Она ощутила на щеке легкое дуновение воздуха. Не слишком сильное, чтобы означать опасность, но она все же присмотрелась внимательнее. Зубренка загнали в замерзшую грязь на берегу. Она чувствовала запах его страха – неприятная дрожь на губах и дрожь тонких ног. Глаза смотрели вниз. Он не выживет. Не сможет в одиночку отправиться на летнее пастбище. Остальные животные, те, что повернули назад от переправы, услышав весь этот шум, вероятно, не приняли бы его в стадо. Пробежали бы мимо, оставив его на холоде. Только в лучшее время года, например в разгар летнего цветения, можно было рискнуть и принять молодого теленка. И он быстро станет добычей ночного льда или волков, живущих поблизости. Его последние часы будут полны муки и боли. Дочь еще никогда не видела такого одинокого зверя. Она не могла представить, каково это будет без семьи. Одинокое тело. Дочь по льду двинулась к теленку. Он не убежал и позволил ей взять в руку свой маленький рог. Она прижала его голову к бедру и похлопала по спине, дав минутку тепла. Выдохнула на него, чтобы согреть. Услышав позади шаги, она обернулась: это был Сын. Кивнув, она повернулась к теленку. Положив руки на его небольшие рога, она удерживала теленка на месте. Сын воткнул копье в бок теленка, повернул и направил вперед, чтобы убедиться, что животное не уйдет. Дочь отвела копье назад и вонзила в шею теленка. Она повернула каменный наконечник, чтобы потекла кровь. Теленок упал, его передние ноги согнулись так, что весь его вес перенесся на колени. Еще один удар Сына – и теленок свалился на бок. Кровь текла и пульсировала, пока он окончательно не рухнул.
Сын поставил колено на шею теленка, прижал руками и кивнул Дочери, чтобы она начала первой. Дочь прижалась ртом к сосуду его шеи и стала пить. Она напрямую чувствовала тепло его тела. Жизнь теленка теперь изменилась. Она даст силу семье, пока не пошла рыба. А жизнь Крюка будет продолжаться в ней и во всей семье.
Она выпила это обещание. И Крюк через мгновение умер.
7
Дочь стояла по щиколотку в крови, ее руки на льду отсвечивали красным. Несмотря на скорбь о Крюке, она была голодна. Сын придерживал копыто зубрихи, чтобы Дочь могла отрезать первый кусок. Она приложила свой каменный зуб – топорик, сделанный Большой Матерью, – к основанию копыта, там, где оно соединялось со шкурой. Наклонилась, чтобы ухватиться за ручку, вдавила лезвие в мех и отрезала. Инструмент был острым, а разрез – чистым. Она перешла к колену зверя; показалась красная кровь и, наконец, мясо. Она резала по направлению к сухожилию, тянувшемуся вдоль задней части ноги, стараясь оставить его в целости и сохранности: потом его вымочат, высушат и сплетут отличную веревку.
Наконец она дошла до грудной клетки. Шкура здесь была особенно толстой. Дочь тяжело дышала, воздух с усилием, клубами выходил из ее легких. Обычно они готовили мясо для еды, но первые куски было принято откусывать сырыми прямо от костей. Тепло мяса наполнило их радостью. Дочь отрезала каждому по куску, прежде чем они принялись за разделку.
Сын приподнимал шкуру по обе стороны от топорика, чтобы разрезы были ровными. Он посмотрел на руки Дочери, сильные и измазанные кровью, и почувствовал укол в груди. Он фыркнул, с восхищением наблюдая, как по ее спине перекатываются мышцы. Она сбросила накидку, и ее голая кожа была самой гладкой шкурой, которую он когда-либо видел.
Когда Дочь родилась, она была сморщенным существом, крошечным и розовым. Она не пахла так, как пахла сейчас, и мало интересовала его, хотя иногда он мог стянуть у нее еду. Однажды, совсем еще маленькой, она держала в пухлом кулачке кусок сушеной древесной заболони, свое любимое лакомство. Сын сделал ей знак, чтобы она посмотрела на огонь. Когда она повернула голову, он выхватил заболонь из ее руки и засмеялся. Он пошел прочь, уверенный, что ему ничего не будет. Глядя на деревья, он облизывал заболонь, и вдруг из зарослей выскочила маленькая ножка и подсекла его. Секунда – и Сын плюхнулся на живот. Выплюнув землю, набившуюся в рот, он посмотрел на свою руку. Заболонь исчезла. Любой другой ребенок остался бы, чтобы посмеяться над ним, но Дочь, вероятно, думала только о том, как вернуть еду. Не успел Сын оглянуться, как ее и след простыл.
