Сильно нажимая большим пальцем руки, Карос тщательно обвёл им контуры букв. Затем его указательный палец дёрнулся в направлении двери, как будто выстрелил в неё, и показал Ивану — надо войти!
Иван, также молча, показал жестом: откроем или пройдём через неё полем ходьбы — зигзаг ладонью мимо мнимого препятствия. Карос отрицательно качнул головой и сделал движение, словно потянул дверь на себя. Однако вопреки ходу руки он сильно навалился на дверь плечом. И тут же отпрянул, потянув за собой Ивана.
Дверь от мощного толчка или, может быть, просто из-за прикосновения к ней, бесшумно открылась внутрь, в темноту.
Карос буркнул себе под нос нечто удовлетворённое.
— Идём! — сказал он негромко. — Меня можешь отпустить.
Опередив Ивана, он пригнул подбородок к груди и словно против сильного встречного ветра шагнул в чёрный провал. Следом, Иван не заметил, когда они успели подойти, заскользили тени людей Напель. Где она сейчас была сама, он не мог определить. Попробовал обернуться и разыскать её, но даже тот сумрачный свет, доходящий до двери, сейчас загородили, и он ничего не увидел, кроме контуров примятых капюшонов.
Впереди тоже ничего не было видно.
— Они здесь никого не оставили или позабыли поставить. Значит, поджидают нас там, у лестницы, — пристав на цыпочки и потянувшись, Карос шепнул Ивану прямо в ухо и как будто засмеялся, щекоча ходоку висок. — Сейчас будет ещё одна…
Они вновь, как и предсказывал Карос, упёрлись в дверь. И Иван опять без слов спросил зигзагом ладони. Карос не столько увидел его молчаливый вопрос, сколько догадался о нём.
— Нет, — сказал он нормальным голосом, не таясь. — Там они могут тебя увидеть и приготовиться, чтобы встретить нас. А нам их предупреждать не с руки.
— Я обойду их.
— Не шепчи. Здесь можно говорить как обычно.
— Я обойду их и посмотрю вокруг с другой стороны.
— Нет. Мы сейчас вышли на вторую ступень времени. За той дверью, — Карос махнул рукой назад, — осталась первая, а за этой — третья. И мы не уверены, что ты попадёшь туда, куда тебе надо. Лучше не рисковать.
Он высказал всё это на одном дыхании, и ему потребовалось время, чтобы продышаться. Иван воспользовался паузой.
— Вам виднее, конечно.
— Не совсем. Мы всё-таки не знаем твоих возможностей. Может быть, и попадёшь… Если бы это было так, ты смог бы всех нас провести через своё поле ходьбы прямо к подножию лестницы, прямо к вратам обиталища Творящего Время. А он располагается на четвёртой ступени… Но есть риск. Не будем искушать твою судьбу. И Напель, — напомнил он, как сильный аргумент, — думает также.
— Пусть так, — буркнул Иван, с сомнением выслушав Кароса. — Сложно всё это. Ступени, уровни…
Однако ничего против полученных сведений он не имел, и доводы Кароса показались ему если не убедительными, то, во всяком случае, кое-что объясняющими. Ведь он сам рыскал по всему замку, но никаких следов лестницы, напоминающей виденную на экране в спецсекторе, не нашёл.
Пока он предавался размышлениям, Карос давал короткие команды отряду людей Напель. Где-то в темноте, в балахоне, с капюшоном на голове стояла и она, но голос не подавала и команду на себя не принимала, полагаясь, наверное, на опыт Кароса.
Вдруг Иван внезапно для самого себя вздрогнул, воочию представив, что сейчас или через несколько секунд, а это одно и то же, он встретится грудь в грудь с тем, кого он должен будет оглушить или даже убить, чтобы, перешагнув его, прорваться к Творящему Время и уничтожить его.
«Ты когда-нибудь убивал?» — спрашивала его Напель….
Щемящее чувство неизбежности того, что должно произойти, на мгновение перехватило его дыхание, но сразу же перешло в готовность и решительность столкнуться врукопашную с противником и повергнуть его… Если, конечно, тот не повергнет его самого. Впрочем, сама мысль погибнуть именно сейчас казалась ему дикой и нереальной.
Он был уверен в себе.
Средневековье… Будто герои Дюма, готовые всегда драться, глядя в глаза противника…
Дверь от сильного толчка ногой Кароса распахнулась. Люди Напель устремились в неё.
