— Как и все мы, — сумрачно откликнулся Баскин.
Мокер попытался выровнять направление беседы:
— Я думаю, твоя организация располагает значительными средствами?
— Несомненно, — реагировал итальянец.
Затем добавил:
— Наш капитал — это мужество, стойкость, дисциплина, верность идеалам!
Мокер взволнованно приподнялся:
— Возможно, я не полностью разделяю твои убеждения. Но я готов отдать жизнь за твое право свободно их выражать!..
Эти слова прозвучали как цитата.
Мокер сел и продолжал:
— Не будем касаться твоей идейной программы. Мы любим честных борцов независимо от их убеждений. Я много слышал про твою организацию. Лично мне ее цели, и в особенности — средства, не очень-то близки. Но я привык отдавать должное стойкости и мужеству в любой конкретной форме... Мне известно, что законы организации суровы.
Риццо гордо кивнул:
— Да, организация мгновенно ликвидирует тех, кто ее предает. Вряд ли можно позавидовать тому, кто нарушит слово, данное организации...
— Прекрасно, — вставила моя жена. — Сережа обязательно что-то нарушит, и его ликвидируют. И останусь я молодой привлекательной вдовушкой.
Видно, на мою жену подействовал алкоголь. Но Мокер перевел ее слова. Наверное, хотел разрядить обстановку.
Риццо нахмурился и отчеканил:
— Должен вас разочаровать, мадам. Ликвидируем всю семью!
Затем извиняющимся тоном добавил:
— Жизнестойкой может быть лишь организация, спаянная дисциплиной...
Я заметил, что все избегают слова «мафия».
— Ближе к делу, — продолжал Мокер, — у организации есть средства. Она заинтересована в легальных капиталовложениях. Мы готовы предоставить ей такую возможность. Разумеется, вы получите соответствующие гарантии...
Музыкальный автомат затих.
— Извините меня, — сказал Риццо.
Он поднялся, достал из кармана мелочь. Опустил ее в щель.
Некоторое время раздавалось шипение. Потом зазвучали аккорды гитары и слащавый тенор вывел:
«О Валенсия, моя родина! Солнце шепчет мне — улыбнись!.. О Валенсия...»
Риццо вернулся, достал сигарету. Что-то в нем отвечало музыкальному ритму. Банально выражаясь, он приплясывал.
Мокер протянул ему зажигалку с изображением голой девицы.
Гангстер прикурил. Мы ждали.
— Ну, так что? — спросил Мокер.
Риццо приподнял брови:
— Вам нужны деньги?
Мокер уверенно кивнул.
— Я не уполномочен решать такие вопросы. Конечно, я поговорю с Рафаэлем. Он заведует партийной кассой. Откровенно говоря, не думаю, чтобы он согласился. Рафаэль немножко консервативен. Я убежден, что Рафаэль гораздо правее своего кумира Троцкого. Наша фракция левых маоистов значительно дальше от центра.
Мы переглянулись.
— Фракция маоистов? — переспросил Баскин.
Затем повернулся к Мокеру:
— Ты говорил, что он из мафии. На самом деле все гораздо хуже. На самом деле этот поц еще и большевик!
Итальянец живо пояснил:
— В юности я был марксистом либерального толка. Я даже голосовал против индивидуального террора. Но затем присоединился к радикалам. А недавно увлекся маоистской программой. Мне хочется примирить ленинизм с конфуцианством. Правая фракция считает меня ренегатом. Но я-то знаю, что истина придет с Востока.
— Пошли отсюда вон! — сказал Эрик Баскин.
Дроздов колебался.
— Вообще-то, деньги не пахнут, — сказал он.
Баскин повысил голос:
— Какие могут быть деньги у этой шпаны?!
Мокер выглядел крайне подавленным. Моя жена откровенно веселилась.
Риццо выпил еще один коктейль и невозмутимо продолжал:
— Истина придет с Востока. Лично я восхищаюсь русскими. Они революционеры и добились справедливости. Затем революция перешла в бюрократическую фазу. Зародилась новая советская буржуазия... Лично я — революционер и враг буржуазии. Я читал Солженицына и Толстого. Толстой — буржуазный писатель. Его волнуют переживания изнеженных богачей. А вот Солженицын написал хорошую книгу. Солженицын показывает, как опасно вырождение революционного духа...
