– Может, Филипа Таера попросить? – как бы невзначай обронил я.

Аманда метнула в меня пронзительный взгляд, поняла, что я не шучу, и бросилась обнимать, а потом чмокнула в нос. Я тут же окончательно растаял.

Юный Грегор Аттани встречал гостей у входа. Чуть поодаль стояла миссис Аттани.

До совершеннолетия Грегору оставалось четыре года. Мне же был двадцать один год, и я уже пять лет считался совершеннолетним. По законам Генеральной Ассамблеи ООН любой получивший звание гардемарина считается совершеннолетним и получает соответственно все права. В частности, право пить, голосовать и даже жениться. В Солнечной системе многие ратовали за снижение возрастной планки совершеннолетия до двадцати лет, но дело застопорилось. Молодежные бунты встряхнули общество. И теперь к подросткам относились настороженно.

– Благодарю вас, командир, за то, что оказали нам честь и почтили своим присутствием, – поприветствовал меня Грегор. Его манеры были безупречными.

– Это вы оказали нам честь своим приглашением, мистер Аттани, – в тон ему ответил я. Любезность за любезность. Как командир я имел право обращаться к нему по имени, но в такой торжественный день фамильярность была явно неуместной.

Держась за руки, мы с Амандой протиснулись в самую гущу праздничной толпы. Здесь было много блестящей, купавшейся в роскоши публики. Я чувствовал себя дубиной стоеросовой. Как всегда, выручила Аманда. Она завела светскую беседу. Мы взяли канапе. Эти крошечные бутербродики с рыбой и сыром оказались на удивление вкусными. Мы пристроились к одной оживленно беседующей группке.

– Стоит перенести неудобства такого полета, чтобы добраться до космической целины, – разглагольствовала одна из пассажирок. – Ведь пустует целый континент! Только представьте себе тамошние просторы!

– Это Эмилия Вальдес, – шепнула Аманда. – Из тех самых Вальдесов, владеющих фабриками по производству «вечных батареек». Она сказочно богата.

– Но все почему-то селятся на Восточном континенте, – возразил Уолтер Дакко, отец юнца Криса Дакко. – На Западном пока поселения запрещены.

– Сколько же можно тянуть? – возмутился мужчина с тяжелым подбородком. – Столько земли пропадает зря!

– Мне так хочется взглянуть на эту колонию! – мечтательно проворковала Галина Дакко, держа под руку мужа.

– Потерпи годик, дорогая, и увидишь, – промяукала в ответ ее подруга.

– Все мы ждем от Надежды чего-то особенного! Но оправдаются ли наши ожидания? – философствовал Уолтер Дакко. – Хотелось бы верить…

– Рекламным брошюрам ООН, – с вызовом заявила Эмилия Вальдес. – Но может статься, мы проведем годы в этом… в этом летающем курятнике, а потом убедимся, что нас надули.

– Тсс… Тут командир, – прошептал кто-то.

– Ну и что? – бросила мисс Вальдес и обратилась ко мне: – Как полагаете, командир Сифорт, не напрасны ли наши жертвы? Стоит ли того Надежда?

– Какие жертвы вы имеете в виду, мисс Вальдес? – поинтересовался я.

– Вы прелесть, командир! – игриво хихикнула пассажирка. – Я имею в виду условия нашей жизни, точнее – нашего существования. Уверена, вы делаете для пассажиров все, что в ваших силах. Но многое от вас не зависит.

Аманда предостерегающе сжала мне руку.

– В вашей каюте что-то не так? – спокойно поинтересовался я.

– Функционирует все безотказно. В этом смысле – все нормально. Мастеров посылать не надо, не беспокойтесь. Дело в другом. Эти каюты такие крошечные! В моей гасиенде нет ни одной такой крохотной комнатки. Не представляю, как может цивилизованный человек просуществовать в таких условиях целых шестнадцать месяцев! Просто кошмар!

Аманда еще крепче сжала мою руку, но я продолжил опасный разговор.

– Не хотите ли поменяться каютой с кем-нибудь из моих офицеров? – спокойно предложил я капризной девице.

– С кем именно? – улыбнулась мисс Вальдес.

– Да с кем хотите. Двум моим лейтенантам особенно повезло, у них каюты в два раза меньше вашей. А может, и в два с половиной. У гардемаринов такая же каюта. Одна на троих. А бывает и на четверых. Знаю по опыту, когда летал на «Гибернии».

– Значит, это правда? – спросила Галина Дакко. – Вы тогда были гардемарином? Я слышала об этом, но спросить у вас не решалась. Как-то неловко.

