Свое первое задание десантники выполнили успешно.

4

По возвращении из Крыма нам предоставили трехдневный отдых. А потом снова начались занятия. Они проходили в основном в ночное время: ведь нам предстояло забрасываться в тыл врага только ночью! В этой обстановке мы и должны научиться действовать своим оружием...

Время мчалось так быстро, что мы не заметили, как подкрался первый весенний месяц. А погода не радовала нас: то шел дождь, то дождь со снегом, то ночной мороз сковывал лужи льдом. Лишь во второй половине марта погода установилась, очистилось от облаков небо.

* * *

Как-то перед вечером меня вызвали в штаб батальона. В кабинете, кроме комбата с комиссаром, были начальник разведотдела Крымского фронта Василий Михайлович Капалкин и капитан особого отдела. Капитан, ссутулившись, сидел за маленьким столиком в углу и в разговор не вступал. Он смотрел на меня из-под черных насупленных бровей так изучающе, что, казалось, прожигал насквозь.

- Как настроение? - пожимая мне руку, спросил начальник разведотдела.

- Отличное, товарищ батальонный комиссар! - отчеканил я.

- Ну и прекрасно... А мы вот думаем снова послать вас в Крым на задание. - Его серые веселые глаза стали серьезными. - К партизанам полетите. Понимаете, очень нужна связь с партизанами! Фронту постоянно требуются разведданные о дислокации войск противника, о его передвижении, о планах, намерениях. Нам надо знать состав гарнизонов, род войск, боевой состав, нумерацию частей, где и какие противник возводит оборонительные сооружения. Как видите, задача возлагается большая и ответственная.

Батальонный комиссар помолчал, испытующе поглядывая на меня. Потом добавил:

- Вы уже были в Крыму и с обстановкой знакомы. Знаете, что почти весь полуостров находится в руках оккупантов. Линия Крымского фронта - в районе Акмонайского перешейка. На подступах к Севастополю идут ожесточенные бои. В горах и лесах Крыма действуют несколько партизанских отрядов. Но связь с ними пока не очень налажена, контакт лишь с одним отрядом. Так вот, вас выбросят в район, занятый партизанами. Словом, в безопасное место. Да и летчики у нас опытные, все произойдет в заданном районе. Как вы на это смотрите?

- Готов выполнить любое задание, товарищ батальонный комиссар!

- Я так и знал. Другого ответа мы от вас не ждали. - Василий Михайлович подозвал меня к столу, развернул карту-километровку Крыма. - Вот смотрите: это Старокрымские леса, здесь базируются несколько партизанских отрядов. - Он обвел карандашом небольшой зеленый массив. - А это вот Зуйские леса. Здесь тоже дислоцируется партизанский отряд. Сюда вас и выбросят.

Я внимательно смотрел на карту, на проставленные кружки и удивлялся: как могли партизаны находиться в такой близости от врага? Мне казалось, что этот лес насквозь простреливается!

- Кого думаете взять в напарники? - спросил комбат.

- Квашнина Романа, если можно.

- Он готовится на другое задание, и как старший, - ответил майор Няшин.

- Тогда Григоряна, если свободный.

- Хорошо, договорились.

Григоряна я знал, верил в него. Он мог в сложнейших условиях установить связь и безошибочно принимал любую передачу Морзе. Смелый, решительный. Правда, горяч немного. Но это, видимо, потому что молод: ему только девятнадцать исполнилось. Родился Николай в Нагорном Карабахе, в селе Ханацах Степанокарского района. До армии мечтал стать нефтяником.

Но не осуществилась его мечта. Оставив третий курс Бакинского нефтяного техникума, он попросился на фронт. А военкомат направил его к нам.

Ушел я из штаба в приподнятом настроении, хотя внутренне волновался. Выбрасываться ночью в тыл врага я почему-то не боялся. Самое главное было не попасть в населенный пункт, занятый фашистами. Но ведь меня должны выбросить в лес, так что нет нужды переживать, утешал я себя.

Стал собираться в путь-дорогу: проверил рацию - все оказалось в порядке; переговорил с Григоряном - он обрадовался, что идет со мной на задание. А мы ведь - две противоположности по характеру! Он - южанин: горяч, вспыльчив. Я - сибиряк: хладнокровен, медлителен. Но напорист - что задумал, выполню.

