Каждая ступенька, казалось, напрягала мои мышцы до предела, но мы продолжали подниматься, и мы набирали высоту. Мы были уже в десяти футах от вершины, когда Хокинс окликнул:

– Подожди, Григгс! Эй! Подожди минутку! Да, ей-богу, она остановилась!

Она действительно остановилась. Я заметил, что далеко вверху ветряная мельница перестала вращаться. Лестница была неподвижна.

– О, я знал, что мы выберемся, – заметил изобретатель, вытирая пот со лба. – Я это чувствовал.

– Да, я заметил, что минуту или две назад вы были полностью уверены в этом, – заметил я.

– Ну что ж, давайте, вылезайте, – сказал Хокинс, махнув рукой в ответ на это замечание. – Вперед, Григгс.

Я был слишком рад нашему близкому избавлению, чтобы тратить дыхание на ругань. Я потянулся к перекладине над собой и приготовился вернуться на землю.

И тут произошло странное событие. Перекладина устремилась вверх. Я бросился за ней. В одно мгновение я находился в полумраке колодца, в другое – был ослеплен солнцем.

Слишком поздно я понял, что поднялся выше горловины и стремительно несусь к вершине башни. Все произошло с той жуткой, удивительной внезапностью, которая свойственна изобретениям Хокинса.

Вверх, вверх, вверх, сначала быстро, потом все медленнее и медленнее, пока лестница снова не остановилась, и я не увидел вершину башни.

Лестница услужливо остановилась на этом месте, ведь она могла так же легко сбросить меня с вершины и сломать мне шею.

Я не терял времени, чтобы возблагодарить лестницу. Прежде чем эта проклятая штука снова пришла в движение, я вскарабкался наверх и застыл там, ошеломленный и растерянный.

Хокинс последовал моему примеру, вскарабкался на противоположный конец шахты и устроился там верхом.

– Ну что, – заметил я, когда нашел сравнительно надежное место на основании – сиденье шириной два дюйма и длиной четыре дюйма, – шестерня опять соскочила?

– Нет, конечно, нет, – ответил изобретатель. – Ветряная мельница просто начала вращаться в обратном направлении.

– Это слабенькая, бессильная штучка, ваша ветряная мельница, не так ли?

– Ну, когда я ее строил, я рассчитывал, что она будет поднимать две тонны.

– Вместо этого она подняла двоих – вернее, одного заблудшего человека, который позволил заманить себя в зону ее действия.

– Вот видите, – гневно воскликнул Хокинс, – вы, наверное, вините меня в том, что я заманил вас в эту дыру?

– Вовсе нет, – ответил я. – Я виню тебя в том, что ты слишком далеко завел меня из дыры.

– Не стоит. Если бы не твоя глупость, нас бы здесь сейчас не было.

– Что?

– Конечно. Почему ты не спрыгнул, когда мы проходили мимо устья колодца?

– Мой дорогой Хокинс, – мягко сказал я, – ты понимаешь, что мы пролетели мимо этой точки со скоростью около семидесяти футов в секунду? Почему вы не прыгнули?

– Я не хотел бросать вас, Григгс, – слабым голосом ответил Хокинс, отводя взгляд.

– Это было очень благородно с вашей стороны, – заметил я. – Это раскрывает прекрасную сторону вашего характера, о которой я и не подозревал, Хокинс.

– Достаточно, – коротко ответил изобретатель. – Вы спускаетесь первым или я?

– Вы собираетесь снова доверить все, что в вас есть смертного, этой капризной лестнице?

– Конечно. Что еще?

– Я подумал, что было бы безопаснее, хотя и менее удобно, подождать здесь до возвращения Патрика. Он мог бы поставить для нас лестницу – настоящую, старомодную, деревянную лестницу.

– Да, и когда Патрик вернется, эти женщины вернутся вместе с ним, – запальчиво ответил Хокинс. – Ваша жена придет сюда на чай.

– И что?

– Вы что же, полагаете, что меня застанут здесь застрявшим, как петуха на флюгере? – закричал изобретатель. – Нет, сэр! Вы можете оставаться и выглядеть дураком сколько угодно. А я не останусь. Я сейчас же спускаюсь!

Хокинс осторожно потянулся одной ногой к лестнице. Я посмотрел на него, подумал, не будет ли действительно жестоко бросать его в пропасть, и снова посмотрел вдаль, в сторону леса.

