Директор не разделяла точки зрения врача, что эпидемию угрюмости можно остановить, свернув школьную радиосеть. Это казалось безумием. Но поскольку Вера Львовна пригрозила обратиться в соответствующие инстанции, а школе не хотелось привлекать лишнего внимания к возникшей проблеме, с врачом согласились.

В понедельник закрыли школьный радиоузел. Во вторник учитель труда стал снимать радио репродукторы. Ребятам объяснили, что это временная мера, и сеть закрывается на профилактику. В среду стали отмечаться случаи посещения учениками мужского пола женского туалета. В четверг Вера Львовна лично сняла в этом туалете последнее радио. В пятницу был зафиксирован первый случай самоубийства.

Девочка повесилась на шарфе, завязанном за перила лестницы. Она висела между первым и цокольным этажами, немного не доставая до ступеней ногами. Ее бледное лицо не выражало ни предсмертной боли, ни ужаса. Только слегка вылезший между зубами синий язык делал ее спокойный облик зловещим и мрачным. Вера Львовна сразу узнала девочку. Девочка, разговаривавшая с радио, девочка с ножницами.

Придя на работу в понедельник, Вера Львовна заметила присутствие в школе большого количества людей в милицейской форме. Побывав в учительской и послушав разговоры, врач выяснила причину интереса компетентных органов. За выходные трое учащихся школы покончили с собой. Они расстались с жизнью, не объяснив причин, не оставив записок. Еще двое пытались совершить суицид, но были остановлены. Случай до сих пор небывалый.

Вера Львовна не хотела поверить, что она в чем-то совершила ошибку. Она вошла в свой кабинет, мысленно убеждая себя, что все делала правильно и спасла от страшной участи множество детей пусть даже ценой жизни нескольких обреченных. В этот момент и раздался голос. "Ты поступила плохо. И ты будешь наказана. Так вот, доченька." Голос был хрипловатый, низкий, и доносился со стороны окна. Вера Львовна застыла, как вкопанная, пораженная внезапным приступом страха. "Ты будешь наказана. Так вот, доченька." Голос шел из пластиковой коробки радио, валявшегося на подоконнике.

Вера Львовна бросилась бежать. Она покинула школу и помчалась домой. Ее гнал страх, страх перед необъяснимым и нереальным. Запершись в квартире на все замки, Вера Львовна полезла в аптечку, чтобы принять успокоительное. "Твоя кара близка. И тебе не избежать ее. Так вот, доченька," - голос раздавался из радиоприемника, стоявшего на холодильнике. Вера Львовна вскрикнула и бросилась в комнату. "Ты будешь страдать. Так вот, доченька." Хрипловатый голос доносился из динамиков телевизора.

С криком ужаса Вера Львовна бросилась на улицу. Прохожие шарахались от растрепанной женщины мчащейся по тротуару. На взмах ее руки остановился таксист. Не долго думая, Вера Львовна забралась на переднее сиденье автомобиля. "Куда едем?" "Прямо, прямо. Я сейчас успокоюсь. Пока прямо." Машина тронулась, плавно набирая скорость.

Вера Львовна утерла слезы и попыталась взять себя в руки. Она была сильной женщиной и знала это. Но все попытки были разрушены голосом, раздавшимся из динамиков автомагнитолы: "Ты уже страдаешь. Так вот, доченька."

Вера Львовна закричала, распахнула дверцу и на ходу вывалилась из машины. Ей повезло. По соседней полосе мчался многотонный автопоезд. Затормозить он не успел.

***

Дядюшка Кошмар закончил рассказ и потянулся к кофейнику. Мы молчали, как обычно, пораженные картинами, рожденными в нашем воображении услышанной историей. Страшная сказка, - пролепетал пересохшими губами Лешка. - Но я не совсем понял, о чем она. О том, что не всегда следует вмешиваться в то, чего не понимаешь. Так вот, ребятки. Голос дядюшки Кошмара был низким и хрипловатым.