Баскин еле сдерживался:
— Что за дикая путаница в голове у этого старого хулигана!
Риццо не унимался. Он жестикулировал и восклицал:
— Революция должна победить на всей земле! Богачи начнут трудиться, а простые люди отдыхать и курить марихуану! И это будет справедливо... Русские — молодцы! Им нужна еще одна революция. И вождем ее будет Солженицын, а не Лев Толстой... Вот именно, Солженицын!
— Хватит! — крикнул Баскин.
— Хватит! — радостно повторил итальянец.
Видно, решил, что это значит — «браво!».
Мы расплатились и встали. Маоист долго жал нам руки, повторяя:
— Америка — плохая страна! Я живу здесь только ради денег! Мое сердце принадлежит Валенсии!.. Да здравствуют ортодоксы и радикалы!.. Долой Льва Толстого и буржуазию!
— Виват! — сказал Дроздов.
Мы вышли на Семнадцатую улицу. Риццо остался в баре. Видимо, хотел еще больше укрепить свой революционный дух.
Мокер смущенно посмеивался.
— Кретин, — сказал ему Баскин.
— Я ищу, — оправдывался Мокер, — я нащупываю ходы... Деньги будут... Америка — страна неограниченных возможностей...
Потом он вспомнил:
— С каждого по четыре доллара. С Довлатова — восемь. А за этого говенного Риццо, так уж и быть, плачу я...
— В сущности, неплохо посидели, — успокаивал Баскина Дроздов.
— Увидите, деньги будут, — заверял нас Мокер, — я клянусь!
Кто мы и откуда?
Наша эмиграция условно делится на три потока. Даже на четыре: политический, экономический, художественный и авантюрный.
Политические эмигранты чувствуют себя здесь неплохо. Особенно те, у кого хорошая специальность. Например: врачи, инженеры, знаменитые ученые, квалифицированные ремесленники. Ведь диссидентство — не профессия.
Эти люди добивались свободы и получили ее.
Хотя свобода — тоже не профессия. Поэтому желательно быть еще и квалифицированным специалистом.
Люди из экономического потока тоже не жалуются. Ведь они добивались материальных благ. Попросту говоря, хотели жить лучше. Забыть о бедности, веревочных макаронах, фанерных пиджаках и ядовитом алкоголе.
Соло на ундервуде
Говорят, если выпить советской мадеры и помочиться на шакала, то шакал околевает...
Людям хотелось жить нормально, путешествовать, есть фрукты и смотреть цветной телевизор. Отдельная квартира с ванной — уже достижение.
Короче, они свое получили. Многие довольно быстро устроились на тяжелую, хорошо оплачиваемую работу. Сели, например, за баранку такси. Наиболее целеустремленные открыли собственные предприятия.
Соло на ундервуде
Разговаривают двое эмигрантов.
«Ну как, ты хорошо устроился?»
«Да нет, все еще работаю...»
«Авантюристы» — люди вечно недовольные. В Америку попали случайно. Кто-то с женой поругался и уехал. Кому-то захотелось послушать Гиллеспи. Или, допустим, плюнуть в Гудзон с небоскреба.
Это все доступно. Но приходится еще и работать. Что для многих явилось полной неожиданностью. Хорошо еще, что в Америке можно быть государственным паразитом. Так что большинство «авантюристов» на велфере.
Мы с друзьями относимся к художественному потоку. Мы — люди творческих наклонностей: писатели, художники, редакторы, искусствоведы, журналисты. Мы уехали в поисках творческой свободы. И многие из нас действовали сознательно. Хоть и не все. Если дать творческую свободу петуху, он все равно будет кукарекать.
Нам приходится трудно. Английского языка мы чаще всего не знаем. Профессию менять, естественно, не хотим. Велфер получать благородно стыдимся.
Соло на ундервуде
Старуха-эмигрантка в рыбном магазине:
«Я догадывалась, что здесь говорят по-английски. Но кто же мог знать, что до такой степени?!.»