Мой взгляд пролетел около мили, и мои нервы получили новый удар.

– Смотрите сюда, Хокинс! – воскликнул я.

– Ну, что вам еще нужно? – сурово спросил изобретатель, все еще пытаясь встать на ноги.

– Что произойдет, если на эту адскую машину сейчас подует ветерок?

– Во-первых, вы попадете в Царство Божие, – с видимым удовольствием огрызнулся Хокинс. – Ветряная мельница, расположенная прямо за вами, ударит вас по голове с силой, достаточной для того, чтобы вправить мозги.

Я оглянулся назад. Он был прав – во всяком случае, в том, что касается удара.

Огромное крыло находилось точно на линии, чтобы нанести моей незащищенной черепушке потрясающий удар, который, вероятно, оглушил бы меня и, конечно, смахнул с высоты.

– Надвигается сильный ветер! – крикнул я. – Посмотри на эти деревья.

– Клянусь Джиммини! Вы правы! – взвизгнул изобретатель, опрометчиво бросаясь на лестницу. – Быстрее, Григгс. Спускайся за мной. Быстрее!

Когда одно из изобретений Хокинса затягивает вас в свои путы, приходится быстро принимать решение о том, какой способ смерти вы предпочтете. В мгновение ока я принял решение спустить свою судьбу вместе с Хокинсом по лестнице.

Собравшись с духом, я набросился на дрожащий стальной трос, мгновение бешено брыкался, а затем обрел опору.

– Теперь вниз! – крикнул Хокинс снизу. – Быстрее!

Дьявольская ветряная мельница, видимо, услышала его и восприняла это замечание как личный приказ. Она повиновалась в точности.

Когда лифт резко падает, возникает ощущение, что все внутренности борются за выход через макушку головы. Когда эти слова вылетали из уст Хокинса, я испытывал именно такое ощущение.

Цепляясь за лестницу изо всех сил, мы полетели вниз!

Говорят, что за первую секунду камень упадет на 16 футов, за следующую – на 32 и т.д. Мы спустились гораздо быстрее. Ветер налетел на ветряную мельницу, и она изо всех сил затягивала нас обратно в колодец.

Не успел я перевести дух, как мы пронеслись до уровня земли, спустились сквозь устье колодца и устремились вниз, в белесые сумерки.

На этом мои наблюдения прекратились. Со стороны Хокинса раздался булькающий крик. Затем раздался всплеск.

Мои нижние конечности стали ледяными, затем тело и плечи, а потом треснувший лед, казалось, заполнил мои уши, а я все еще цеплялся за лестницу и горячо молился.

Некоторое время я спускался по ревущей, бурлящей воде. Потом мои ноги вырвались из-под воды, и на мгновение я повис только на руках. Но я все равно крепко держался руками за опору и смутно догадывался, отчего мне кажется, что я снова поднимаюсь вверх. Не то чтобы это имело большое значение, так как я уже давно потерял надежду, но все же я задавался этим вопросом.

И вот, все еще цепляясь за лестницу в смертельной хватке, с бьющимся надо мной Хокинсом, я вынырнул из воды и снова оказался наверху колодца. Мгновение полумрака, снова вспышка солнца – и я кувыркнулся с лестницы.

Я приземлился на траву. Хокинс приземлился на меня. Мокрые, бездыханные, ошеломленные, мы сели и уставились друг на друга.

– Я рад, Григгс, – сказал Хокинс с водянистой улыбкой, – я рад, что у тебя хватило ума удержаться на той ступеньке внизу. Я знал, что с нами все будет в порядке, если ты не отпустишь…

– Хокинс, – злобно сказал я, – заткнись!

– Но… о, Господи!

Я взглянул в сторону ворот. К воротам подъезжал экипаж. Дамы были в кабине. Очевидно, послеобеденная игра в гольф была отложена.

– Ну вот, Хокинс, – злорадствовал я, – можешь объяснить своей жене, откуда ты знал, что у нас все будет хорошо. Она будет сочувственно слушать.

Хокинс с бледной улыбкой произнес:

– О, Григгс!

Миссис Хокинс ахнула от ужаса, когда Патрик направил лошадей в нашу сторону.

Но неважно, что сказала миссис Хокинс. В этой хронике и без того хватает неприятностей. Есть высказывания, которые, если они адресованы кому-то конкретно, лучше не повторять.