Дочь выросла большой и сильной, ловкой и быстроногой, а ее мысли, казалось, опережали тело. Окружающие стремились оберегать ее – признак лидера. С ее инстинктами Дочь, несомненно, станет одним из лучших охотников. Инстинкт охотника – это как рыжие волосы или большой нос, он либо есть, либо нет.
Но это было и умение, которое можно было развить, если внимательно наблюдать, слушать и учиться. Дочь умела сопоставлять рассказы Большой Матери с тем, что видела сама. Она обладала редкой способностью брать в расчет все, что менялось, а также все, что оставалось прежним.
Рот Сына наполнился слюной в предвкушении мяса, которое он собирался съесть. И это чувство – сильный голод и тяга к еде – смешивалось с видом работающей Дочери прямо перед ним. Он принюхался и почувствовал, что оглушен тем, что его окружает: туша, шум реки, пар, поднимающийся от зверя в холодном воздухе. И мясо. Скоро он поест. Он наблюдал за Дочерью. Ее мышцы были напряжены, пока она резала мясо. Сын чувствовал почтение и уважение к ее мастерству и силе, а рот все больше наполнялся слюной. Его желание и голод соединились. Он теперь ничего не видел, кроме нее. Его глаза были полны Дочерью, и вдруг раздался громкий треск. Перед глазами Сына вспыхнул белый свет, голова откинулась назад. Он потерял равновесие и упал на лед. Когда он открыл глаза и поднялся, чтобы сесть, он увидел, что Дочь смотрит на него с беспокойством и удивлением. Она обернулась и посмотрела назад.
На льду стояла Большая Мать. Она заметила, как он смотрит на Дочь. Возможно, она почувствовала, о чем он думает, и бросила камень, чтобы предупредить его. В руке она держала наготове второй камень. Сын быстро опустил глаза и потер лоб, чтобы показать, как ему больно и что второй камень не потребуется. Большая Мать хоть и стара, но меткости ей не занимать. Дочь была предназначена для того, чтобы покинуть семью, когда завоюет новое место на рыбалке. Сын не должен был прикасаться к ней.
Еще один звук. На этот раз это был Струк. Мальчик подошел к туше так близко, как только осмелился. Опустив глаза, он остановился на расстоянии вытянутой руки от копыта зубра и уставился на него, как будто это копыто могло разрешить ему присоединиться к остальным. Сын повернулся к мальчику спиной.
По дрожанию пальцев Струка Дочь поняла, что он все еще считает себя новичком. Он еще не провел с ними полного цикла времен года и не был уверен в своем положении. Он не знал, когда его покормят после охоты и покормят ли вообще. Его дыхание болезненно пахло беспокойством. Весь жар его взгляда был прикован ко льду. Дочь щелкнула языком и подсунула кусок мяса ему под нос, чтобы он увидел его. Сначала он не отреагировал. Он недоверчиво смотрел на ее руку, как будто эти залитые красной кровью толстые пальцы с обломанными ногтями ему только привиделись.
Через мгновение Струк пришел в себя. Он обхватил руками мясо, вонзил в него передние зубы и с рычанием стал рвал и тянуть зубами пищу, пока не откусил кусок. Дочь не была уверена, что он услышал ее восхищенный смех, дрожью пробежавший по льду. Его внимание было полностью поглощено мясом, скользнувшим ему в рот. Его язык добрался до сока. Это был один из лучших кусков, отрезанный от жирной плоти рядом с сердцем, раньше он никогда не удостаивался такого. Закрыв глаза, он жевал, охваченный теплом.
Глаза Струка были закрыты, а Дочь получала такое удовольствие, наблюдая, как он ест, что никто из них не заметил, как подошел Сын. Струк, который только что с наслаждением смаковал вкус крови, был вмиг сбит с ног. От удивления он открыл глаза. Дочь отшатнулась назад. Сын стоял слишком близко к мальчику. Опустив широкий лоб, он выхватил у Струка мясо. Мальчик сжался и прикрыл глаза ладонью; воспоминания о прежнем жестоком обращении были еще свежи в памяти, и он отвернулся, чтобы не видеть следующего удара. Но второго удара не было. Струк не стоил усилий. Поскольку мяса было много, Сын дал мальчику кусок ребра, который отрубил топориком. Этот кусок тоже был хорош, и Струк осторожно наклонил голову в знак благодарности и убежал, чтобы поесть в безопасности, под прикрытием валуна.
