— Что ж вы, Никодим Юрьевич, так обосрались? — негромко и ласково спросил я раскрывшего рот человека под щелчки замков отключающегося КАПНИМ-а, — У нас теперь к вам появились вопросы…
А затем я начал убивать. Быстро, грязно, моментально сменяя формы с туманной на телесную. Нанося удары, разрывающие солдат на части, либо швыряя их самих в ближайшую доступную цель. Последнее стало чистой воды позерством, но мне очень захотелось увидеть, что может быть с самолетом, если в него бросить человеческое тело. Больное любопытство, да. На всех, за исключением упомянутого Никодима Юрьевича Головицына, генерала-лейтенанта и просто нехорошего человека. Он, в отличие от остальных, бывших простыми (московскими) исполнителями, кое-что знал.
— Кому вы собирались меня передать? — спросил я мертвенно-бледного мужика, удерживая болезного за горло. Надо же, крепкий, упитанный, полтинник недавно стукнул. Жил бы да жил еще лет тридцать-сорок. Дача наверняка есть. Но нет, захотелось большего.
— Ты… — засипел человек, не отрывая полного ужаса взгляда от моего лица. Видимо, тоже был в курсе этой милой фишки Симулянта, уже поняв, что ему каюк. Долгий, болезненный и мучительный.
— Я-я. Колитесь, тогда быстро убью. У меня приказ зачистить вас всех. Имя, Никодим Юрьевич, имя. Меня люди ждут. Василевскому? Горошину? Стохановской?
Неправильно я допросы веду. Лишенный надежды человек склонен вредничать. Или правильно, сразу-то всё узнавать неинтересно. Всё-таки, сегодня был очень непростой день…
Спустя пятнадцать минут, получив и перепроверив ответ, я перепроверил его еще раз, погрузив слегка поломанного генерала в свой туман. Закончив «обработку», отошел одеться, и, подняв с асфальта часы, прожал на них комбинацию боковых клавиш, внятно доложив:
— Все трое, они договорились действовать вместе. Забирайте генерала, он готов. Я вам еще пилотов оставлю, не знаю, что с ними делать. Отбой.
Всё, теперь можно идти вязать засевших в самолете орлов, а потом валить до дому до хаты. Только КАПНИМ сопру. Он мне понадобится с такой жизнью. И «волгу» сопру. Не лететь же мне назад своим ходом? Стоп, а карты города тут нигде нет? Я ж понятия не имею, как возвращаться назад…
Глава 11
Побег от снайпера
Чего я точно не предполагал в этой своей бурной жизни — что окажусь на чаепитии среди аристократов. Все эти помешивания чая без дзыньканья ложечкой о стенки, разговоры о погоде, сложная мимика, легкие движения…
— Так, прекращаем фарс, — моя пролетарская терпелка показала дно куда быстрее чашки, — Итак, что вы можете? Умеете? Как общаетесь между собой? На какие расстояния? Можете ли делать это м…
— Молодой человек! Простите, не стал запоминать вашего имени… — тут же вскинулся фантом, выглядящий как лощеный донельзя испанский юноша, — Вы задаете совершенно неуместные вопросы! Бестактные! Грубые! Совершенно не соответствующие вашему статусу! Извольте сохранять тишину, не мешайте нам пить чай!
Каким образом фантомы реально пили чай — я не понимал.
— Вы лишь осколки воображения психически нездоровой женщины, — скривился я, — Беспомощной и обреченной. Либо вы сотрудничаете, либо я отправляю её в психушку. Может быть, вы будете пить чай все две недели, что ей остались…
— Да как ты смеешь! — с этим криком меня попытались взять за горло, но в результате взял я. Не самого фантома, запросто теряющего плотность при желании, а его владелицу, бледную и запыхавшуюся, которую я затащил к себе после утренней пробежки. Остальная троица моих «собеседников» тоже вскочила на ноги с воинственным видом.
Начинает утомлять. Сколько раз я эту дуру уже таким образом хватаю? А что можно сделать, раз горло — самое узкое место человека, за которое удобно хвататься одной рукой?
