– Чего? – удивилась я.
– Мама оставила завещание на твое имя, адвокат как раз мне и позвонил перед твоим приходом, – объяснила мама, – Он рассказал, что случилось с ней, а также, что будет ждать тебя в своем офисе в три часа дня.
Я присвистнула.
Если быть откровенной, мне совершенно не хотелось иметь никаких дел ни с наследством бабушки Агаты, ни с ее адвокатом. Она было чопорной, зажиточной и холодной старухой. Она ни разу не взяла меня на руки, не появлялась на семейных торжествах, единственный раз был, когда мне исполнилось десять лет, она заехала в кафе буквально на пять минут, чтобы дать распоряжение моему отцу вытащить из такси огромную коробку с компьютером. Да, машина оказалась что надо, по последнему слову техники, в учебе мне сильно помог, но ведь сама бабушка не осталась на праздник, даже не приблизилась ко мне, чтобы поздравить или уж тем более обнять. Она, конечно, каждый год дарила мне подарки, но после пятнадцатилетия я ее видела от силы раза четыре, а мне уже двадцать.
– Не хочу идти к адвокату, – честно призналась я, – Что мне там делать?
– Хотя бы узнать последнюю волю бабушки, – пожала плечами мама.
– Но я не хочу, – снова повторила я, – Что может завещать мне эта взбалмошная старушенция?
– Что ты говоришь-то? – всплеснула руками мама, – Она ведь мать мне была.
Я прикусила язык. В самом деле, либо хорошо, либо ничего.
По рассказам мамы, бабушка Агата всегда любила ее, у нее было счастливое детство. Дедушка так тем более любил дочь, однако рано умер. Что случилось потом, мы не знаем, но характер бабушки с каждым годом становился все более и более скверным. Папа мне всегда говорил, что когда они с мамой поженились, она была еще очень даже приветлива, а вот когда мама узнала, что беременна мной, тут уж понеслось. Никаких звонков, в гости только по предупреждению, живите, как хотите. К тому моменту как я родилась, мать с дочерью вовсе не поддерживали отношений. Только после родов, дня через два, бабушка Агата зашла в палату навестить дочь, узнала, какое имя мне хотели дать, назвала родителей глупцами, и сама же переписала мое свидетельство о рождении. В то время к бумагам относились более лояльно и за небольшую сумму денег меня разрешили перерегистрировать. Папа еще рассказывал, что они узнали об этом слишком поздно, когда уже маму выписали из больницы, ей пришлось задержаться еще на пару недель из-за осложнений, как-то не до выяснений было.
Немного помолчав, мама встала со стула, на котором сидела, и пошла умываться в ванную, мне было немного неловко от моего высказывания, поэтому я пошла за ней.
– Прости, – сказала я, – Но я правда не понимаю, что могла завещать мне бабушка. Какую-нибудь брошку девятнадцатого века? Или Библию в старинном переплете?
– Насколько я помню, у бабушки только драгоценности, – ответила мама, – И не девятнадцатого, а двадцатого века, которые ей дед дарил. Вообще-то, я тебе не говорила, но бабушка была весьма состоятельной дамой, у нее трехкомнатная квартира в центре города, которую они с мужем купили еще когда только поженились, – она взяла полотенце, чтобы вытереть лицо.
Вот это поворот. Нет, я знала, что у бабушки есть квартира, но я никогда не интересовалась, где и с кем она живет.
– Твой дед хорошо зарабатывал, он быстро дослужился до начальника леспромхоза, им выдали квартиру, которую он впоследствии отработал, успел до девяностых выкупить. Потом, конечно, леспромхоз закрыли, но он успел вложить капитал в свой бизнес, он сначала фарцевал, потом открыл свои магазины одежды. Твоя бабушка тоже хорошо зарабатывала, она была главным экономистом на заводе, довольно в раннем возрасте дослужилась, даже декрет не повлиял на ее работу, она вместе со мной прибегала пару раз в месяц и выспрашивала, что новенького, поэтому, когда вышла, довольно быстро влилась в рабочий процесс. К сожалению, дедушка не дожил до твоего рождения, бабушке пришлось после его смерти уволиться с завода и самой встать в управлении.
Мы уже сидели на кухне, и мама накладывала в тарелки котлетки с пюрешкой, а я все слушала.
