На мгновение его охватил страх, граничащий с паникой. Джунгли касались самых стен хижины, лианы образовывали мостик между опорой крыши и руками огромного баньяна, стоящего на болоте. Пронзительный крик цикад и кваканье древесных жаб иногда были настолько оглушительными, что рука сама собой доходила до ушных раковин. Из темноты доносились шорох, мурлыканье и писк; время от времени вырисовывались фосфоресцирующие глаза каких-то животных.

Но искать другое место было уже поздно. Травен приказал разгрузить марсоходы. Препарат МБ, запас бензина и некоторые медикаменты разместили снаружи избы, на небольшом гумне. В комнате было три спальных мешка, потому что это было все, что там было. Пью заявил, что справится сам. Действительно, с невероятным мастерством он срезал листья и быстро сделал из них удобный холмик. Мясистый лист лопуха служил ему изголовьем. По нему ползали багровые извивающиеся черви, но Пю это не особо впечатлило. Босой пяткой он растоптал лохматого, размером с тарелку, паука, сильно зевнул и мгновенно уснул.

При включенных огнях одного из марсоходов торопливо съели ужин. Волосатые многоножки и прыгающие пиявки снова и снова падали с соломы. Ленивое и нахальное животное царапалось о стену из листьев. Травен взял снотворное, чтобы как можно быстрее заснуть. Он боялся, что жара, от которой кипела его кровь, не позволит ему отдохнуть. Оба тайца долго разговаривали друг с другом. Было очевидно, что они не любят друг друга. Впервые в жизни Чук увидел такие первобытные джунгли своими глазами.

Вскоре после четырех утра Травена разбудил толчок за локоть. Инстинктивно он схватил сумку на груди, в которой держал оригинал Рукописи 13. Человеком, который его разбудил, был водитель Синг. Лицо его выражало ужас. Он начал вытаскивать Травена из хижины, нервно жестикулируя. Он что-то пробормотал себе под нос на непонятном языке.

Травен прошел с ним до гумна, примыкающего к хижине, и на мгновение потерял дар речи. Небольшая площадь площадью не более тридцати квадратных футов была буквально усеяна трупами самых разных животных. Первое, что привлекло внимание Травена, было большая красновато-коричневая обезьяна, чьи скалящиеся зубы и жесткие лапы могли быть сном. Голова обезьяны, искривленная в страшной гримасе, была прижата к опрокинутой банке с препаратом МБ. С такого расстояния Травен не мог видеть, открыта ли банка, но взгляд через пол подсказал ему, что это так. Огромные бархатные мотыльки с замысловатыми узорами, мохнатые пауки со спутанными ногами, перевернутые ящерицы и многоножки-многоножки усеивали землю толщиной в дюйм. Чуть дальше виднелись две большие светло-зеленые змеи, вытянутые, как гитарные струны. Наконец Травен увидел коричневое тело какой-то чудовищной выдры, чья мертвая морда тоже скалила зубы. Трупы обезьян и выдр начали зеленеть, но в воздухе не было слышно ни звука мухи.

Травен уже знал, что произошло. Вероятно, обезьяна из любопытства опрокинула банку с препаратом МБ, а выдра попыталась запустить ее своими острыми резцами. Таким образом, препарат, предоставленный Бричером, оказался смертельным не только для змей.

Затем произошло что-то странное. Синг внезапно упал ничком лицом перед Травеном, начал бормотать и пополз на животе к ботинкам Травена, а затем одним резким движением поставил ногу Травена себе на голову. Очевидно, это был его способ поклоняться ему. Голова этого простого мальчика, видимо, не могла смириться с тем, что убийство такого количества опасных существ могло происходить без колдовских ухищрений.

Травен разбудил остальную команду и приказал им покинуть лагерь. Он организовал погрузку так, чтобы только Синг мог донести до машин канистры МБ и канистры с бензином. Он жестом приказал Сингу хранить молчание, что было подтверждено тремя смиренными поклонами головы. Два гида могут задать слишком много вопросов или просто сбежать навсегда.

