— Здесь, — уже шагов через тридцать (Ивановых) сказал посланник Напель и ткнул длинным тонким пальцем в ажурное строение.
— Здесь?
Иван с сомнением оценил предоставляемое убежище или укрытие. Оно больше походило на беседку, устроенную для отдыха в знойные часы в укромном уголке сада, — навес на четырёх опорах, невысокая решётчатая загородка, вот и всё.
— Внешний вид, — поспешил развеять его недоумение человечек.
Они вошли в открытый проём без дверей и очутились в большой комнате явно жилого назначения: кровать, диван, на стене картины в фиолетовых тонах — пейзажи.
— Здесь, — провожатый явно любил это слово и произносил его с удовольствием, — господину следует ждать. Здесь его никто не потревожит. Здесь… отхожее место. Здесь… можно обмыть лицо и тело. Еда в холодильнике. Всё!
Он церемониально поклонился, показав загорелую проплешину на голове, и вышел под солнце.
Иван поскрёб свой затылок и неторопливо огляделся. Потом потрогал вещи, убедился в их реальности — всё добротное, уютное. Какие-то книжки на полочке над холодильником, в углу разборные гантели, а над ними, в рост Ивана, миниатюрная ниша с портретом мужчины лет сорока с длинным породистым лицом и тяжёлым подбородком. Нос прямой, глаза как у святых на иконах обращены к небу. Нельзя было определить — фото это или рисунок.
«Может быть, и правда икона?» — пожал плечами Иван и направился к проёму, приведшему его сюда, чтобы выглянуть наружу и посмотреть, не продолжают ли охоту за ним люди Маклака.
Однако на полушаге от предполагаемого выхода он наткнулся на невидимую стену.
— Фу ты, чёрт! — засмеялся он и приложил ладонь к ушибленному месту на лбу. — Мог бы догадаться.
Он тщательно ощупал преграду и нашёл её пластичной, но непреодолимой.
Выбор
Изоляция от внешнего мира не испугала, а успокоила его. Так и надо — отсидеться, чтобы в Поясе утихомирились в его видимом отсутствии. Это если он теперь, конечно, находится в надёжном укрытии. К примеру, пусть о нём позабудут те же самые охотники Маклака. Кстати, почему они за ним охотятся? Вообще, непонятно. Если только как за неудавшимся Подарком? Тогда, кто такой Маклак? И его самонадеянные подручные? Посланец от Напель назвал их собаками Маклака. Значит, знает, кто они такие и кто их хозяин. Знает о них и Напель… Надо поспрашивать.
Другая причина, для чего ему было необходимо вот так на некоторое время отключиться ото всего, состояла в другом: следовало, наконец, остановиться и подумать о себе, выработать линию поведения и план на будущее. Или, если не план, то какое-то разумное представление о своих дальнейших действиях: сколько тут отсиживаться, о чём говорить с Напель, как прорваться через Пояс домой?
Но все планы и предположения решил пока что оставить на потом. А сейчас… Он устало провёл ладонями по глазам. Пошёл и умылся. В холодильнике нашлись еда и питьё по вкусу. Иван плотно и со смаком поел, затем, кривясь в ухмылке, — будто в кинобоевике участвует — достал бластер, сунул его под подушку и лёг, не раздеваясь, на многоцветное покрывало кровати.
Уснул мгновенно.
Проснулся от ощущения — рядом кто-то есть, но без чувства опасности. Потому, прежде чем открыть глаза, сладко и с удовольствием потянулся. Мышцы отдохнули и отзывались приятной ломотой и готовностью выполнить любое его желание.
Рядом с кроватью, близко наклонясь к его лицу, сидела Напель. Её огромные глаза излучали тепло и нежность. Так ему показалось. Повинуясь внезапно возникшему чувству, он обхватил девушку сильными руками и привлёк к себе. Вдохнул волнующий запах тонких духов. Мысли и действительность в голове его затуманились.
Напель не сопротивлялась. Вялое её тело под тонким полупрозрачным одеянием не обещало ничего. Он словно держал в руках большую тряпичную куклу. А холодные губы остались неразомкнутыми в ответном поцелуе. У него пропало всякое желание довести до конца задуманное. Он отстранил её от себя, всмотрелся в неподвижные черты лица: они были неживыми, будто фарфоровыми.
