Дочь огляделась, чтобы рассмотреть острые края скалы и гладкую шелковистую поверхность воды. В воздухе не чувствовалось прямой угрозы. Наверное, эта земля слишком бесплодна, чтобы привлечь других мясоедов. Наступила ночь, луна ярко выделялась на черном небе, и это означало, что она стала главной силой на земле. Осколки лунного света, звезды, рассыпались по небу. Ее кожа блестела от песка, налипшего за время пути. Мышцы горели слишком ярко. Их нужно было остудить, чтобы заснуть. Она потянула за ремешок на талии и сбросила накидку.

Она шла, пока не оказалась по колено в воде. Вода была холодной и кристально чистой. Где-то в брюхе горы скрывался хороший родник, который питал озеро. Дочь закрыла глаза и подняла ладони к горе, кожей чувствуя ее притяжение. Глубоко вдохнув, она нырнула. Холод вытолкнул воздух из ее легких. Вынырнув, она вскрикнула от остроты ощущений. И снова погрузилась, на этот раз медленно. Под водой было тихо и спокойно. Она поднялась на поверхность и втянула носом большой глоток свежего воздуха. Она не плыла, но ей нравилось скользить по поверхности. Было мелко, поэтому она откинула голову назад. Коснувшись задом песка, она подняла ноги. Едва касаясь пальцами поверхности воды, она оглядела скалы, кольцом окружающие озеро. Дочь знала, что это место существует дольше, чем семья. Деревья здесь тоже намного старше и мудрее. Гора стоит испокон века, а луна со звездами видели больше, чем она когда-либо чувствовала. Она будет меняться быстрее, чем камень, и это правильно. Странные мысли, но недаром они приходили так свободно. Ведь она уже не была частью семьи.

Впервые в жизни Дочери было нечем заняться. Здесь не было зубров, чтобы охотиться. Не нужно было менять ветки в гнезде и кормить огонь в костре. Но к ней пришло что-то новое – странное чувство свободы. Хотя в этом, в общем-то, нет ничего хорошего. Ее способ проживания времени испарился. Чтобы заполнить пустоту, в голову Дочери стали закрадываться неожиданные мысли и чувства. Они проложили новые пути в ее сознании, как черви, пробивающиеся сквозь землю и меняющие почву.

Дочь откинулась назад и снова осмотрела эти странные лунные окрестности. Ее охватило чувство полного одиночества. Она вспомнила о смерти зубренка, и ей захотелось, чтобы кто-нибудь так же пожалел ее. Только когда она вышла из воды и снова надела накидку, темное небо опустилось и обвилось вокруг нее. Дочери стало страшно. Ночью она никогда не оставалась одна. Вокруг озера было несколько больших валунов, похожих на страшных зверей. В скалах зияли темные трещины, которые будто хотели проглотить ее целиком. Она подумала, не смотрят ли на нее чьи-нибудь глаза из темноты. Это место было полно странных существ, которых она не могла унюхать и опознать. Если даже Дочь рискнет разжечь огонь в столь позднее время, вряд ли окружающая ее ночь покажется менее огромной и всепоглощающей.

Дружелюбным казался только один предмет. Примерно в двадцати футах от озерца стояла большая сосна. Это было самое большое дерево в округе, очевидно, источник воды помогал ему расти. Может быть, когда-то под ним было похоронено тело. Дочь подкралась к широкому стволу и обняла его. Ее руки не смыкались с другой стороны. Она закрыла глаза и принюхалась. Пряный запах был теплым и глубоким.

Похоже, на дереве кто-то есть. Вдруг это кто-нибудь из семьи? Но тут… раздался звук. Хруст ветки в темноте. Что это? Она была не одна. Сквозь темноту ползло теплое тело. Оно, как и она сама, пришло со склона, вероятно, по ее следу. Стоя неподвижно, она приподняла губу. Ей пришло было в голову залезть на дерево, но ведь это мог быть зверь, преследовавший ее. Она стояла у дерева, обхватив руками ствол. Это место мешало ей сосредоточиться. Все новое. Все другое. Ее органы чувств не справлялись. Она почуяла запах кошачьего дыхания, кислый дух рыбы на усах; леопард, должно быть, нашел ее. Может быть, он уже на дереве, прямо над ней, и вот-вот бросится? Хотелось убежать, но она знала, что бежать нельзя. Хищник обязательно начнет преследовать убегающую добычу. Она так и не успела ничего придумать – что-то мягкое коснулось ее ноги. Она отдернула ногу и вскрикнула.

Рядом с ногой что-то шевелилось, но где именно? Ее глаза шарили среди ночных теней. Существо спряталось за дерево. Она поискала камень, чтобы бросить. Ее копье лежало в двух прыжках от нее, у самой воды. Может быть, удастся схватить сломанную ветку? Она не знала этой земли. До всего было слишком далеко. У нее перехватило дыхание. Она услышала шорох гальки и звук в темноте, похожий на чириканье. Глотка, издавшая его, явно меньше, чем у леопарда. Кот. Это пришел Дикий Кот.

