Тоже щуплый, подобно Невидицыну, с широкими, черными, жесткими даже на вид бакенбардами, заводской этот человек дружелюбно кивнул Невидицыну. Осмотрел со всех сторон деталь и, зачем-то дунув на нее поначалу, стал ее измерять.
И Толя, затаив дыхание, видел, как моргали часто густые, веерные ресницы у Любы.
Он заранее представил, как тот, кто будет принимать их работу, щедро улыбнется и скажет: «Какие ребята! Не подвели! Вовремя!» А Вышковец буднично, без восторга оценил всю эту груду кованых заготовок и устало попросил Невидицына:
— Нехай твои хлопчики помогут доставить в сборочную.
И Толя метнул на мастера умоляющий взгляд.
Всегда, когда приходилось Толе переступать проходную завода, примыкавшего к светлому зданию училища, он твердил себе: «Гляди! Тут будет цех твой! Тут будешь начинать…»
Особенное восхищение вызывал у него огромный сборочный цех, куда они заглядывали уже не раз и куда пришли нынче.
Вот и сейчас, когда вереница лаковых комбайнов словно стала наплывать на Толю, так захотелось ему поскорее сюда, на завод, пускай не в этот грандиозный сборочный цех, но все равно в какой, лишь бы знать и гордиться тем, что и он, Толька Зыбченков, создает вот такие корабли для полей.
«А разве уже теперь мы не создаем?» — сказал он себе, карауля груду кованых заготовок и ожидая похвалы, восторга, восклицаний.
Люди эти, машиностроители, наверняка знали, что имеют дело тоже с машиностроителями, и потому не стали восклицаниями, похвалами превращать их, слесарьков, в детей, не знакомых с заводом. Все взрослые, все машиностроители!
«А разве карт не такая же прекрасная машина?» — вдруг вспомнил он, и полнее стала его радость.
— Павел Сергеевич, — подлаживаясь под его же памятный, возвышенный тон, сказал он Невидицыну, — а не кажется ли вам, что и наш карт примыкает к веренице этих комбайнов? Что и наш карт, который мы после занятий мастерим, вроде бы тоже с конвейера?..
И взглянул при этом на Невидицына с хитрым вызовом.
Но сказал он об этом уже позже, когда с таким сожалением покидал необъятный этот гараж под стеклянным куполом, это хранилище полевых машин. Сказал потому, что вспомнил о давешних словах отца, будто машиностроитель Невидицын появляется на притихшем аэродроме, где будет испытываться карт, лишь оттого, что аэродром, авиация, самолеты — не-сбывшаяся мечта Невидицына.
«А разве это все — не мечта? — поражался Толя, неохотно покидая хранилище лаковых цветных машин. — Разве не сбылась мечта человека, который создавал раньше такие чудесные машины, а теперь учит других создавать?»
И очень хотел он спросить у Невидицына, так ли это все и доволен ли Невидицын, и разве это незадача, если сбылось в жизни другое, ставшее большим, завидным делом?
Сдерживала Толю та лишь мысль, что отец, возможно, преувеличивал власть давнишней, ребяческой мечты, объясняя такую тягу Невидицына к иным, крылатым, машинам, к аэродрому, к взлетной полосе.
Они уже почти вышли из цеха, как вдруг Вышковец окликнул:
— Ребята, а кто вас благодарить будет? Кто пожмет ваши руки? Начальник цеха сказал по секрету: ожидали, что завтра выполните задание. А вы сегодня. Значит, уже сегодня ваши заготовки пойдут в дело. И план мы перевыполним.
Казалось, Вышковец лишь теперь осознал, какую большую помощь оказали они заводу.
— А план для вас — самое важное, — подхватил Толя. — Я знаю. Мой отец и мать инженеры. Так я и слышу каждый день: «План, план…» Для них это как боевая тревога: «План!»
Вышковец улыбнулся, соглашаясь, и молодо, легко выдохнул:
— План — это главное. А еще… приличные заготовки вы сделали, ребята. По-честному: приличные. И дело в том, что бы уже сегодня получили первое трудовое крещение. Вроде сегодня стали уже рабочими. А, что лишнее говорить! Давайте ваши трудовые лапы! — И он, показывая в улыбке неровные зубы, принялся тискать руку каждого из слесарьков.
Толя нарочито задержал руку Вышковца, жесткую, сухую, в своей и поглядел на него, желая, чтобы тот узнал его, Толю. Почему-то очень хотелось, чтобы такой мастер узнал его.