И глубина широко раскрытых глаз…
— Не здесь и не сейчас, — чётко произнесла она, почти не разжимая губ.
И лишь после этих слов будто бы очнулась, оживилась. Взгляд потеплел, и кроме тепла, принёс обещание. Иван прерывисто передохнул.
— Наверное, ты права. Не место и не время.
Он встал с постели и направился умываться, ощущая в себе переполнявшие его неистраченные силы. Вода освежила, пригасила чувства, но и придала бодрости.
Напель продолжала сидеть у кровати. Высокая причёска, сбитая Иваном, осталась не поправленной, матовая кожа шеи и щеки, повёрнутой к нему, рделись либо от его рук, либо от смущения.
«Если на земле когда-то были богини, то Напель — одна из них», — глядя на неё, сказал он себе.
Но было в ней что-то неудобное для взгляда в полное лицо. И сейчас, не таясь, рассматривая его, Иван понял что именно. Чуть выше бровей, там, где у иных обозначается лобовая впадина, у Напель затаилась ниточка морщины, слегка прогнутой к переносице. Она не безобразила лик девушки, а делала его не только прекрасным, но и мудрым. Слишком мудрым. А это так не вязалось со свежестью и юностью остальных её черт.
Иван подумал о макияже и способностях женщин устраивать и более серьёзные и значительные перевоплощения, чем такой пустячок, как эта морщинка. Они знают, где нужно подкрасить, куда наложить тени, что лишнее замазать, как подчеркнуть лучшее и замаскировать дефектное… А Напель явно пользовалась косметикой. Значит, эту трещинку на лбу она создавала специально, или имела её от рождения, однако при макияже обходила её стороной. Но почему?
— Хватит на меня так смотреть! — строго, но с женским лукавством оборвала она его раздумья и наблюдения. — Подсаживайся ко мне поближе. Нам, наконец, надо… — она запнулась, подбирая слово, — надо обстоятельно поговорить.
— Поговорим, — он подчинился взмаху её руки, и сел в узкое, с высокой неудобной спинкой кресло напротив неё.
Легкомысленно-игривое настроение у него не проходило — взыграло ретивое. Слишком давно рядом с ним с глазу на глаз не находилась такая привлекательная женщина. Вообще, женщина…
Он понимал, что в глазах Напель выглядит, наверное, не только смешным, но и несерьёзным, так как уже видел в них осторожное недоумение. Тем не менее, ему понадобилось время, чтобы привести себя в должное состояние, то есть по-настоящему успокоиться и принять деловой вид.
— Извини меня. Развеселился я что-то не в меру и не по делу, — сказал он в оправдание. — Просто стих нашёл на меня какой-то. Поел, нормально выспался… А тут ты, как продолжение хорошего сна.
Он и вправду видел её во сне.
Она кивнула, будто так оно и должно было быть, но развивать тему не посчитала нужным. Начала разговор о совершенно другом.
— Люди Маклака сбились с ног, разыскивая тебя. Ты их, пожалуй, удивил. Вот они и стараются.
— Чем же я мог их удивить?
— Умением. Ушёл от них невредимым. Так что они тебя жаждут поймать, но ищут с опаской.
— Мне тоже надо поостеречься?
— Надо.
— Они ищут и не находят. В чём секрет?
Напель провела пальцами в уголках губ. Отвела взгляд от внимательного лица Ивана, почему-то вздохнула — не то от недавнего отказа ему в ласке, не то от скуки.
— Мне не хотелось бы сразу… Долго объяснять. Впрочем, мы здесь находимся не в том времени, где тебя разыскивают и хотят поймать.
— Понятно. Хотя, конечно, отчасти. Сам факт, не более того. Да, вот ещё я хочу спросить. В поле ходьбы я видел дворец или замок, но в реальном мире я его потерял из вида. Что это за строение? Здесь, или там, во времени?
— Да, оно существует. Дворец, если можно так сказать, Великого Пекты. Но тоже в другом времени.
Иван досадливо покрутил головой.
— Но я-то его видел. В своём поле ходьбы… Ладно. Меня больше занимает иное. Как ты и люди Маклака определили время и место моего появления в Поясе? Или время для вас прозрачно? — Напель сразу не ответила, и Иван с нажимом добавил: — Если это не секрет.
