Я в этом убеждена.

За сим        И.Караева

– Всё! – прочитав и подписав написанное, объявила она.

– Дайте сюда! – откинувшись на диване, небрежно потребовал он.

– Потрудитесь взять сами, – отрезала Караева.

– Что ж, мы люди не гордые… Не гордые, Инна Борисовна…, – злобно скривившись, поднялся он с места.

                        * * *

…Обрадовавшись, что сердитый капитан смилостивился и разрешил убираться восвояси, Мамедова, не дожидаясь лифта, побежала вниз по лестнице. Но уже в двух шагах от подъезда путь ей преградили двое в штатском. Как она их ни упрашивала, они были неумолимы.

– Стой и дыши свежим воздухом, – посоветовал один из них и, чтобы успокоить, добавил:

– Закончим – уйдёшь.

На улице было ветрено, и Мамедова решила пройти в парадную. Но тут кто-то взял её за плечо:

– Что случилось здесь, Сания?

Это был сосед Караевых, он жил на два этажа ниже.

– Дом окружен со всех сторон, – продолжал он, – в кольцо пускают, а из кольца – ни в какую… Я забыл в машине продукты, хотел вернуться, так меня чуть ли не тычками заставили идти обратно…

– Ой, и не говорите, Джавад мялим… Здесь такое… Такое… Аж, ужас, – зашептала Сания. – Наш Караев… Профессор… Хотел убить Президента.

– Ну и ну! – протянул Джавад и пристально, с оттенком явного недоверия, глядя в лицо Мамедовой, спросил:

– Ты, Сания, ничего не путаешь?

                        * * *

… Худиев читал неторопливо. Начал вслух. Затем стал бормотать, а потом молча, со скрипом в зубах. И по мере того, как взгляд полковника бежал по строчкам, его розовато-благодушное лицо превращалось в одно багрово-синюшное пятно.

– Что-о-о?! – взревел Худиев и из ладоней его, как из дула ружья, выбластнул шелестящий всполох белых бумаг.

Полковник резко, жиганским взмахом руки резанул ими по Инниному лицу. Острый кончик одного из листов впился в неуспевший зажмуриться глаз. Караева вскрикнула и, согнувшись к коленкам, невольно закрылась руками.

– Шлюха! – взревел Худиев. – Жидовская вонючка!.. Мало того, что со своим говном задумала убить Президента, так она ещё вздумала издеваться надо мной!

Схватив за волосы, согнувшуюся от боли в глазу женщину, полковник несколько раз ударил её головой о спинку кресла.

– Мразь!.. Гестаповец!.. – выдохнула Инна и с неистовой яростью ногтями вцепилась в ненавистную физиономию, наклонившегося над ней Худиева.

Визг полковника, дискантом прозвучавший на всю квартиру, огорошил всех, кто его слышал. Теперь уже он стоял, обхватив окровавленное лицо. И не переставая вопить, изрыгал площадную брань…

На шум сбежалось несколько человек в маске. Один из них, сдавив лапищей шею Караевой, поднял её с кресла и, словно тряпичную куклу, бросил к порогу. Потом, в один прыжок оказавшись рядом с ней, наступил на поясницу и так вдавил в пол, что она не могла не то что пошевелиться, даже, вздохнуть. Остальные обступили залитого кровью начальника.

– Бросьте! – отогнал он их. – Поработайте с этой шалавой… Здесь… Прямо при мне…

И три изголодавшихся шакала ринулись на беспомощно трепыхавшегося подранка.

Её отчаянно призывных криков никто, кто был в квартире, не слышал. Хотя все находились совсем рядом. За стеной, и за дверью. Впрочем, их никто слышать и не мог. Рот, взывающий о помощи, спецназовцы залепили лентою жёлтого скотча.

Из комнаты доносились лишь глухая возня, стук опрокидывающихся стульев, скребущий звук двигающегося стола и звон высыпавшейся из серванта посуды… Потом немного поутихло… Только, казалось, ходуном ходил то ли диван, по которому прыгал слон, то ли тот же слон катал, волоча по полу, какой-то неподъёмный тюк.

