Первая попытка напечатать «Букву Я» в «Детиздате» (впоследствии — издательство «Детская литература»), после того как она пролежала там восемь месяцев, — была отвергнута со словами: «Стихи на книжечку никак не тянут. Стихи показали Самуилу Яковлевичу… Он сам пишет на эту тему». И это несмотря на положительный отзыв Л. А. Кассиля, где он написал: «Эти стихи все дети будут охотно читать и учить наизусть».
Отчаявшись и совершенно уже не надеясь на удачу, Борис послал стихи в редакцию «Нового мира», главным редактором которого был в то время Твардовский. Снова шли месяцы. Наконец звонок из редакции: «Вас приглашает Твардовский». Появилась надежда, что стихи приняты. Ведь для отказа совершенно незачем вызывать к самому главному, достаточно и простого редактора.
Борис так и не понял, зачем его тогда пригласил Александр Трифонович. Во время беседы прозвучали такие слова: «Ваши стихи у нас не пойдут… они, может быть, и неплохие, но не для нас. Это не „Новый мир“». И добавил: «И не в том дело, что у вас фамилия некруглая… Совсем не в этом дело… Просто вашим стихам, как говорится, девяти гривен до рубля не хватает». В конце беседы посоветовал показать стихи С. Я. Маршаку.
Покидая кабинет главного редактора, совершенно подавленный Борис даже не вспомнил, что рукопись осталась в редакции.
Стараясь забыть о печальном опыте заочной встречи с Самуилом Яковлевичем, в один из безнадежных зимних дней отправил стихи Маршаку. И снова долгое ожидание. Дозвониться до Маршака не удавалось, так как секретарша всегда отвечала: «Самуил Яковлевич нездоров», или «Маршак в Шотландии», «Маршак в отъезде», или что-нибудь в этом роде. Смысл был один: поговорить с Маршаком невозможно.
Из воспоминаний Бориса:
Незаметно настало лето. И тут в «Литературке» — помнится, в начале июля — появились новые стихи Маршака, и среди них весьма назидательное сочинение, которое начиналось так:
«Ежели вы вежливы
В душе, а не для виду,
В троллейбус вы поможете
Забраться инвалиду.
И, ежели вы вежливы
И к совести не глухи.
Вы место
Без протеста уступите старухе».
Я сел за машинку и единым духом написал:
«Уважаемый Самуил Яковлевич!
Ежели вы вежливы
И к совести не глухи
(Хотя о Вас, признаться,
Иные ходят слухи),
Но, ежели Вы вежливы,
Как пишет „Литгазета“, —
То я от Вас,
В конце концов,
Еще дождусь ответа;
И, ежели Вы вежливы
В душе, а не для виду,
То Вы мое послание
Не примете в обиду:
Ведь как-никак,
При всем при том,
При всем при том, при этом —
Я обратился к Вам зимой,
А жду ответа летом…»
Положил в конверт и отправил — по хорошо мне знакомому адресу.
Разумеется, я сознавал, что совершил грубость. И тем не менее вышеупомянутая совесть меня не мучила.
Можете себе представить, в каком отчаянном состоянии я пребывал, если вместо укоров совести я ощущал некоторое злорадное удовольствие.
После этого послания ответ пришел сразу. Борису была назначена встреча на семь утра. Он явился минута в минуту. Дверь долго не открывали. Войдя, Борис произнес: «Вы уж меня извините, Самуил Яковлевич, что я так громко постучал в вашу дверь, но она была больно уж плотно заперта». Он рассчитывал, что подобная форма извинения будет принята и на этом «инцидент» будет исчерпан. Однако хозяин явно был разобижен и весь дальнейший разговор периодически прерывал примерно такой фразой: «Ну как же вы могли мне такое написать…» Или: «Ну как же вы, голубчик, могли мне такое написать!»
Разговор, который длился не меньше часа, закончился пожеланием успеха. Напоследок Борис услышал: «Вы — это целый мир. И у вас будет все то же, что у меня».
Визит не принес ожидаемого результата…
Пролежав в «Новом мире» без движения годы, «Буква Я» наконец была напечатана — уже при Константине Симонове. Правда, Заходеру предварительно посоветовали сменить фамилию на псевдоним. Секретарша Симонова передала ему слова шефа: «Он так и сказал: если это оскорбляет его еврейское самолюбие, пусть подписывается Рабинович, — но только не Заходер».
В кабинете редактора вновь возникла тема фамилии. Вот как пишет об этом Заходер:
— Что вы строптивитесь, — приятно картавя, сказал Симонов, — вас от этого не убудет! Поверьте мне, писать для детей под фамилией Заходер — это совершенно невозможно!
Борис понимал, что, отказываясь от предложения Константина Михайловича, он подписывает себе приговор: его сказку не напечатают. Однако Симонов только пожал плечами. «Ну, как хотите», — сказал он. И вскоре в 4-м номере журнала за 1955 год многострадальная сказка увидела свет.
Это было уже нечто вроде признания. К тому же его начали к этому времени печатать в «Пионере», «Пионерской правде». «Букву Я» передали по радио. И, вступив в Союз писателей в 1958 году, он перестал бояться как милиционеров, так и дворников.
Винни-Пух или Уинни-тзе-Пу
Тетя Галя!
Один наш знакомый (дядя Боря) сказал, что ты — добрая и хорошая и любишь Пухов и Всех-Всех-Всех; вот мы и решили у тебя поселиться.
В. Пух и Все-Все-Все!
(Тигра, Крошка Ру, Пятачок, Кролик.) (Нарисованы следы лапок.)
Дядя Боря З.
Всю эту компанию Борис Заходер «усыновил» за три года до знакомства со мной. А в 1965 году я получила в подарок книжку о Винни-Пухе с этой надписью. Тогда у нас с приемным отцом этих персонажей еще не было общего дома, и он отпустил погостить ко мне своего любимого медвежонка и его друзей, а вскоре и меня позвал жить вместе с ними в одном доме.
Борис, несмотря на то, что знал, кажется, наизусть всю книгу, любил почитать мне, особенно перед сном, главу за главой, каждый вечер. Проходило какое-то время, и мы снова возобновляли чтение книги. Последнее чтение произошло 9 сентября, в предпоследний день его рождения. Мы сидели на террасе, ожидая приезда гостей. Боря раскрыл книгу наугад, словно собираясь погадать, и, увлекшись, зачитался. А у меня был наготове фотоаппарат, и я, слушая его, сделала несколько снимков, где видно, как он сначала серьезен, потом начинает улыбаться, а на последнем кадре у него от смеха льются слезы.
Теперь мы остались без главы семейства, и мне одной придется заботиться об этой сказочной компании. Хотелось бы оправдать надежды дяди Бори З. и оказаться для них «доброй и хорошей» мачехой.
В 1958 году произошло событие, само по себе незначительное, но для меня крайне важное и не оставшееся без последствий, я надеюсь, для отечественной словесности, — мы встретились с Винни-Пухом. (Английский Winni-the-Pooh родился в 1926 году.)
Наша встреча произошла в библиотеке, где я просматривал английскую детскую энциклопедию. Это была любовь с первого взгляда: я увидел изображение этого симпатичного медвежонка, прочитал несколько стихотворных цитат — и бросился искать книжку. Так наступил один из счастливейших периодов моей жизни — дни работы над «Пухом».
