«Это сделала я?» — удивилась Марина.

«Это сделали мы», — возник ответ, словно занесённый в голову ветром.

— Снег, — услышала она голос Нонны и открыла глаза, мгновенно вернувшись с небес на землю.

Действительно шёл снег. После долгих недель слякотной муторной осени он казался Марине настоящим чудом. Крупные белые хлопья кружились в пространстве, сверкая в свете фонарей и тая на мокром асфальте.

— Первый снег, — завороженно произнёс Семён. — Именно сейчас. В такие совпадения я не верю. Это ведь сделал он? Дух города?

Марина кивнула. Ей хотелось пояснить: «Это сделали мы с ним», — но воздержалась, потому что это прозвучало бы слишком самонадеянно, тем более, в этом «мы» она не была уверена.

Нонна подалась к лобовому стеклу.

— Смотрите!

А посмотреть было на что. Охранник стоял, будто окаменев, и с отвисшей челюстью взирал на падающие снежинки. Из здания вышли три медсестры и тоже застыли, открыв рты. Они походили на механических кукол, у которых кончился завод.

— Нифига себе! — прошептал Семён. — И как всё это понимать?

— Так, что у нас появился шанс всё провернуть без лишнего шума, — пояснила Марина, до конца ещё не понимая, что именно происходит, но ни капли не сомневаясь, что ситуация стала благоприятной для акции, которая совсем недавно казалась рискованной авантюрой. — Выходим. Я понятия не имею, сколько всё это продлится.

Вышли из «Газели», погрузившись в океан снежинок. Мимо охранника проследовали беспрепятственно, тот так и стоял с раскрытым ртом и каким-то по-детски радостным выражением на лице. Он даже не моргал, глядя на медленно опускающиеся к земле белые хлопья. Такое же выражение было и у медсестёр. Поднявшись по фасадной лестнице, Марина подумала, что, если сейчас толкнуть одну из них, та упадёт, но всё равно продолжит пялиться на снег. Это немного пугало из-за не реалистичности происходящего. Будто мир вокруг в одночасье превратился в мир зачарованных людей. Впрочем, так ведь и было, хоть это и тяжело было осознать, и принять.

В холле всё выглядело застывшим, даже секундная стрелка на круглых часах под потолком двигалась словно бы неохотно, не желая резким перемещением по циферблату нарушать всеобщее умиротворение. Марина поймала себя на мысли, что и она сама отчего-то ступает по полу тихо, как будто крадучись, а потом заметила, что и остальные идут так же.

Пересекли холл, зашли в коридор, в конце которого стояла без движения и глядела в окно пожилая женщина в тапочках и халате. На белизне стены выделялся указатель со стрелкой и надписью «отделение реанимации». У Марины заколотилось сердце, начали возникать подлые вопросы: «А что если сестру уже не спасти? А что если нужно было действовать раньше, а теперь уже поздно?» Муторно стало от этих несвоевременных сомнений.

Люминесцентные лампы под потолком замигали, издали гул, но через пару секунд снова всё стало как прежде. Одна из дверей отрылась, в коридор вышел молодой человек в белом халате. Шаркая обувью по полу, словно зомби он доплёлся до окна, встал рядом с пожилой женщиной и застыл. А снаружи продолжал падать снег, он уже выиграл битву с мокрой землёй и больше не таял, покрыв её белым саваном.

Свернули в другой коридор, открыли большие стеклянные двери. На мгновение в Марине пробудился доктор, который тут же выдать протест: «Посторонним сюда нельзя!» Протест был подавлен мощным аргументом: «Когда выхода иного нет, то можно!» Снова мигнули лампы, издав звук похожий на жужжание пчёл.

— Что-то мне не по себе, — шёпотом признался Семён. — Всегда боялся больниц. А эта больница… Мы словно в сумеречную зону угодили.

Зайдя в палату, Марина с трудом поборола в себе желание закрыть глаза, потому что она увидела Татьяну. Тяжело было наблюдать её такой, словно бы и не живой. Та, кто никогда не унывала, та, у кого был чистый звонкий смех, сейчас лежала на койке в окружении медицинских приборов с маской на лице для искусственной вентиляции лёгких. Весь вид сестры словно бы говорил: «Я никогда не очнусь, не выйду из комы. Надежды нет». Марина ощутила, как сознание погружается в болото отчаяния, сфера в рюкзаке за спиной показалась не более чем бесполезной хренью. Это же кома! От одного этого слова жутко становилось. Неужели шар с жизненной силой способен снова сделать из овоща человека? Здесь мало обыкновенного чуда! Тут нужно по меньшей мере божественное вмешательство, ведь это сродни возвращению с того света.