Четверть часа спустя в комнате наступила гробовая тишина. Отозвавшись зловещим шипением, распахнулась дверь. В переднюю с расстёгнутой до пупа гимнастёркой вышел спецназовец. Позвякивая бляхой ремня, он по-хозяйски, прошел в туалет. В оставшейся полуоткрытой двери кто-то увидел истерзанную, полуголую Инну Борисовну. Лица видно не было. Плечи и тело её передёргивало судорогой. Плача, и, стыдливо закрываясь лоскутами изодранного ситца, она вышла на балкон.

Худиев с ненавистью смотрел ей в след. Ни его, ни спецназовцев, бесчестивших женщину, это нисколько не беспокоило. Балкон давно был превращён в маленькую комнатушку. И то, что это был балкон, говорили лишь широкие, в полукруг поставленные окна… И группе захвата, вместе с её командиром, невдомёк было, что одна из рам была отомкнута…

* * *

– Что значит – «ничего не путаешь»? – явно обидевшись на соседа, развела руками Мамедова.

И Сания стала пересказывать всё, что она слышала от спецназовцев.

– Он был увешан гранатами… Уже хотел взрывать их, и тут…

…И тут что-то тяжелое и мягкое, с хрястом, ударившись об асфальт, и, обдав их горячими брызгами, упало у самых их ног. И Джавад и Сания, разинув рты, оцепенело уставились на то, что лежало перед ними… Первым очнулся мужчина.

– Инна Борисовна… – просипел он.

В то же самое мгновение, из сдавленной спазмом гортани Сании, вырвался утробный вопль…

Глава первая

О Т К Р Ы Т И Е

Наружу его выбросило со смачным чмоком. Как из трясины. И выбросило в позе на четвереньках. С минуту он крутил головой и, озирая комнату, не мог выдавить из себя ни единого членораздельного звука. Подняться на ноги тоже не мог. И не потому, что не было сил. А потому, что на нём повисла жена. Она, как выуженная из воды рыба, немо разевала перед ним рот…

Видел он хорошо. Пронзительно. Ясно. А вот со слухом творилось неладное. Словно кто запихал в уши ваты. Потом, сначало в одном и тут же в другом, цвикнуло, и ваты, как небывало. И тут же в них ворвались истеричные взрыды жены.

– Мика, миленький… Что с тобой?.. Где ты был?

В глазах её метался дикий страх.

– Всё в порядке, Инночка… Не паникуй, – карабкаясь на диван, проговорил он.

Инна бросилась за валокордином. Караев не возражал. Впрочем, ему было всё безразлично. Прикрыв глаза, он слушал себя. Тошнота и лёгкое головокружение, которые он чувствовал, придя в себя, прошли. Только внутри всё отчаянно дрожало и вибрировало. Болей никаких. Напротив, каждая клетка, каждый нерв во всём теле, будто воспрянув от глубокого и здорового сна, от души потягиваясь, млели в сладкой истоме. Блаженно улыбаясь, Караев открыл глаза. Инна подносила рюмку с валокордином. Он покачал головой.

– Не надо, – отказался он и попросил измерить давление.

Инна выбежала на балкон.

– Идеальное! – радостно выкрикнула она оттуда. – 120 на 80. Пульс – 64.

Караев хотел было спросить, с чего это она взяла, но, оглядев себя, сообразил. Ну, конечно же, он до сих пор находится в контуре, который передавал на аппарат, что стоял на балконе, объективную картину его состояния.

– А в момент, когда я лишился чувств? – поинтересовался он.

Жена промолчала. Караев собрался переспросить и, подняв голову, наткнулся на пару круглых от изумления глаз.

– Ты так ничего и не понял? – прошептала она.

– А что я должен был понять?

– Ты не терял сознания… Ты просто исчез…

– То есть?.. Как это?.. – невольно вырвалось у него.

– Не знаю… На месте, где ты стоял, было пусто. Тебя здесь не было… Во всей квартире. Я думала – ты подшучиваешь надо мной… Несколько раз заглядывала в кухню, ванную, уборную. Выбегала на лестничную площадку. А потом не знала, что и думать, – крепко обняв его, разрыдалась она.

– Ну, ну… Всё уже позади, – поглаживая её, склонённую к нему голову, успокаивал он.

– К чёрту твои эксперименты!.. К чёрту! – ещё пуще расплакалась она.

Дождавшись, когда она выплачется, Караев, наконец, спросил о том, что ему очень хотелось узнать.

– Долго я отсутствовал?

– Мне показалось, очень долго…

Потом, шмыгнув набрякшим носом, уточнила: