Он хорошо знал эту книгу. В детстве ему частенько приходилось читать набожной маме, выдержки из неё, а став постарше, ему пришлось ознакомиться с данным трудом полностью. Всё это ради мамы, а если быть точнее по её прихоти, для неё каждодневное чтение библии Виталием являлось частью воспитательного процесса своего единственного сына. Только намного позже он понял, что его мама, неуверенная в себе женщина, таким образом пыталась самоутвердиться, пытаясь сделать из своего мальчика, истинного христианина, с кротким характером, послушного, имеющего будущее, но только лишь в загробной жизни. И она ведь действительно считала, что таким образом спасает сына.
«Ну, что мама, спасла?» - мысленно обратился Виталий к своей маме, которая, наверное, находилась в своей квартире, посреди сошедшего с ума города, верить в то, что она могла стать одной из желтолицых тварей ему не хотелось.
После того, что он делал, а именно убивал людей, ел их тела, его вряд ли ждёт рай, если таковой вообще существует. Личность Виталия представляла собой двойственную натуру. Первая действительно, как и хотела его мама была набожной, тонкой натурой, которая верила священному писанию беспрекословно, частенько обращаясь к богу, несмотря на совершённые им грехи. Вторая половина, являясь атеистом, была подвержена всем грехам человечества, что полностью противоречили первой личности. Самым страшным вожделением второй личности было человеческое мясо, добывая которое приходилось совершать смертный грех. Но Виталий не считал себя маньяком, так как убивал свои жертвы не потому, что желал их мучений, наслаждения страхом беззащитной жертвы или из-за его полового влечения. Эти убийства были лишь следствием желания добыть, как ему казалось, жизненно необходимый продукт в виде человеческого мяса. Ведь он действительно испытывал физический дискомфорт, слабость, ломоту в мышцах, непреодолимую жажду, если лишался возможности хотя бы раз в день съесть пускай и небольшой, но кусочек человечины. Эта жажда была настолько сильной, что терпеть эти мучения было выше его сил. Он не испытывал удовольствия от самого процесса убийства, лишь разделка острым ножом трупа, приносила наслаждение. Только поэтому он старался убить быстро, чтобы жертва не успела начать умолять его о пощаде, так как сомневался, что сможет с этим справиться, и первая милосердная, глубоко верующая личность в этот момент не возьмёт над ним верх.
Закрыв толстую книгу и открыв её толстую, переплетённую хорошо выделанной кожей обложку, Виталий заметил на форзаце надпись, сделанную простой шариковой ручкой. Самого написанного было сложно разобрать, так как кто-то сильно перепачкал её кровью, которая уже впиталась в бумагу и высохла. Снизу данной надписи, была подпись и расшифровка, заключённая в скобки. Расшифровка гласила «Архимандрит Евстафий».
Насколько Виталий помнил, архимандрит - шишка знатная в православной церкви. Он всего лишь раз видел столь высокий чин, будучи паломником вместе со своей мамой, коих у них с мамой в его детстве и юношестве было немало. В девяностых годах это было популярным событием. Одеяние стоящего перед ним священника не соответствовало такому чину, а значит, эта книга была подарена ему этим самым Евстафием, который, наверное, пользовался авторитетом у человека, стоящего возле печки и поедающего сырое мясо вместе с пакетом, в котором последнее лежало. Не спроста же этот мужчина в рясе, даже сойдя с ума не выпускал книгу из рук, дорожил ею долгое время, судя по потёртостям на кожаной обложке.
Виталий помнил, что архимандрит, передвигаясь вдоль преклонённых людей, был одет в чёрную монашескую одежду. Но она сильно отличалась от повседневной одежды православных монахов, так как была украшена золотыми полосками, золотыми звёздами, вышитыми на скромном на вид одеянии. А ещё у того архимандрита был в руках позолоченный посох, который выглядел массивным и тяжёлым.
В голове мелькнула шальная мысль, поэтому Виталий огляделся вокруг. В углу печки с его стороны, висели на гвоздиках, стояли прислонённые к стенке, железные совки для уборки пепла из топки и поддувала, несколько видов кочерёг, а также лопата для уборки снега, лом с приваренным топорищем, чтобы легче было отбивать лёд на крыльце. Вот именно этот лом он осторожно, стараясь не делать резких движений, взял в руки. Удерживая его, словно посох, в руке, прижав ладонь с библией к груди, заново представился.
