фактам пойдём.
– А пойдём, – согласился Андрей.
С фактами он обращался виртуозно. Наверное, сказывалась его удивительная способность к аналитике и почти феноменальная память.
– Что мы знаем совершенно точно?
Вопрос Андрей задавал не Тимуру, а скорее себе. Набрав побольше воздуха в грудь, он начал:
– Надгробия с узорами в виде стилизованных крестов, будем для удобства называть их так, всегда соседствуют с шатровыми храмами. Где есть восьмерик на четверике – всегда найдётся хоть одна такая вот плита. Внимание, цитировать буду, – Андрей чуть прикрыл глаза, словно бы читал что-то под веками, и продекламировал: – Шатровые храмы были любимыми храмами на Руси в допетровскую эпоху. Они значительно отличались от церковных канонов. Патриарх Никон без всяких церемоний назвал их «бесовскими». В восемнадцатом веке такие храмы окончательно запретили возводить, – он открыл глаза и продолжил: – То есть эти вот храмы были по какой-то причине очень неудобны действующей в тот момент власти. Тимур Сергеич, зафиксируете вопрос? Почему они так не нравились тогдашним религиозным деятелям?
– Фиксирую, Андрюх, шпарь дальше! – Тим внимательно слушал, зная, что уж если его напарник вцепился в дело, то оттащить его невозможно. Он будет висеть на тайне, не разжимая зубов, как бультерьер. Пока не победит. Ну или его не пристрелят. Или он не сдохнет от голода в тёмном подвале среди могильных плит. А вот до этого доводить, конечно, не хотелось бы.
– Есть шпарить! Шатровые храмы, построенные до Никоновской реформы, не направлены алтарём строго на восток, как положено им по канону. Они все смещены чуть севернее. Да и сами алтари зачастую являются поздней пристройкой к основному четырёхстенному зданию. Часто в таких храмах двери находятся во всех четырёх стенах, как в том, где мы сейчас сидим, – Андрей многозначительно указал пальцем вверх. – Теперь по кладбищам, – Андрей театрально обвёл рукой скупо освещённый светом фонарика подвал. – Их нет. В том смысле, что могил старше шестнадцатого века у нас нет. Нет, и всё тут. Разорены и уничтожены. А могильные плиты с вилочковыми крестами использованы как строительный материал для новых храмов. Они вмонтированы в стены, в лестницы. Ими даже выкладывали дорожки в монастырях. Часто такие плиты использовали вторично по прямому назначению – писали на них нужные даты и имена и ставили на новые могилы. Хозяйственный подход, ничего не скажешь.
Андрей перевёл дух и продолжил:
– И самое важное. Древние шатровые храмы часто соседствуют с другими видами храмов. Как будто их ставили рядом для того, чтобы люди разных вероисповеданий ходили каждый в свою церковь. Такое ощущение, что… – Андрей запнулся, подбирая слова.
Но Тимур уже сам догадался:
– Ощущение, что храм, в котором мы с тобой сидим, не такой уж и православный был изначально. Да?
– Да, – шумно выдохнул Андрей.
– И получается, что мы сюда приехали совсем не для того, чтобы получше рассмотреть узоры на могильных плитах. А чтобы что?
– А чтобы узнать, что не всё так гладко у нас с историей про крещение Руси…
– Ага… – Тимур снова задумался.
– Это не подвал, Тимур Сергеич. Это какой-то ящик Пандоры, вот что я скажу, – Андрей сел и подпёр подбородок кулаком на манер роденовского мыслителя. – А раз это знание так тщательно кем-то скрывалось больше тысячи лет, то шансы выбраться отсюда стремятся к нулю. Кто мы в этой партии? Песчинки в масштабах Сахары. Заплутавшая в космосе звёздная пыль, – он вдруг замолчал, поддавшись какой-то несвойственной ему философской грусти.
– Нам звездец, – согласился Тимур.
Фонарик в его руке замигал и погас.
– Тимур Сергеич, – сдавленно прошипел Андрей, – мы же с тобой никогда ещё в такую заваруху не попадали, мы же всё больше по кабинетам да по запасникам музейным. Как так вдруг вышло-то?
