Кажется, моё платье это приключение не переживёт. Переодеться, что ли, в крестьянское…
Или поздно уже?
Я не успела далеко уйти одна: почти сразу меня догнал кузнец, который нёс полные руки мешков с крупами. Следом нас догнал Джастер, прижимая к груди большую и глубокую глиняную миску, полную бутылей с вином.
— Давайте всё это в дом отнесём, госпожа, — вмешался он в мои планы оставить муку и масло у костра. — Там стол есть и удобнее будет тесто месить. А мы с Микаем другими делами займёмся, пока вы стряпаете.
Я молча кивнула, а кузнец, невнятно хмыкнув, удивлённо косился на нас обоих, но спорить не стал.
Кажется, у него вопросов было не меньше, чем у меня, только вот время для разговоров ещё не пришло.
Неприбранная постель, брошенные Шутом покрывала, наши вещи, оставленные на стуле и возле открытых сундуков, заставили меня неожиданно смутиться, словно это был мой дом, а не разбойничье логово, где я провела одну ночь в слезах и страданиях.
С Джастером я бы не обратила на это внимания, он сам этот беспорядок навёл. А вот перед Микаем стало неловко, хотя кузнец был чужим человеком и огляделся вокруг коротко и быстро. Сложил свою ношу на стол и торопливо вышел из «сторожки», едва ли не вжимая голову в плечи.
И я вдруг подумала, что ему совсем не до беспорядка в атамановом жилище. Парень до сих пор под впечатлением от случившегося, и то, что сейчас всем распоряжается «пёс» в наряде шута, а не его госпожа, окончательно сбивало беднягу с толку.
Джастер, ни слова не говоря, поставил миску на стол и вышел следом за Микаем, оставляя меня разбираться с этими запасами. Бутылки в миске были из тёмного стекла и запечатаны каменным воском.
Опять что-то необычное нашёл. Простое вино он бы и трогать не стал.
— Не стой столбом, а то обрастёшь мхом! — весело сообщил Шут кузнецу. — Время для песен, а ты нос повесил. Айда за водой, у тебя вороной не поен, не кормлен, да и ты не сломлен.
— Чой-то не пойму я никак, — отозвался Микай. — Хозяйка-то у тебя ведьма как есть, в том у меня сомнений нету. А ты сам-то шут али «пёс»?
— А и то, и то, — спокойно отозвался воин. — Когда надо — шучу, а когда надо — убиваю. Пошли, дел много ещё.
— Ты ж сам вечор молвил, что ей охрана не нужна…
— Не нужна. Так я и не охраняю. Я песни пою да в дороге веселю. К этой банде у меня свои счёты были.
Свои счёты… Знаю я их. Резня в Упочке. Сожжёные Чернецы… Это Микай ещё не знает о судьбе своей деревни…
— Эвон как… А пошто она у тебя нонче молчаливая такая? Вчера-то бойкая была…
— Так это она не выспалась просто. В себя придёт — из демона душу вопросами вытрясет. Так что радуйся, пока она молчит.
Я сердито и с грохотом поставила пустую миску на стол. Выставленные в ряд бутылки негромко звякнули.
Совсем у него не стыда, ни совести, такое говорить?!
— О, слыхал? Сердится на что-то… Так-то она ведьма добрая, но суровая-я… Ты ей не перечь, главное. Чуть что не по ней — и костей не соберёшь! Вот были мы в Кронтуше…
Они скрылись в соснах, а я смотрела на мешок с мукой и думала то ли плакать над своей глупостью, то ли смеяться от облегчения.
Чтобы Шут не задумал, одно я знала точно.
Джастер не собирался сватать меня за Микая. Иначе бы не стал рассказывать истории о моих «подвигах».
Звенеть в ушах снова перестало. Закатав рукава, я насыпала в миску муки, положила масло и отправилась к костру, где стояло ведро с водой, чтобы заместить тесто.
Теста получилось много. Пока я пекла лепёшки на жаровне, которую принёс Шут, сам воин проверял разбойничий схрон, а Микай занимался Воронком. Наших лошадей Джастер привязал неподалёку от костра, подальше от атаманского коня.
Завтракали мы, разложив лепешки на золотых тарелках из запасов Врана.
Хотя звон в ушах снова вернулся, я уже не обращала на него внимания. Высплюсь и пройдёт всё. А пока если не прислушиваться, то и незаметно почти…
Горшочек с мёдом очень быстро оказался в полном владении Шута и глядя, с каким непередаваемым удовольствием он ест, я ничуть не жалела времени, проведённого у костра.
