Он сунул руку в карман и ощутил сквозь ткань подкладки жесткость своего члена, конечно же не забывшего тот пир плоти... Лещинский почувствовал, что ему необходимо кончить прямо сейчас, иначе его просто разорвет от желания. Он уже расстегнул штаны, достал член и начал мастурбировать, стоя на берегу, как вдруг в его затуманенном мозгу всплыла финальная сцена того новоселья: когда он, совершенно обессиленный, пил коньяк, а проститутки трахались друг с другом, хотя он этого не оплачивал. Тогда ему, утонувшему в своем удовольствии, было абсолютно все равно, чем они занимаются, а сейчас до него дошло, что ни одну из них он тогда не удовлетворил...

Все его желание резко пропало. Он вдруг представил себя со стороны и ужаснулся. Дернув вверх молнию на ширинке брюк, он почти бегом устремился в ту же сторону, куда уехал "форд" Крестного, озираясь по сторонам. Лещинский очень надеялся, что никто здесь за ним не наблюдал. "Пара дней, пара дней", колыхалось в его мозгу в такт шагам.

Неожиданно для себя он оказался на Таманской улице, у ее пересечения с третьей линией Хорошевского Серебряного бора, то есть уже попал в места, достаточно цивилизованные. Лещинский сразу почувствовал себя гораздо увереннее. Когда буквально через пять минут ему удалось поймать такси и он, откинувшись на заднем сиденье машины, назвал адрес и устало прикрыл глаза, тревога прошла окончательно. Он мчался по залитой майским солнцем Москве и думал только о том, как сейчас залезет в свою "джакузи" и смоет с себя воспоминания о пережитом страхе... а уж потом примется разгадывать загадку, заданную ему Крестным.

Машина на приличной скорости пролетела проспект Маршала Жукова, Мневники, потом долго пробиралась какими-то Силикатными и Магистральными - то ли улицами, то ли проездами, пока не выбралась наконец на Звенигородское шоссе...

Вскоре слева замелькала ограда Ваганьковского кладбища, и расслабившийся было Лещинский вновь вспомнил угрозы Крестного. Но до улицы Герцена, где недалеко от Никитских ворот стоял его дом, который, в полном соответствии с привычками хозяина квартиры, тоже не торчал на виду, а был запрятан в глубине квартала, оставалось уже недалеко. И Лещинский вновь почувствовал в себе ту уверенность, которой ему сегодня так не хватало в разговоре с Крестным. Он больше не ощущал себя инфантильным юношей, хватающимся при первой опасности за свой член, как бы ища у него защиты, - он вновь был "гением анализа", "виртуозом прогноза", "мастером обработки информации"...

Проезжая мимо высотки на площади Восстания, Лещинский уже полностью восстановил свое самоощущение "человека из аппарата правительства", который порой может сделать больше, чем само правительство, и главное - сделать быстрее. "Быстрее. Именно быстрее, - думал Лещинский. - Два дня - это много. Один..."

Он решит эту задачу сегодня - так внушал себе Лещинский. И сегодня же позвонит Крестному. Только таким путем можно восстановить с ним контакт. А это было, на настоящий момент, единственное, на чем основывалась стабильность жизни Лещинского.

Глава 5

Вновь в своих воспоминаниях побеждающий Чечню, вновь и вновь возвращающийся во сне в Россию, Иван спал в своей конспиративной однокомнатной квартирке на восемнадцатом этаже высотки, восстанавливая силы после пережитых наяву и в воображении сражений. Вечернее майское солнце било через открытое окно прямо ему в лицо, заставляя жмуриться во сне... в котором чеченское солнце, такое же яркое и ослепляющее, освещало его путь домой.

...Перейти линию фронта особого труда не составило, поскольку и не существовало мало-мальски определенной линии фронта. Просто из местности, где чеченцы встречались чаще, чем российские войска, он попал в местность, где все было наоборот, даже не заметив, как и когда именно это произошло.

От контакта с чеченцами он уходил, всегда заранее чувствуя их приближение и не желая ввязываться в драку неизвестно из-за чего... Разве что только из-за принадлежности к разным народам?

Однажды он набрел на чеченца, который не воевал, а жил войной. Серая "Нива" торчала на опушке леса, куда вышел Иван. Он давно покинул дорогу - она стала слишком многолюдной - и пробирался на север более укромными местами. Чеченца он заметил уже потом, когда тот появился из-за кустов и, не видя Ивана, пошел к своей машине, обвешанный автоматами, связанными попарно сапогами, подсумками, какими-то вещмешками и планшетами.

Иван почувствовал, что жизнь этого человека ему нужна... Ведь он не воюет с живыми, он обирает мертвых, пытаясь перехитрить смерть, заставить ее служить себе...

...Это было скучное убийство.

Это даже нельзя было назвать убийством.

Это было мгновенным прекращением существования того, кто не был достоин ни жизни, ни смерти. Иван не мог даже наградить его знанием близости смерти.

Это был не воин, а могильный червь, сосущий мертвую плоть...

...Иван с одного выстрела пробил ему голову, попав в левый глаз. Мгновенная вспышка, которую человек не успевает даже увидеть, - так быстро покидает его мозг сознание, так быстро преодолевается грань между живой и неживой материей.

В "Ниве" Иван нашел трофеи убитого им мародера: целую гору, штук пятнадцать, "калашниковых", пару офицерских "макаровых", гранатомет, правда, без зарядов, бумажные мешки с грязной, окровавленной формой. Иван вытряхивал их на землю, сам не зная зачем...

В третьем по счету мешке оказалась гражданская одежда, причем как мужская, так и женская. Ивана она заинтересовала больше, чем оружие.

Ведь он пока еще не успел продумать, как, каким образом преодолеет он тысячи километров до Москвы без документов, без денег, в армейской форме. Так он доберется только до первого патруля... Иван порылся в куче тряпья, снятого с мертвых людей. Выбрал себе джинсы, которые оказались не рваными, а только сильно вытертыми и даже сравнительно чистыми, по крайней мере, без пятен крови. Нашел кожаную жилетку, вполне подошедшую ему по размеру. Рубашки, правда, не было. Да черт с ней, с рубашкой!.. Он снял с себя форму убитого лейтенанта и переоделся в подобранную одежду. На его взгляд, он выглядел теперь как типичный житель прифронтовой полосы: достаточно пообтертый войной, чтобы не привлекать к себе особого внимания в зоне военных действий, и одетый достаточно цивилизованно, чтобы не походить на беглого раба в глазах чеченцев или на дезертира в глазах русских... "Сойдет", - решил Иван.