План Травена был прост. В центре поселения он велел Нуми выйти и поискать место, где можно остановиться. Он, Травен вместе с Чуком и водителями заезжали ненадолго к буддийскому храму, чтобы поговорить с монахом, затем возвращались на то же место и проводили Нуми в свой путь. Нуми неохотно подчинился. Роверы умчались и остановились примерно в полутора милях от ворот храма.

Чук неуверенно постучал. Во дворе появился тот самый крысиный монах. Он не скрывал своего удивления, увидев Травена. Он должен хорошо это запомнить.

— Скажи ему, — сказал Травен Чаку, — что я выполняю свое обещание. Вот первые шесть страниц храмовой летописи, однажды украденной глупым молодым человеком.

Монах схватил карты и уставился на них так жадно, как голодные животные смотрят на еду. Потом он поднял обе руки вверх и начал что-то говорить, ни петь.

«Он просит у Будды милости для тебя», — неуверенно сказал Чук. - Он говорит, что молитвы монахов были услышаны. Он говорит, что теперь у тебя всегда все будет хорошо в жизни. Но есть еще вопрос…

— Я знаю, в чем вопрос, — прервал его Травен. «Скажи ему, что они вернут все оставшиеся страницы своей хроники, если кто-нибудь из них покажет мне дорогу в Долину Змей». Им не обязательно идти с нами. Достаточно, если они покажут направление. Но условие — спешка: это должно произойти немедленно. Если они не покажут мне дорогу, им никогда не вернут остальные бумаги.

— Они не могут молиться, — перевел Чук, — без набора этих… ну, этих карточек.

- Тем лучше. Пусть они выбирают.

Монах с крысиным лицом засунул руки в рукава своей оранжевой мантии и на мгновение задумался.

«Я не знаю», сказал он. - Я не знаю. Мне придется поговорить с моими братьями. Нас даже к Долине Змей не пускают.

— Ваше дело, — резко ответил Травен. - Но решите это в ближайшие пять минут.

Монах бесшумно исчез за внутренней стеной. У Травена были свои причины торопиться. Он просто надеялся оставить Нуми в Лернг Нохте и добраться до Долины Змей только с Чуком и двумя возницами.

Чук уже явно нервничал. Условия контракта предусматривали, что он не будет задавать вопросов; Тридцать пять тысяч долларов тоже были для него миражом, но он все равно не мог освободиться от мучительного, смутного беспокойства. Этот молчаливый, образованный и мягкий мальчик уже осознавал, что американец — человек, мягко говоря, странный, и его путешествие граничит с безумием.

Монах с крысиным лицом вернулся через несколько минут в сопровождении сгорбленного, едва шаркающего старика. Это был разоренный человек, совершенно беззубый, одетый в серое и потертое одеяние.

- Братья решили? - сказал монах с крысиным лицом, - что этот человек укажет тебе путь.

Травен посмотрел в выцветшие, равнодушные глаза старика. Кем же он был на самом деле – храмовым слугой? раб? Нищий, приговоренный к пожизненному заключению?

Чук неуверенно хмыкнул и наклонился к Травену.

- Ты видишь? он спросил. — У него на правом ухе клеймо в виде буквы «й». Говорят, что монахи, предавшие один из семи обетов, в прошлом подвергались стигматизации. Я слышал об этом в детстве. Предположительно, их годами держат в неведении. Я не знаю, можем ли мы на него положиться.

Монах враждебно посмотрел на Чука и толкнул старика перед собой.

— Спроси его, — сказал Травен, — знает ли старик дорогу. Если меня обманут, они не только не получат обратно свои документы, но я вернусь сюда и сделаю что-то, о чем они будут вечно сожалеть об этом. Никаких шуток со мной. Скажи ему, Чук, что я их строго накажу за мошенничество.

На лице монаха появилась отвратительная улыбка, отчего его заостренная голова стала напоминать голову грызуна.

— Никто в нашем монастыре, — протянул монах, — не знает дорогу в Долину Змей лучше, чем он. В юности он много раз сбегал из нескольких монастырей и всегда находился в тех краях. Он там что-то искал, но мы не знаем что. По воле братьев он был наказан за непослушание. Он точно не разочарует. Так когда же, иностранец, мы получим обратно свои документы? Путешествие опасно, я вас предупреждал. Если ты умрешь, мы не будем знать, где искать наше имущество.