А ел он… вкусно. Зачерпывал ложкой мёд, подставлял лепёшку под густую струю, любовался, как солнце играет на золотистых боках и отправлял в рот, жмурясь от удовольствия, как ребёнок. Золотые волосы, золотой загар, золотой мёд… Даже глаза, казалось, излучали свет, и ничто в нём не выдавало безжалостного убийцы. И я невольно любовалась его детской радостью от такой простой вещи…
— Очень вкусно, госпожа, спасибо, — Джастер улыбнулся мне не только губами — взглядом. И от этого тёплого, полного искренней благодарности взгляда меня наполнило таким неожиданным тихим счастьем, какого я прежде не знала. Да я ему каждый день готова эти лепешки печь, лишь бы он так на меня смотрел…
— Благодарствую, госпожа, — негромко пробормотал Микай, не поднимая головы, зато спуская меня с небес на землю.
Ну вот зачем он Джастеру, а? Отпустил бы его сразу, и мы бы снова вдвоём остались. Глядишь, он бы после такого завтрака и на ласки бы раздобрел…
А так и не поговорить, и не… Да ничего не сделать!
Только и остаётся, что опять госпожу ведьму изображать.
Джастер едва заметно улыбнулся, отправляя очередную лепёшку в рот, словно знал, о чём я думаю.
А может и знал. Не сложно догадаться…
Из демона я душу вопросами вытрясу… Так, а не этого ли он от меня ждёт?!
Расспросить этого Микая как следует, и пускай едет, куда хочет! А я снова останусь с Джастером вдвоём…
Я дожевала лепёшку, вытерла руки и посмотрела на кузнеца, не поднимающего глаз от золотой тарелки со скромным угощением.
— Ну что, Микай, рассказывай, как ты здесь оказался.
Получилось очень повелительно. От неожиданности и моего тона парень едва не выронил лепёшку и ещё ниже опустил седую голову, отчего мне стало немного неловко. А вот Джастер даже бровью не повёл, наслаждаясь любимой едой.
— Неча рассказывать, госпожа. — Негромко сказал кузнец. — Человек я простой, в Чернецах жил, недалече тут. Слыхали, поди? Уголь наш много где знают, да и дорога-то в город аккурат через нашу деревню самая короткая, мимо не проедете… Батюшка мой коваль тамошний, и меня ремеслу обучил, да вот не сложилось…
— Почему не сложилось? — я поняла, что Микай ничего не знал о своей деревне с тех пор, как попал к разбойникам. И огорчать его мне совсем не хотелось.
Микай опустил голову ещё ниже.
— На острове… там… — ещё тише заговорил он и даже Джастер убрал руку от очередной лепешки, внимательно слушая рассказ. — Вы видали вчера… госпожа Лира это была… Добрая ведьма, целительница… Так вышло, кады я родился, она у нас гостила. Матушка моя её завсегда привечала, да и любой бы в деревне приютил, потому как её снадобья любую хворь исцеляли… А как матушка мной разрешилась, у коровы нашей весь удой вечерний скис. Вот и шепнула госпожа матушке, что…
Голос кузнеца стал ещё тише и глуше, зато звон у меня в ушах усилился. Надо будет у Джастера спросить, может, посоветует что. А то я оглохну быстрее, чем высплюсь.
— Чтобы отписали в столицу, вдруг дар у меня волшебный, — тихо поделился своей бедой Микай.
— И как, отписали? — спокойно спросил Шут.
— Отписали, — кузнец вздрогнул, но головы не поднял. — Батюшка писарю в городе заплатил, тот письмо отписал. И приехали за мной! Такой путь далёкий проделали, а зря всё! Нету у меня никакого дара! Пустышка я оказался!
Он зло ударил кулаком по земле, а мне иглой вонзился в уши пронзительный звук. Это был даже не звон, у меня в голове появилась струна, готовая вот-вот лопнуть.
Великие боги, да что же это такое?!
— Сильно расстроился отец? — негромко спросил Джастер и его вопрос вдруг ослабил невидимую струну.
— Спрашиваешь… — вздохнул Микай. — И он, и матушка переживала. Вся ж деревня ждала, что меня в столицу заберут, а я… Эх…
— А как ты к разбойникам-то попал? — Джастер не давал кузнецу погрузиться в новую бездну отчаяния. — Ремесло родительское не по душе пришлось?