На вошедших людей со всех сторон, словно светили десятки ламп, обрушился нестерпимо яркий свет. Он привёл в некоторое замешательство только Ивана. Он не ожидал такого. Глаза его сузились в щёлки, он некоторое время плохо видел перед собой.
Но его спутники этого светового перепада, наверное, даже не заметили и, не мешкая ни мгновения, обнажили короткие мечи и ринулись в яростном порыве на первую шеренгу стражей у лестницы.
Соратники Напель в дружном рывке опередили Ивана и оставили его за собой в тылу.
Началось сражение. Приглушённо зазвенел металл. Раздались первые вскрики раненых. Однако акустика помещения была такова, что звуки сразу же замирал в месте их возникновения, и слышны были словно через ватные пробки в ушах.
Вначале Иван видел только чёрные спины и островерхие капюшоны пришедших вместе с ним, да оловянно серебристые вспышки мечей. Они потускнели, когда окрасились кровью. Кровь, растоптанная мягкими, для бесшумной ходьбы, сапогами, поделила светлый мраморный пол площадки перед лестницей. Люди Напель теснили стражу, и грязно красная полоса расширялась, показав несколько человек убитыми и ранеными.
Иван не находил себя в происходящем. Он остался за спинами и без оружия. О том, что он без оружия, вспомнил внезапно, как о страшной несправедливости к себе. Ему не дали его! Обошли! Забыли!.. А оставаться безоружным в виду близкой рубки было не только обидно, но и небезопасно. Он осмотрелся, однако рядом с ним никого не было.
Куда-то совсем затерялась Напель.
Он судорожно скинул одну лямку рюкзака, махнул им из-за плеча вперёд, подхватил незанятой рукой и запустил её в синее чрево бесформенного мешка. Там он нащупал в переплетении мотка верёвки ребристую длинную рукоять бластера, в нетерпении оттолкнул её, ухватился за ствол пистолета, и так, держа за ствол, вытащил его. Пистолет засунул под ремень, а рюкзак вновь забросил на спину. Руку опустил на рукоятку, ощутив себя вполне уверенным, что никто ему теперь безнаказанно причинить вреда не сможет.
Порыскал глазами, выбирая жертву, если она вдруг прорвётся сквозь тёмный строй штурмующих подходы к лестнице и решит напасть на него. И задался мыслью найти Напель, чтобы охранять и защищать её.
Тёплая мягкая ладонь легла ему на руку с оружием.
— Не надо, Ваня, — негромко сказала, вышедшая из тёмного провала двери, Напель, и посмотрела ему в глаза. — Здесь нельзя стрелять. Возьми лучше это.
Она протянула ему меч.
Он решительно взял его, взвесил в ладони, — о таком он читал, и такой видел в фильмах, — и тут же понял, что совершенно не знает, как им пользоваться.
Нет, махать им направо и налево он, конечно, смог бы. И в первом порыве он так и думал: всё будет так легко, тем более что меч в его руках казался игрушкой. Маши им и… Но так легко это выглядело, когда он наблюдал воинов, владеющих мечами в кино. А, обретя меч, он скис. Нападать и защищаться по правилам искусства боя на мечах, которым, как он видел, в совершенстве владели его спутники и защитники лестницы, он не умел.
Да и откуда ему было набраться этой науки?
А мог бы. Предупреждал же его Уленойк из Амазонии, чтобы учился. Не поверил, отмахнулся, а зря, оказывается.
Иван неумело крутил меч в руке. Лучше бы нож, а ещё лучше — штык на автомате Калашникова. Вот с ним бы он тут повоевал.
— Я этим… не умею, — сказал он Напель. — Мне бы кортик какой-нибудь…
— Так возьми, — произнесла, словно сделала одолжение, Напель и подала ему похожий на финку нож. — Но и меч не бросай. Кто знает… И вот что, Ваня, ты лучше не вмешивайся в их драку. У нас свои счёты со стражей Пекты, а ты поберегись.
— Ты не права. В этом деле каждый боец на счету. И…
— Не лезь! — круто оборвала его Напель. — Стой и жди!
Иван слегка опешил, но внял её совету.
Стой и жди!.. Стой и жди!..
Вообще-то, интересно, что Напель потребовала не вмешиваться «в драку». Почему именно в драку? Почему такое уничижение события, важного, по всей видимости, для неё. Это же бойня! Ну, назвала бы схваткой или боем, куда ни шло, а то — драка!