13

Каждый день солнце поднималось в небо, а затем сползало вниз. Дочь уже знала в этом месте все, что оставалось неизменным. Запахи улеглись. Качание дерева стало знакомым. Ее ноги не превратились в веточки, но все больше и больше походили на мощные ветви дерева, на котором она спала. Это заставило ее задуматься, не может ли она сама превратиться в дерево. Возможно, поэтому деревья и казались такими живыми: они были одинокими дочерьми, стоящими вдоль хребта. Она узнала, что здесь когда-то жила семья. Не ее семья, другая. Дочь нашла каменный зуб – ручной топор, который уронили или забыли. Что за растяпы могли оставить топор? Он был не похож на те, что она знала. Кремень был другой формы. Она нашла старый очаг, следы огня, который зажигался много ночей подряд. На своем дереве она нашла углубления от рук и ног семьи, а сам ствол с этой стороны стал гладким от лазания. Это было смотровое дерево, его использовали для обзора. Интересно, что это была за семья и почему она ушла. В теневых историях Большой Матери о них ничего не рассказывалось. Вокруг ствола витали едва заметные следы давно ушедшего запаха семьи.

Она не охотилась, зато этим занимался Дикий Кот. Однажды он предложил ей мягкое тельце скальной мыши – щедрый поступок, но она мягко отклонила подарок. Кот странно покосился на нее и принялся грызть добычу.

Вокруг озерца были съедобные вещи, но в основном зеленые. Ей не нравилась зеленая еда, и она ела лишь столько, сколько требовалось, чтобы унять урчание в животе. Она пила воду, потому что жажда бывала острой, но больше ничего не делала для поддержания своей жизни. В основном она ждала того, что, по ее мнению, вот-вот должно было наступить: смерти. Она была вялой, унылой и опустошенной. Но каждое утро, проснувшись, она обнаруживала, что голова все еще приклеена к телу. «Вар», – сердито ворчала она без обычного добродушия, скорее ужасаясь тому, что тело все еще в целости и сохранности.

Ее злоключения продолжались. Леопард так и не пришел, чтобы растерзать ее и быстро покончить с ней. Вороны не выклевали ей глаза. Молния не ударила в темя. Ее тело упорно сопротивлялось обратной стороне земли. Ничего не изменилось. Как будто извечный цикл земли остановился. Она не стала старше. Не изменилась, хотя и желала этого несколько дней назад. Но теперь мгновение растянулось навечно. Вдали от семьи она и время оставила позади.

И вдруг, как только она убедилась, что все всегда будет по-прежнему, изменения настигли ее. Время только задержалось на мгновение, а теперь взорвалось. Изменение появилось в воздухе утром, когда она стояла возле озерца. По долине реки пробежала дрожь тепла. Она закрыла глаза, приподняла верхнюю губу и попыталась почувствовать, что это. Она наклонила голову в сторону места встречи вниз по реке – возможно, семьи решили собраться раньше времени. Но дрожь шла не оттуда. Воздух в той стороне оставался прохладным, сухим и спокойным.

Лед затянул все мелководье и только-только ослаблял свою хватку. Рыба еще не могла плыть на нерест, так что едва ли какие-либо семьи уже пришли и разбили лагерь. Она направила свое чувствилище вверх по реке, к следующей развилке. Там стала жить ее сестра, когда сделалась Большой Матерью, но это было слишком далеко, чтобы почувствовать какие-либо изменения.

Тем не менее в воздухе было что-то тонкое, но в то же время тяжелое. И оно шло со стороны реки. Оно имело вкус железа и было густым, как кровь. Открыв глаза, Дочь посмотрела туда, где пролегала территория семьи, а затем побежала к своему дереву. Тихо, цепляясь руками, она взобралась на верхушку и раздвинула ветки грубыми, как кора, пятками. Здесь, наверху, найдя место, чтобы пристроить ноги и руки, она чувствовала тела семьи, которая жила здесь прежде. Кора сохранила память о них, хотя и слабую. Теперь Дочь чувствовала, как отполирована древесина в местах, где семья взбиралась на это же дерево. Она и сама стала этой семьей, взбираясь по следам всех рук и ног, которые пользовались деревом на протяжении многих солнц и лун. Она думала, не их ли кровь она унюхала, вспоминала историю о том, что с ними случилось, Дочь увидела ее во сне прошлой ночью. Возможно, именно на это она и надеялась. Она положила ногу на толстую ветку, крепко обхватила ствол руками и прижалась к нему всем телом. Теплый ствол принял ее, и ее тело растворилось в стволе, как размягченный древесный сок.