- Евстафий! – громко и чётко произнёс Виталий.
Батюшка, до этого, не прекращая ни на минуту поглощать мясо, совершенно равнодушно наблюдая за передвижением Виталия за ломом и обратно, вдруг замер, перестав жевать, уставился на него с открытым ртом. Эмоции на его восковом лице не появились, но само действие, что он перестал есть, говорило о том, что Виталий заинтересовал мужчину в рясе.
- Меня зовут Евстафий. Как тебя? – попытка познакомиться выглядела со стороны глупо, даже смешно, тем более теперь Виталий пытался выдать себя за другого человека.
Священник никак не реагировал, просто стоял и смотрел на Виталия. А ему самому показалось, что он делает какую-то глупость. Надо было просто пристрелить этого желтолицего, а он вместо этого ещё и кормит эту тупую тварь. Несмотря на эти мысли, практически борясь с собой, он повторил то, что сказал до этого, пытаясь познакомиться с сумасшедшим батюшкой, бросившего в него свою библию.
Затянувшийся неловкий момент, батюшка не хотел представляться, заставил Виталия ещё раз повторить уже сказанное, практически крикнув имя архимандрита, но при этом ещё и ударить себя в грудь подаренной чёрной книгой. Наверное, его услышали снаружи, так как окно на кухне разбилось, затрещала старая деревянная рама окна, после чего сломалась посередине, в дом пытались проникнуть те, кто был на улице.
Выпустив лом из рук, который завалился в сторону мужчины в рясе, Виталий выхватил пистолет из кармана куртки, куда его пришлось убрать, чтобы удерживать в обеих руках библию и лом с приваренным топорищем. В разбитое окно с выломанной старой деревянной рамой, на котором виднелись остатки стекла, молча, не произнося ни звука, пыталась проникнуть в дом какая-то женщина, чьи чёрные, длинные волосы спадали вниз и закрывали её лицо. Она словно призрак из фильма «Звонок», стремилась пролезть сквозь узкое и неудобное для неё отверстие, при этом сильно порезала обе свои ладони об торчащие осколки стекла.
Виталий понимал, что, попав внутрь дома, сумасшедшая сразу наброситься на него, а, следовательно, не имело смысла дожидаться, когда она сможет протиснуть свои ноги. Поэтому, не теряя время даром, он одним выстрелом в упор, целясь в середину раскинутых волос, пристрелил ее. Безвольный труп повис в окне, лишь сумев наполовину протиснуться сквозь сломанную раму, но при этом создал собой естественную пробку, мешая остальным желтолицым с улицы последовать за ней.
Конечно, это не могло надолго остановить тех, кто с нетерпением толпился у окна, с желанием побыстрее проникнуть внутрь. Женщину уже начали вытягивать за ноги наружу, чтобы освободить проход, как входная дверь в дом открылась. В груди, в области сердце сразу же кольнуло, Виталий представил, как в открытую дверь, в ближайшие несколько секунд хлынет толпа желтолицых, а он, стреляя по этой толпе из пистолета, будет отступать в глубь кухни. После его пистолет встанет на затворную задержку, кончатся патроны, а перезарядиться он не успеет, как его накроет толпа сумасшедших, и разорвут в считанные минуты. Он это настолько хорошо представил, что даже пропало желание сопротивляться. Взглянув в направлении открытой двери, он лишь заметил, как в её проёме мелькнула чёрная ряса священника.
Теперь стало понятно, кто откинул засов и открыл входную дверь. А он глупец думал, что смог наладить контакт с этим мужчиной, теперь он поплатится за свою глупость.
Прошло несколько секунд, но в открытой двери никто не появился. Убитая женщина так и не была извлечена из рамы окна, продолжая загораживать собой проход через него. Снаружи, откуда слышался топот множества ног, наступила тишина, тени больше не мелькали в оставшемся целом окне. Медленно, стараясь осторожнее наступать на дощатый пол, так как некоторые доски от старости скрипели, Виталий, удерживая пистолет в обеих ладонях, готовый стрелять в любую секунду, подошёл к открытой входной двери и выглянул на улицу, нагнув голову набок, чтобы не светиться своим корпусом в проёме двери.