— Авторучка исправная? Пишет? — спросил, узнавая, Вышковец.
И не успел Толя кивнуть в ответ, как Вышковец выудил из кармана клетчатого пиджака плоский замочек и два ключика к нему.
— Теперь, брат, пора и расплачиваться. Вот этот ключик, запасной, не подогнан, как надо. И все время заедает.
— Это мы сейчас! — охотно откликнулся Толя и взял в руки оба ключика. — Только бы инструмент… Сейчас подгоню…
— Оставайся подгонять, — согласился Вышковец. — А мы с ребятами пройдем по всему «Сельмашу». Это вроде премии за вашу работу. Начальник цеха так и сказал: проведи мальцов по всем цехам… Ну, за мной!
— Э, дяденька, так не пойдет! — полушутливо, полусерьезно возразил Толя, радуясь возможности сразу, в один день, увидеть весь завод. — Я с вами! Я потом успею, успею подогнать ключики.
И, зажав твердо ключики в кулаке, он двинулся чуть ли не впереди всех.
Путешествия бывают разными. Одному обязательно ехать куда-то в дальнюю дорогу и потом рассказывать обо всем, что увидел. А другой может каждый день открывать для себя то одну, то другую улицу в своем же городе. И это будет тоже путешествием. А можно и по территории большого завода пройтись. Какое завидное путешествие!
Вот и шли они, ведомые Вышковцем; Толя не успевал удивляться, до чего же огромна территория завода. То механический цех, то кузнечно-ковочный, то голое пространство между цехами, земля с лиловыми пятнами масел. А то готовые к отправке, сверкающие свежей краской машины, ждущие своей очереди. И вдруг стальные рельсы, ведущие от завода на товарную станцию, и поезд, на открытых платформах которого укладывают новые комбайны.
Раньше, когда Толя на мотоцикле объезжал вокруг завода по асфальтированному шоссе, он не мог вообразить, до чего же огромен этот «Сельмаш». А теперь лишь едва успевал из одного цеха в другой. И всюду Вышковец очень доверчивым тоном и скупыми словами пояснял, что делается в каждом цехе и какие там есть замечательные рабочие. А они, рабочие, с любопытством посматривали на них. Точно знали, что кто-нибудь из учеников окажется потом в этом цехе, на этом участке…
И как прежде он твердил себе, что слесарная мастерская — его первый цех, так убеждал сейчас себя в том, что завод — свой, родной. «Вон сколько мы сделали заготовок для завода, — говорил он себе, все тверже сжимая ключики в кулаке. — Целую гору! И уже сейчас пойдут они в дело…»
Нет, не короток путь по заводу, по его цехам. И кто-то из них, ребят, кажется, устало вздохнул.
Тогда Вышковец повернул опять к сборочному цеху, чтобы могли они все убедиться, какие комбайны сходят с конвейера. И какой долгий путь от изготовления всех деталей до сборки их.
Здесь, в сборочном цеху, пока любовались ребята полевыми машинами, Толя раздобыл напильник и принялся незаметно подгонять ключики.
Да разве можно незаметно заняться делом! Вышковец все поглядывал в его сторону, даже старался быть поближе к нему, Толе. И он понимал, что Вышковцу, может быть, и не столь необходим запасной ключик для замка, а просто хотелось еще раз убедиться в его способностях, в его умении.
Ребята всё медлили уходить из цеха, Толю выручала каждая минута.
«Что же за секрет в этом ключике?» — думал он, удивляясь тому, что задание такое простое, а вот никак не подогнать выемки ключика, никак не открыть им замка. Такое простейшее задание, а все равно думай, терпеливо подпиливай, снова и снова пытайся открыть замок плоским ключиком. Сосредоточившись, Толя пытался побыстрее сообразить, почему же не получается, и наконец обнаружил тот крохотный выступ, который мешал ключику войти в замок. Вот он, маленький секрет!
И как только удалось подогнать узорные выемки одного ключика к другому, подогнать безукоризненно, Толя подозвал Вышковца и вернул ему замок с двумя ключиками.
Вышковец, оценивая его работу, проверил, хорошо ли входит ключик в скважину, пощелкал раз-другой, то открывая ключиком замок, то закрывая. И, видно, остался доволен. Потому что единственным из тех, кому вторично пожал руку Вышковец, был он, Толя.