– Большинство твоей одежды из бабушкиных магазинов, – продолжала мама, – Как только приходила подходящая новинка, она сразу присылала мне, чтобы я отдала тебе.
Так вот откуда у меня столько шмотья! Я уже не знала, куда девать, даже подружкам раздавала.
– Не знаю, почему, но бабушка сторонилась тебя, не хотела с тобой видеться и разговаривать, я ее тысячу раз упрекала в этом, но она меня не слушала. Она говорила, что так надо, что не хочет сближаться с тобой, но в то же время и утверждала, что дело не в тебе, а в ней. Такое поведение я объяснить, к сожалению, не могу. Возможно, завтра ты узнаешь больше.
– Подожди, – встряла я, – Ты ей тысячу раз говорила? Это когда же? Как часто ты с ней общалась?
– Раза два, может, в неделю, – пожала плечами мама, – Иногда реже, иногда чаще.
– Ну ничоси, – встрепенулась я.
Что же получается? Я даже не знала, что мать с бабушкой так близки. Чем же я ей не угодила? Мордашкой не вышла?
Мы еще какое-то время просидели на кухне, выпили чаю, я выслушала еще несколько историй про бабушку и только диву давалась, сколько вещей от меня скрывала мать. Нет, не скажу, что мы с мамой лучшие подружки, как это сейчас модно, но секретов у нас, по большей части, не имелось друг от друга. То есть, если что-то происходило в жизни, мы об этом узнавали. Конечно, я не рассказываю какие-то, например, интимные подробности своей жизни, но то, что я поссорилась с парнем, она узнавала всегда от меня. Все в пределах разумного.
Получив записку с адресом и номером телефона адвоката, я покинула квартиру, папа все равно в командировке, ждать его смысла нет, так что можно и домой.
Жила я от родителей в двадцати минутах на автобусе, на восемнадцать лет мне подарили однокомнатную квартирку, в которую я перебралась практически сразу же. Хотелось самостоятельной жизни, так сказать.
Квартира была небольшой, вмещался диван, шкаф, кухня тут же со столиком на двоих, совместный санузел и прихожая, все компактно, а большего мне пока не нужно, я и этому благодарна.
На следующий день я все же отправилась в контору к адвокату, находилась она в центре города, недалеко от моего университета, так что нужное здание и офис в нем нашла быстро.
Войдя в помещение, нашла глазами девушку секретаря и направилась прямиком к ней. Девушка в белой блузке с довольно откровенным декольте, идеальным пучком на голове, очками на носу и красной помадой на губах выглядела бы эдакой роковой дамочкой, коей себя наверняка и считала, если бы не малюсенькие глазки, которые визуально уменьшались из-за очков. Невольно фыркнув себе под нос, направилась к секретарю.
– Здравствуйте, – вполне себе приветливо сказала я, – Мне на три назначено.
– Присядьте, – скомандовала девица, на вид ей было чуть больше, чем мне, могла бы сказать точнее, если бы не слой штукатурки, – Виктор Сергеевич занят. Вешалка там. Чай? Кофе?
– Нет, спасибо, – ответила я, не поняв, как бы мне сидя умудриться повесить ветровку в шкаф, но все же решила сделать это стоя, как положено.
М-дя, неприязнь возникла и с ее стороны. Я-то что плохого успела ей сделать? Приревновать к своему боссу-старикашке? От этой мысли мне стало смешно, я поспешила отвернуться, укрыв свою улыбку.
Ждать мне пришлось недолго, я пришла на десять минут раньше назначенного времени, а без двух минут три Виктор Сергеевич открыл дверь своего кабинета и вышел оттуда с пухленьким дядечкой, у которого лысина на голове блестела от пота. Сначала подумала, что это и есть адвокат, почему я решила, что он старик, я не знаю, но оказалось, что Виктор Сергеевич Штыков вполне себе мужчина в самом расцвете лет, ему было около тридцати, да и лысины никакой в помине не было, а очень даже густая шевелюра, которую он зачесывал назад. Лысый мужичок рассыпался в благодарностях, пожал адвокату руку раза четыре, да и вообще вел себя суетно, Виктор Сергеевич же держался достойно, он не отмахивался нетерпеливо от клиента, улыбался и снисходительно говорил «в случае нужды, всегда обращайтесь». В общем, дядька мне понравился. Словила взгляд секретаря, чуть не прожгла меня. Ну и пусть, для меня он слишком стар.