— Объясняю для придурков, — голый я, переместившийся туманной трансформацией, поболтал хрипящей и хватающей воздух руками Акридой, — Я настолько же неуязвим, как и вы. Даже еще круче. Поэтому, либо вы беретесь за разум, либо…
У Раисы Джумберовны был секрет, который она тщательнейшим образом скрывала. Только вот скрыть его от призрака и лучшего в мире специалиста по психологии неосапиантов она не смогла. Юлька, получив от меня доступ к делу Сумароковой, просидела полтора часа на телефоне, консультируясь с Кладышевой, а потом пришла ко мне с довольным видом и неожиданными новостями.
— Вы, Акрида, уже давно не можете писать, — вздохнув, обратился я к испуганной женщине, зажимающейся в кресле, после того как я её отпустил, — Более того, вы никогда и не умели. Вся ваша жизнь, все её достижения, все эти миллионные тиражи — заслуга исключительно Изекииля Ла Франжа. Вашего первого фантома. Именно вместе с ним вы создали остальных авторов-героев — Катерину Превознесенскую, Лили Кордову, Майкла Люминуса. Всех четверых. Но больше этой четверки ваш мозг не тянет, это предел способности, а значит — вы больше не пишете. Пытались, да, затем, отчаявшись, просто делали вид, затем поверили в него…
— Откуда ты знаешь⁈ — вполне закономерный вопрос, но вырвавшийся совершенно синхронно из пяти глоток, одной живой и четырех фантомных.
— От верблюда, — буркнул я, — Вы что, себя самыми умными считали? Так это вы только в палате такие… если, конечно, сидели в одиночке.
Всё, враг был сломлен, разбит и раздавлен, наглухо. Эмоциональная сфера у нашей многополюсной авторши едина на всю её шизофрению, так что все пятеро сейчас испытывали одинаковый разрыв шаблона от гнетущей правды жизни. Или прозы, как правильно?
— Надеюсь, теперь мы с вами всё прояснили? — устало вздохнул я, обещая себе, что вот любой, абсолютно любой выбрык от Акриды — и я просто оторву ей голову. А потом скажу Окалине… что-нибудь хорошее. Сил уже никаких нет. Вон башкиру отдал готового на всё Конюхова, и они с этим засранцем буквально сразу нашли общий язык. Теперь Слон обучает Глаза ориентировке на местности, а я всё еще вожусь с этой… психованной клушей.
Ну, кажется, всё. Что сама Раиса Джумберовна сейчас ревела самым некрасивым образом, что её четыре осколка личности. Мда, зрелище заливающегося соплями и слезами аристократа — это такое себе.
Я закурил, дожидаясь, пока это всё стадо придёт в себя.
Спустя почти три часа, когда собирался отпраздновать тяжелую победу пивом, пришлось менять планы — новгородские комсомолки похитили Салиновского, которому я приказал бдить и не пущать. В результате, сидящая в приёмной боевая тетка никого не пустила, как бы слёзно не умоляли её девушки, а вот тощий и смазливый блондин, находящийся в пределах доступа, то есть в холле, такой протекцией не обладал.
— Как это — унесли?
— Ну как-как? — удивилась та самая тетка на мой оторопелый вопрос, — Взяли и унесли! Чего там нести-то?
Да твою ж налево! А если сейчас журналюги придут или вторая пачка комсомолок⁈ А если просто какие-нибудь наглые фанаты тетку пройдут? Ну Паша… ну погоди…
Искать пропажу долго не пришлось, воображения у похитительниц дальше «давайте его оттащим вооон туда, а потом как начнем расспрашивать!» не хватило. И слава яйцам, должен сказать. Во всяком случае, ничего более легкого, чем поиск табуна крепких девок, обступивших на солнышке свою блондинистую жертву, у меня давно не было.
…они ему еще и мороженое купили! И сами жрут!
— О, Витя! — щедро подлил огня под мой вскипающий чайник дико проштрафившийся блондин. Бабское окружение тут же раздалось передо мной, как море перед Борисом Моисеевы… а, нет, просто Моисеем. Хотя я б на месте моря и на первом варианте также поступил.
— Павел Иннокентьевич, — улыбнулся я подрагивающими губами, подходя к нему вплотную, — Вы почему пост покинули?
— Ну… — блондин заозирался, чуть ли не крича всем своим видом о том, какой он невиновный сидит тут, доедая явно не первый стаканчик пломбира (вафельный!!), — А что такое? Я же отсюда вход вижу!
— Очень за тебя рад, — хлопнул я его по плечу, — Прямо невероятно. Считай, у тебя сегодня отгул, ни в чем себе не отказывай.