– Растём, Андрюх, в профессиональном смысле. Встали, можно сказать, с дивана и вышли в поле, – хмыкнул Тим.
И вот сидят они, полевые работники, запертые в подвале под заброшенным храмом в какой-то богом забытой деревеньке без связи, а теперь ещё и без света. Можно, конечно, телефоном подсветить. Но, во-первых, смысла нет – ничего особо интересного вокруг не наблюдается, а во-вторых, телефон ещё может пригодиться. Вдруг какая-то заблудившаяся волна всё-таки пробьётся через каменную кладку. Зарядку нужно беречь.
– Ты, Андрюх, не дрейфь. Унывать никак нельзя. Ты ж сообразительный парень. И весёлый, шутки любишь и юмор очень даже понимаешь, – Тимур старался говорить в ту сторону, откуда слышалось дыхание Андрея. Других ориентиров не было, тьма кромешная.
– Сейчас что-то на шутку это всё не очень похоже, – протянул Андрей.
– Не очень, да, – согласно покивал Тим. – Но и упаднические настроения нам совершенно без надобности. Помирать – так с музыкой!
И Тим запел. Пел он, надо сказать, отвратительно. Голос у старшего следователя был отменный, густой, мощный, но вот слух отсутствовал совершенно.
– Ходють ко-о-о-ни да над реко-о-о-о-ю-ю-ю… – басовито выводил Тимур.
– Ищуть ко-о-о-ни водопо-о-о-ю-ю… – стараясь не морщиться и не скатываться в фальшь, выводил Андрей. У него-то со слухом всё было в порядке.
– О-о-ой, да к речке не иду-у-у-уть… – почти проорали коллеги хором.
– Берег больно кру-у-у-ут, – раздалось вдруг откуда-то из-под земляного пола.
Песня прервалась. Стало тихо. А потом снизу постучали.
Стучали откуда-то из центра подвала, совсем рядом. Интеллигентно так – тук-тук-тук. И очень осторожно.
Тимур залез в карман, достал сберегаемый на крайний случай телефон, включил фонарик и осторожно зашагал на звук. Андрей весь как будто подобрался и двинулся за начальством след в след.
Тук-тук-тук повторилось совсем рядом.
Тим посветил себе под ноги. Под толстым слоем пыли угадывался квадрат то ли крышки, то ли такой же, как наверху, плиты, только без засовов.
– Смотри, Тимур Сергеич, львы по краям! – Андрей разгрёб носком кроссовки присыпанный землёй рисунок.
– Сами вы львы, это грифоны, – раздался снизу девичий голос. – Открывайте уже! Это я, Лика!
– Кто, извините? – очень вежливо поинтересовался Тимур. Грубить незнакомой девушке, даже находящейся ниже его, он не стал. Иначе воспитан был.
– Ну, Лика же! – отозвалась неизвестная.
Железная плита немного искажала звук, делая звонкий голос почти визжащим и немного потусторонним.
– Это как на Кольской сверхглубокой, да? – вдруг произнёс Андрей. – Голоса из оттуда? Нечисть?
Тимур не ответил, только хрустнул шеей. Голос был вполне себе человеческий, живой. Никаких завываний и всего такого, что наводило бы на мысли о призраках и привидениях, не присутствовало. Просто девушка. Стучит в подвал снизу. В подвал, глубиной десять метров.
– Да подцепите её уже, ребят, – требовательно зазвенело из-под плиты.
Тимур с Андреем переглянулись и подцепили.
Когда удалось чуть-чуть сдвинуть железную бандуру, в щель сразу же ударил яркий свет фонаря.
– Тащи её, Андрюх, – прокряхтел Тим.
– Лику эту? – удивлённо уточнил Андрей.
– Сначала железяку, а потом по обстоятельствам, – резонно возразил Тимур.
– Аккуратнее тащите! Эта, как вы выражаетесь, железяка имеет высокую историческую ценность. Точнее, будет иметь, когда мы её отсюда вытащим, – раздалось из лаза. И в проёме показалась светлая кудрявая голова.