— Время, Марина, — тронул за плечо Семён. — Не знаю, как тебя подбодрить, но… просто верь, что всё получится.

Она кивнула, сняла рюкзак, вынула сферу. А потом выругала себя за сомнения и, сделав огромное усилие, очистила разум от отчаяния. «Всё получится», — повторила мысленно, однако слова эти прозвучали в голове как-то вяло. Пришлось заставить себя снова их произнести и на этот раз получилось мощно, даже как-то агрессивно: «Всё, чёрт возьми, получится!» И сразу же легче стало, захотелось действовать, бороться. А если случится неудача — бороться снова.

Сфера излучала тепло. Марина, повинуясь какому-то наитию, бросила её об пол рядом с койкой. Та разлетелась на множество осколков, жизненная сила тонким вихрем взвилась к потолку, затем сразу же устремилась к Татьяне, словно обездвиженное, лишённое энергии тело, притянуло её точно магнитом, будто сообразила, кому она не просто нужна, а до крайности необходима.

«Я всё сделала правильно!» — попыталась убедить себя Марина. То, что она сотворила с шаром, тот почти неосознанный порыв, её напугал. Как и остальных. Но теперь страх проходил.

Жизненная сила будто бы впиталась в кожу Татьяны, озарив её на мгновение голубоватым светом. Веки дрогнули, дёрнулись уголки губ… и всё, больше никаких позитивных призраков не последовало.

— Неужели не получилось? — произнесла Нонна и тут же зажала рот ладонью, будто жалея, что эти слова из неё вырвались.

Марина встала на колени возле койки, взяла сестру за руку. Она чувствовала, что жизненная сила из сферы помогла, но этого было мало. Закрыла глаза и увидела падающий снег, который странным образом превратился в туман. Тело стало невесомым. Нонна что-то сказала, но её голос донёсся словно бы из другой вселенной. Марина разглядела сквозь серую мглу очертания домов. Город. Как в давешнем сне. Свет фонарей походил на желтушные кляксы, размазанные в мрачном пространстве. В тумане появлялись и исчезали тени, кто-то застонал неподалёку и стон этот сменился хриплым хихиканьем. Над головой послышался звук похожий на хлопанье крыльев явно огромной птицы, мгла всколыхнулась, закружилась в смерчах и снова успокоилась.

«Где я? Почему я здесь?» — задав себе эти вопросы, Марина вдруг осознала, что знает ответы.

Туман расступился и это походило на то, как если бы перед сценой открылся эфемерный занавес. А на самой сцене на скамейке сидела Татьяна — бледная, с затянутыми мутной поволокой глазами. Ладони она держала на коленях, губы еле заметно шевелились. Марина бросилась к ней, схватила за руку.

— Таня!

Татьяна медленно повернула голову, произнесла безжизненно:

— Ты здесь?

— Да, я здесь! И я выведу тебя отсюда! Вставай, нам нужно идти!

— Я провела здесь, на этой скамейке, целую вечность. Это место меня не отпустит. И у меня нет сил никуда идти. Я останусь здесь навсегда.

Марину её слова разозлили.

— У тебя есть силы! Теперь — есть! Вставай!

— Оставь меня, — попросила Татьяна плаксиво. — Уходи.

— Ну уж нет! Вставай, я сказала! Без тебя я никуда не уйду!

Туман вокруг начал темнеть и будто бы уплотняться. Занавес опускался. Подавив приступ паники и чувствуя, как накатила волна могильного холода, Марина рванула сестру на себя.

— Вставай! У нас нет времени препираться! Если понадобится я за шкирку тебя поволоку! — ей хотелось влепить пощёчину, чтобы хоть как-то взбодрить Татьяну. Эта её апатия бесила. — Вставай!

— Ты правда веришь, что у нас получится отсюда уйти?

— Да, чёрт возьми, верю!

Мгла надвигалась, став абсолютно чёрной, и в этой маслянистой тьме что-то ворочалось, дышало, стонало.