Литмир - Электронная Библиотека

– Отчего не показать, – улыбнулась понятливая Полина. – Затем и пришла, чтобы новому барину угодить.

– А старому часто угождала?

– Старый больно стар был, а молодой и похозяйничать не успел, как новый объявился.

– Ну, тогда пойдем, проводишь меня, – Забалуев от души шлепнул Полину ниже талии. Она не обиделась и быстрее вперед пошла.

– Хороша, – сказал сам себе Забалуев. – Хороша. Что же, пойдем посмотрим, а как там все остальное…

В это же время Долгорукая продолжала инспектировать дом. Она вошла на кухню в тот момент, когда Шуллер воевал там с Варварой, – вернувшись, как и обещал Репнину через час, он не застал в комнате Анны ни ее самой и ее вещей, ни Никиты и понял, что его опять провели. На всякий случай он обежал двор и конюшню, но беглецов – а в том, что Анна и Никита сбежали, управляющий уже не сомневался – нигде не было. Тогда он бросился к Варваре и учинил ей допрос с пристрастием. Варвара отбивалась от него половником и кричала: «Не подходи, убью!» А Шуллер бегал вокруг стола и ругался что есть силы по-немецки.

– А вот этого безобразия я в своем доме не допущу, – грозно сказала Долгорукая, испепеляя взглядом парочку, замершую при ее появлении. – Это, смею вам напомнить, кухня. Наказывать строптивых крепостных следует на конюшне, господин управляющий.

– Простите, Мария Алексеевна, не сразу вас и заметил, – испугался он.

– Вы, я вижу, не только меня не замечаете. То же мне управляющий! Это не дом, а помойка какая-то. Сплошное запустение, все старое, не модное. Вот и на кухне беспорядок, в шкафах пусто. Пряностей раз-два и обчелся.

– Барон не любил, – пояснила Варвара.

– А я люблю, и потому – чтоб запасы были! – прикрикнула на нее Долгорукая.

– Как скажете, барыня, так и будет, – равнодушно кивнула Варвара.

– По всему видно – нет женской руки ни в чем. А что Анна, – княгиня обернулась к Шуллеру, перестав шарить по полкам, – воспитанница барона? Куда она смотрела? Как могла до такого довести? Впрочем, она все актеркой стать хотела, ей не до домашних дел. Сейчас, наверное, ушла с Корфом? Стоит ей посочувствовать, он о себе-то позаботиться не может, куда ему такая обуза.

– А при чем здесь Анна, – пожал плечами Карл Модестович. – Она и не хозяйка в доме была, а так, как и все, – крепостная.

– Что ты сказал? – в миг побелела Долгорукая. – Да ты в своем уме? Она воспитывалась на моих глазах. С детьми моими играла!

– Барин ее и воспитывал, как собственное дитя! – воскликнула Варвара, пытаясь защитить Анну.

– Ах, он старый мерзавец! Ах, мошенник! Крепостную девку за дворянку выдавал! Благородные люди ее принимали, ручки целовали! Ах, лжец! Без обмана жить не мог! Ненавижу! – накричавшись, княгиня обратила взгляд на управляющего. – А ты все знал, чертово отродье! Все это время знал и молчал?!

– Да у нас, почитай, все знали, – с довольным видом сказал Варвара, понимая, что Модестовичу сейчас же и достанется.

– Барон клятву взял, – бросился объяснять управляющий. – Крепостным грозил – кто проболтается, того сразу продадут. Говорят, даже сына заставил поклясться. О себе уж молчу, тотчас же и вылетел бы со службы.

– Ах, он хитрый лис! – задыхалась от возмущения Долгорукая. – Как посмел!

– В любовницы Анну себе держал, говорил – пусть только кто прикоснется, – продолжал он мутить воду.

– А вот это ты хватил, – вмиг остыла Долгорукая. – Нет-нет, так трепетно относятся лишь к родным детям или крестникам своим. А кем ему была Анна?

– Сирота она, – кивнула Варвара, видя, что вопрос этот к ней. – В младенчестве без родителей осталась, вот барон и пожалел ее.

– И родных, значит, у нее нет, и вольную старый дурак ей дать не успел. Славно, однако! – улыбнулась Долгорукая. – Так, стало быть, Анна теперь моя крепостная? Я хочу ее видеть! Карл Модестович! Веди ее живо ко мне!

– Да где же я теперь Анну найду – ушла она, – залепетал управляющий.