На другой день были, дождь со снегом. Ночь наступала непроглядная, черная. Погода нас огорчала: неужели не полетим? Однако командование считало - в самый раз!

В двадцать часов выехали на аэродром. Как всегда, с нами приехал лейтенант Чижов. Вскоре появились начальник разведотдела фронта и комбат с комиссаром. Подошли к нам, поздоровались.

- Это передадите товарищу Мокроусову. Он командует партизанскими отрядами Крыма, - сказал батальонный комиссар и отдал мне пакет. - В случае чего - уничтожить.

- Будет сделано!

Мы начали готовиться: надели снаряжение, оружие, парашюты.

- Ну а патроны и сейчас прихватили? - улыбаясь, спросил командир батальона. И тут же начал рассказывать начальнику разведки о том случае перед рейдом в Крым. Посмеялись...

Экипаж занял свои места в кабине и ждал, когда мы поднимемся в самолет.

- Ни пуха ни пера. Будьте осторожны там! Берегите себя, - напутствовал нас Капалкин. - Помните, от четкой, бесперебойной связи будет во многом зависеть успех наших войск. Надеюсь, вы сделаете все, что зависит от вас. До встречи на Большой земле... - И он поочередно обнял нас, поцеловал.

Попрощались мы с комбатом Няшиным, комиссаром Яковлевым, лейтенантом Чижовым и вошли в самолет. Взревели моторы, поднялись мы в воздух, и сразу же все, что было на земле, стало казаться сном.

* * *

Через несколько часов полета мы снова вернулись на свой аэродром: летчики объяснили, что не смогли пробиться через заградительный огонь врага. Не повезло нам и на второй раз - возвратились с изрешеченными плоскостями. Наконец в ночь на 25 марта сорок второго года наш ТБ-3 снова поднял нас в воздух, и мы полетели.

Не знаю, сколько прошло времени, когда вокруг нашего самолета начали рваться снаряды. Машину бросало из стороны в сторону, качало, но она продолжала идти по курсу. Вспышки от разрывов снарядов сопровождали нас до тех пор, пока мы не удалились от линии фронта.

И вот из пилотской кабины вышел командир корабля:

- Ну как вы? Живы? - спросил он. - Через пятнадцать минут будем у цели.

Время не шло, а летело. Казалось, почти тут же над пилотской кабиной загорелась лампочка. Пора... Командир корабля подал команду приготовиться и открыл дверь - нас обдала струя холодного ветра. Летчик обнял неуклюжего, обвешанного со всех сторон снаряжением Николая и подтолкнул его к двери.

- Пошел!

Григорян несколько секунд стоял у гудящего ветром проема, как бы раздумывая. Потом резко шагнул и скрылся в клокочущей бездне. Ночь будто проглотила его: у меня мурашки пробежали по спине. Да, не просто это оторваться от самолета и ринуться в чернеющую пропасть, где тебя, возможно, поджидают штык или пуля...

- Удачи! - крикнул мне на ухо командир корабля и прижался своей щекой к моей. - Ни пуха!..

Я протиснулся в дверь и бросился в черноту ночи. Когда парашют раскрылся, начал искать глазами Григоряна. Но его купола так и не увидел. Приближалась земля. И вот мой парашют накрыл сосны. От меня, повисшего на деревьях, до снежного покрова было не менее трех метров!

Осмотрелся, прислушался. Ритмичный гул самолета таял, угасал. Кругом тихо, тихо... Снять парашют было невозможно, и я, перерезав стропы, рухнул в сугроб. Когда выбрался, спрятал запасной парашют и чехол главного, снова прислушался. Но кроме едва-едва уловимого гула нашего самолета, ничего слышно не было.

"Где же Николай? Куда его отнесло?" - тревожно мелькнуло в голове. Подал условный звуковой сигнал. Стою, слушаю. Тишина... Опять кричу филином. Ничего!

Наконец где-то далеко-далеко слышу такой же звук. Кто это? Неужели Григорян оказался там? Еще раз сигналю. Теперь отозвалось в другой стороне. Иду на звук. Нет, не иду, а ползу по пояс в снегу метровой толщи. Но снег мягкий, пушистый... И белый-белый.