– Это правда, миссис Дакко. В то время я и мечтать не мог о такой каюте, как у вас.

К нам подошла миссис Аттани и сразу включилась в беседу:

– Но ваши офицеры, командир, с детства привыкли к казармам и тесноте.

– Верно, – бросил я. Вести такие разговоры с людьми богатыми, не имеющими представления о жизни военного корабля, бесполезно. Им не понять, как чувствуют себя подростки, почти дети, набитые в каюту, словно кильки в банку, и при этом вынужденные соблюдать жесткие правила военных уставов.

– Не обижайтесь, командир, – попытался нас примирить Уолтер Дакко, – но такие спартанские условия – не для нас. Мы привыкли к богатству и роскоши, а ваши каюты действуют угнетающе.

– Вам еще повезло. – Я начал терять терпение. – Некоторые пассажиры ютятся вшестером в одной каюте. Миссис Дакко закатила глаза и воскликнула:

– Какой ужас! Кто же они, эти несчастные? Скажите, ради Бога!

– Переселенцы из Нижнего Нью-Йорка.

– А, беспризорники? – хохотнула миссис Аттани. – Эта чернь? Я думала, вы имеете в виду пассажиров.

Назревал скандал. Вмешалась Аманда:

– Никки, давай выпьем…

– Они такие же пассажиры, как и вы, миссис, – не сдавался я.

– Ну что вы, в самом деле, командир, – проворковала мисс Вальдес, – они больше похожи на дикарей. Нельзя же, согласитесь, приравнивать их к нормальным пассажирам. Что для них теснота? Они и не к такому привыкли. Жили в трущобах. Ваш корабль для них – сущий рай.

– Везти этот сброд на одном корабле с приличными людьми – просто преступление, – поддакнул Дакко. – Из за этой шпаны некоторые пассажиры вынуждены жить по двое в каюте. Настоящее издевательство!

– Дорогой, давай выпьем лимонадику, – не отставала Аманда.

– Погоди, – отмахнулся я от нее. – Вы правы, мистер Дакко. Жить в такой тесноте невозможно. Подумать только! Шесть человек в небольшой каюте! Настоящее издевательство! Но выход есть! Этих несчастных подростков необходимо приобщить к цивилизации, и вы им поможете. Я расселю беспризорников по вашим каютам, чтобы вы научили их хорошим манерам. Равномерное распределение пассажиров по каютам – разве не справедливо? Постараюсь провернуть это как можно скорее. Пошли, Аманда, теперь можно выпить.

Богачи как стояли, так и остались стоять. Прямо-таки обалдели. Я вежливо им кивнул и поспешил прочь как от чумы.

– Дернул тебя черт за язык, Никки! – в сердцах бросила Аманда, когда мы отошли на некоторое расстояние.

– Пусть знают, – огрызнулся я.

– Я их не защищаю, они мне противны так же, как и тебе, но зачем превращать их в своих врагов?

– Пусть будут врагами. Мне не нужны такие друзья.

– А обо мне ты подумал? – сквозь слезы спросила. Аманда. – У тебя есть твои офицеры, твой капитанский мостик, а мне слова не с кем сказать. Только с беспризорниками.

– Извини, милая, об этом я не подумал.

– Надеюсь, ты не собираешься и правда сделать то, что пообещал, Никки? Видел бы ты лицо Уолтера, когда он услышал твою угрозу!

– Собираюсь, – проворчал я.

– Пожалуйста, Ник, они очень влиятельные персоны. И если пожалуются в Адмиралтейство…

Я лишь тяжело вздохнул. Аманда, конечно, права. В Адмиралтействе на уши встанут, узнав, что я посмел натравить всех наших ребятишек на эти сливки общества. А как было бы здорово! Увы! Об этом можно было лишь мечтать.

Теперь я часто проводил учения, и бездельничать экипажу было некогда. Сам я тоже старался сохранить форму. Учебные тревоги – отличное лекарство от скуки. А с пассажирами я почти не общался, да они и не жаждали этого, недолюбливали меня, по крайней мере большинство из них. Когда насмерть перепуганные аристократы узнали, что я не собираюсь осуществлять свою угрозу, они перестали сторониться меня, но вели себя очень сдержанно. За моим столом по-прежнему сидели беспризорники, и общаться я мог только с ними, остальные пассажиры сели за другие столы. Испытав на собственной шкуре мою власть и оставшись несколько раз голодными, подростки присмирели. Однако их общество меня тяготило.