– Где хочешь, ищи – всю округу переверни, под каждый куст загляни, но чтоб была она здесь передо мной, – кипятилась Долгорукая. – Вот уж потешусь, душу отведу. Вспомнят меня еще Корфы не раз – будут помнить!

От новости такой княгиня пришла в столь большое возбуждение, что никак не могла успокоиться и направилась в библиотеку – там у Корфа всегда стояли графинчики с вином и коньячком. Но, как оказалось, не одна она в этот час пробавлялась баронскими припасами.

– Андрей Платонович, вы-то что здесь делаете? Или в брачную ночь заняться нечем?

– А я одно дело уже сделал, – нагло ответил ей Забалуев. – И решил отметить свой успех. А почему вы бодрствуете?

– У меня теперь забота есть, воспитанницу барона найти.

– Далась она вам!

– Пока не далась, но пусть только в руки попадется – шкуру спущу. Воспитанница, дворянка! Анька – крепостная актерка!

– Что вы такое говорите, Мария Алексеевна? – недоуменно приподнял бровь Забалуев.

– То и говорю – дурачил нас старый Корф. Крепостную за равную нам выдавал. Но она у меня за это ответит. За всех Корфов ответит! – Долгорукая плеснула себе коньячку в рюмку и решительно выпила.

– Смелая вы, Мария Алексеевна, – как бы между прочим отметил Забалуев. – В этом доме пить надо осторожнее. Особенно крепкие напитки.

– А я не из пугливых!

– Разумеется, вы же сама себе не враг, – усмехнулся Забалуев.

– На что это вы намекаете? – насторожилась Долгорукая – Да бросьте, княгинюшка! Каждая собака в поместье уверена, что это я отравил барона. И только два человека знают правду. Догадываетесь, о ком речь?

– Догадываюсь, Андрей Платонович, что затмение на вас от брачных трудов нашло. Перенапряглись, однако, вот кровь в голову и ударила.

– Зря вы так, Мария Алексеевна. Постельное занятие для мозга полезное – потом расслабишься, подумаешь да на многое прозревать начнешь.

– И какое же прозрение на вас снизошло, зятек дорогой?

– А то, что вы барона убили. И теперь об этом знают только два человека – вы и я.

– Да вы и впрямь съехали, Андрей Платонович! – зашлась в деланном смехе Долгорукая. – Али грибки на свадебном столе не хороши были?

– Грибки были в самый раз. И факты – тоже. Один к одному.

– Это какие же факты? – озлобилась Долгорукая.

– А вы присаживайтесь, Мария Алексеевна, чтобы слушать удобнее было.

Долгорукая посмотрела на него с презрением, но села – расположилась на диванчике напротив и вперила взгляд свой в Забалуева.

– А факты… Вот вам и факты, – сказал вполголоса Забалуев. – Для начала вы украли у меня яд. Тот самый, что был в индийском флакончике, – помните, вы еще рассматривали его?

– Конечно! И прекрасно помню, что вы забрали флакончик с собой.

– Вот именно – флакончик. Содержимое осталось у вас. После чая в тот день вы попросили Софью Петровну показать мне новые рисунки. Свой флакон я тогда неосмотрительно оставил на столе, и вы просто подменили его содержимое.

– У вас богатая фантазия, Андрей Платонович, – недобро скривилась лицом Долгорукая.

– Это не фантазия, Марья Алексеевна, это факты, и у меня есть доказательства. Когда Корф обвинил меня в убийстве барона, я отправился в свое поместье, чтобы уничтожить яд, так – на всякий случай. И как истинный ценитель прекрасного, бутылочку решил оставить. Но, высыпав содержимое, понял, что это была обыкновенная соль.

– Невероятно! – с притворным восхищением воскликнула Долгорукая.

– И главное – как остроумно! – в тон ей поддакнул Забалуев.

– В другой раз я бы посмеялась над вашей выдумкой…

– Смейтесь сейчас, – прервал ее Забалуев, доставая из кармана серебряную солонку, – другого раза может и не представиться. Узнаете? Вы велели вещи распаковать да в порядок привести. А с этой солонкой одной девице пришлось лишнего повозиться – никак внутри темный налет счистить не могла. Случайно мне пожаловалась. А солонка-то приметная – тогда же у вас на столе и стояла.

– И что из того? Серебро всегда темнеет.

– Увы, этот налет иного свойства. Меня цыган строго-настрого предупредил – в другую посуду яд не пересыпать! Серебро для него непригодно.

2
{"b":"8480","o":1}