Что следовало делать? Бороться с этим настроением, доказывать латышам нецелесообразность отделения их страны от России? Но вопрос об отделении никем практически не ставился, а
* Еще в середине мая Исколастрел послал приветственные телеграммы петроградской "Правде" и Ленину, "действительному вождю революционной борьбы, выразителю нашей мысли".
возражать против готовности людей оборонять свою губернию, свой город значило отталкивать их вообще от дел обороны.
Я встал на другой путь.
-- В настоящее время удар занесен над вашим краем. Скажите прямо, намерены ли вы отдать Ригу? Да или нет?
Ответом были жалобы на клевету, распространяемую правыми кругами против стрелков. Я обещал употребить все усилия, чтобы положить конец распространению этой клеветы и вернуть латышам доверие Временного правительства. Обещал даже поддержать старое желание стрелков о сведении их батальонов в особый корпус, с собственной артиллерией и техническими частями. Со своей стороны, Исколастрел принял обязательство поддерживать дисциплину в батальонах, прекратить братания и сделать все для повышения боеспособности латышских частей. Удалось сговориться и с офицерами латышских батальонов: хоть и не сразу, но они поняли, что своими воплями о готовности стрелков перейти на сторону врага они вредят обороне как общероссийского фронта, так и, в частности, Латвии*.
* * *
Покончив с объездом латышских батальонов, я принялся за работу по устранению бьющих в глаза настроений в других частях 12-й армии -- точнее, впрягся в общую работу с Искосолом, внося в дело преимущества моего положения как представителя Временного правительства и Всероссийского ЦИК. Прежде всего мы собрали представителей всех местных революционных организаций -- не исключая ни Исколастрела, ни латышской социал-демократии и рижского Совета рабочих депутатов, ни большевиков. Сделав доклад о решениях, принятых ЦИК в связи с образованием правительства спасения революции, я предложил присутствующим создать "единый фронт" на платформе укрепления боеспособности армии и выпустить общее воззвание к солдатам. Проект такого воззвания был заранее составлен мною совместно с искосольцами. Оканчивался он такими словами:
'Товарищи солдаты! В час грозной опасности мы, все без исключения революционные организации рижского фронта, заявляем вам:
* Особенно ревностно помогал мне в улаживании недоразумений с латышскими стрелками полковник генерального штаба Вацетис198. Когда я познакомился с ним, он был в непримиримой оппозиции против Временного правительства. Но его настроение переменилось после моего обещания выхлопотать ему производство в генералы. Получив генеральский чин, Вацетис окончательно постиг истину революционного оборончества. Позже он был одно время "главковерхом" у большевиков.
В настоящее время братания недопустимы. Всякие сноше
ния с врагом -- предательство и измена... Кто будет продолжать
брататься с врагом, объявляется изменником революции и страны.
Неисполнение приказов привело к гибели южную армию.
С этого дня беспрекословное и точное исполнение всех боевых и
служебных приказов. Никаких обсуждений!
Во имя собственного спасения все отдельные части 12-й
армии должны выкинуть из своей среды для привлечения к от
ветственности всех хулиганов, дезорганизаторов, которые свои
ми преступлениями против всей армии кладут позорное пятно
на революционных солдат"*.
Последние два пункта не вызвали в собрании возражений. Большевики пытались лишь протестовать против заключительной фразы первого пункта. Но искосольцы поспешили заявить, что от этой фразы они ни за что не отступятся. На вопрос представителя Исколастрела, что значит "объявляется изменником революции и страны", я объяснил:
-- Это значит, предается военно-революционному суду. От вас зависит, будут ли учреждены в армии эти суды или нет. Присоединитесь к нашему воззванию, объединитесь с нами -- и надобности в этой мере не будет.
После некоторых колебаний интернационалисты и большевики заявили, что, стремясь к объединению сил демократии, они готовы от имени представляемых ими организаций подписать общее воззвание.
Примирительные речи, горячие рукопожатия... Воззвание тут же было подписано, отправлено в типографию и к утру в десятках тысяч экземпляров распространено в окопах.
Впечатление получилось ошеломляющее. Окопные большевики, проповедовавшие братания, чувствовали себя уничтоженными. В незавидное положение попал также рижский Совет рабочих депутатов, в свое время объявлявший братания прямым путем к миру. 3 августа состоялось экстренное заседание рижского Совета. Большинством, 84 голосов против 44,'была принята резолюция, предлагающая Исполнительному комитету снять с воззвания свою подпись. Но было поздно: братаниям был нанесен такой удар, что самые разговоры о них прекратились.
Труднее представлялась задача, намеченная в 3-м пункте воззвания: извлечение из воинских частей "хулиганов" и "дезорганизаторов". В спасительную силу устрашения и репрессий на фронте я не верил, вполне разделяя в этом вопросе взгляд Парс
* Известия, 1917, N° 132, 1 августа.
кого. С точки зрения оздоровления фронта мне представлялось безразличным, будет ли такой-то "дезорганизатор" засажен в тюрьму, или дезертирует из своей части, или даже отправится в тыл с какой-нибудь командировкой. Важно было лишь освободить его полк или роту от его разлагающих влияний. Но по большей части избавиться от вредного хулигана добром оказывалось невозможным. Приходилось прибегать к насильственным мерам.
Моя попытка возложить это дело на судебно-следственную власть не привела ни к чему -- представители прокуратуры смотрели на нашу борьбу с разрушением фронта как на домашний спор между меньшевиками и большевиками, и один военный следователь прямо заявил мне:
-- В законах нет ни одной статьи, которую можно применить против большевиков и которая не была бы одновременно направлена и против Искосола, и -- прошу у вас, г. комиссар, извинения -- против г. Керенского.
Впрочем, если бы судебно-следственные власти и пожелали прийти нам на помощь -- они были бессильны. Действовать приходилось Искосолу и мне. За привлекаемого к ответственности "дезорганизатора" обычно вступалась его рота. За роту вступался полк. Вслед за полком втягивалась в дело дивизия. Арест какого-нибудь темного провокатора превращался в целую военную экспедицию с окружением "бунтующей" части отрядом "верных революции" войск из пехоты, кавалерии, артиллерии и броневых автомобилей.
Особенно тягостной оказалась одна из таких операций -- арест некоего унтер-офицера Виша, дезорганизовавшего целый полк проповедью немедленного сепаратного мира и месяц спустя явившегося в Искосол с докладной запиской, в которой доказывалось, что русский солдат никак не может обойтись без порки, и предлагалось восстановить в армии телесное наказание. С этим субъектом мы возились три дня, на защиту его выступили целых две дивизии -- и были часы, когда фронт висел на волоске!
Отказаться от привлечения к ответственности наиболее вредных дезорганизаторов фронта или от приведения в исполнение изданного приказа об аресте -- значило нанести непоправимый ущерб авторитету власти. Приходилось доводить начатые мероприятия до конца, несмотря на обидное сознание полного несоответствия между затрачиваемыми усилиями и достигаемыми результатами...
К середине августа без пролития единой капли крови "чистка" в наиболее разложившихся частях была закончена: было арестовано человек десять "дезорганизаторов" -- почти сплошь чер-носотенно-провокаторского пошиба. Это произвело некоторое впечатление на солдатскую массу. В то же время приносили
свои плоды дружные усилия армейских организаций и командного состава: порядок на фронте восстанавливался; к армии, казалось, возвращалась ее былая боеспособность.
* * *
В общем и целом, состояние 12-й армии представлялось почти удовлетворительным, когда высшее командование решилось приступить к перегруппировке сил в соответствии с изменившейся стратегической обстановкой. Вкратце дело сводилось к следующему.
