– Английский, Юстас! Мы с тобой стараемся переходить на английский, помнишь? – устало потирая переносицу под дужкой очков, произнёс Тимур на том самом английском, о котором столько раз талдычил подчиненному. – Чувствую себя сраным фашистом, честное слово… Ты выучил азы первой помощи пострадавшим при взрыве?

– Н–найн… э–э–э… ноу?

– Если до завтрашнего утра не справишься, мне придется вышибить тебе мозги. Иди учи.

– Гут, – хмуро пробормотал разом как–то присмиревший Юстас, и, позвякивая своим обмундированием, покинул террасу.

– Вышибить мозги? – с изумлением переспросила Аня.

– Воспитательные меры, не обращай внимания.

– Ты человеку только что угрожал!

– Я? Ему? Ты его вообще видела?! – наигранно воскликнул Тим. – Гора мышц, напичканная взрывчаткой! Поугрожаешь такому, как же…

Внутри у неё уже поднималась волна возмущения, чтобы осадить эту очередную вожжу, попавшую Тимуру в одно место и заставляющую его вновь сводить всё к дурацкому осмеиванию происходящего. Но открыв было рот, Анна вдруг отчётливо осознала, что перед ней сейчас человек, которого она знает как облупленного. Человек, в чьём характере шутить по поводу и без оного, и даже без разделения на допустимую или недопустимую ситуацию. Это не значило, что Тимур несерьёзен. Да, возможно, плевать он хотел на адекватность своего поступка, когда решил засунуть труппу целого театра в клетки, но Аня не могла припомнить ни одного момента, чтобы ему не было дела лично до неё самой.

Оставалось напомнить этот факт Тимуру.

– Ты сейчас угрожал человеку, – терпеливо повторила она. – И мне крайне важно понимать, можешь ли ты привести эту угрозу в исполнение или нет.

С ответом собеседник явно не торопился. Спокойно взял в руки небольшую глиняную пиалу и пригубил тонко–пахнущий травяной настой, покатал во рту его вязкую пряность. Затем окинул Анну внимательным взглядом, словно бы примериваясь, какие именно слова ей придутся по вкусу, и, наконец, серьезно произнёс:

– Я не хочу тебя пугать. И даю слово, что здесь, на моём острове, тебе никто не причинит вреда.

– Но?

– Но Юстас наёмник и убийца, я разговариваю с ним на его языке. Поверь мне, другого такие, как он, не понимают.

– Боги мои, Тимур! – не выдержала Анна. – Но ты–то должен понимать, что это всё вообще ненормально!

– А что нормально, Ань? – нахмурившись, ответил он. – Директор твой, который всех стравливает сплетнями, а остальные на это только улыбаются? Безопасник, что прослушки в чужих кабинетах устанавливает? Или игры эти ваши подковёрные, когда каждая крыса пытается подсидеть другую ради мизерной прибавки к зарплате?

– Да я… – Аня на мгновение умолкла, понимая, что просто напросто вдохнуть не может из–за накрывшей её волны возмущения. – Я же просто жаловалась тебе! Если бы я знала, что ты мне мои жалобы вот так в лицо бросишь!..

– Я не бросаю, – как можно спокойнее произнёс Тимур. – Просто пытаюсь пояснить, что я здесь тоже начальник, но у меня, в силу специфики коллектива, свои нормы. И они разительно отличаются от ваших.

– Ни за что не поверю, что ты можешь вышибить человеку мозги!

– Ты тоже можешь. И коллеги твои могут. Дело, опять–таки, в пресловутой общепринятой норме. И ещё в тех обстоятельствах, когда она перестаёт действовать. Как любит повторять один человек: «Если тебя не сожрут джунгли, это сделаю я».

– Отец? – тихо спросила Аня.

При последних его словах гнев её как будто бы весь разом сдулся. Невозможно было злиться, зная, по старой их переписке, сколько всего скрывается недосказанного и страшного в семейных историях и воспоминаниях из детства друг друга.

Тимур умолк и отвёл задумчивый взгляд в сторону. Аня же, чувствуя, что они случайно коснулись довольно–таки болезненной темы, в смятении принялась рассматривать чистую тарелку перед собой. По краю той витиевато шли какие–то совсем простые островные узоры, явно сделанные умелой рукой. Рядом стояла такая же расписная миска с ярко–зелёными листьями, маленькими помидорками и нашинкованным крупными кубиками сыром внутри. К нелюбимым ею оливкам, что совершенно точно проглядывали сквозь салатную смесь, Аня придираться не стала. Тем более желудок предательски свело голодным (благо не очень громким) спазмом, и девушка решительно потянулась к еде.

– Возьми рыбу, – подал голос Тим, заметив, как она накладывает себе в тарелку салат, стараясь ложкой отделить охристые кружочки оливок. – Она у малайцев получается просто обалденная, такую в Питере не попробуешь.

– Вот эти кусочки в ананасах?

– Да.

– О, класс.

– Извини меня, – вздохнул он, решив продолжить предыдущий их разговор. – Изначально я планировал просто пригласить тебя погостить, ну, пока все эти твои коллеги на гастролях. Ты же знаешь, я часто зову к себе друзей, но сам вообще стараюсь не светиться на материке. Что в крупных городах, что у аэропортов полно камер слежения.

– Ты реально вф розышке? – невнятно из–за полного салатом рта спросила Аня.

– Нет, – как–то неловко улыбнулся Тимур. – Просто, если засвечусь, они поймут, кого ищут… В общем, единственный вариант встретить тебя был где–то по дороге, и я решил вместе с парнями остановить автобус на трассе. – Он протянул стакан воды вдруг закашлявшейся Анне. – Признаю, план так себе. Да ещё и исполнение хреновое. Юстас отлично разбирается во взрывчатке, но почему–то вместо обычной хлопушки он закинул гранату. Водитель должен был подумать, что у него спустило шину, и остановиться. Но получился взрыв и автобус перевернуло. Ваш этот Пётр Фомич начал палить по чём зря, естественно, мои в долгу не остались.

– И всех повязали, – тихо добавила Аня.

– Ты с сотрясением, этот вояка–безопасник с ранением, у кого–то вывихи… по–хорошему, людей надо было бы отвезти в больницу, но, повторюсь, ни мне, ни моим ребятам попадать под наблюдение ни к чему. И без того накосячил. – Тимур поставил локоть на стол, подложил кулак под щеку и вновь внимательно посмотрел на Анну. – Мне правда жаль, что ты пострадала.

– Что ты с нами намерен делать? – настороженно вымолвила она.

– Блин, Ань, ну я же не террорист! – воскликнул парень в ответ. – Погостишь у меня недельку, я давно думал с тобой встретиться. Поболтаем, остров тебе покажу, если захочешь. Можешь купаться, загорать, отдыхать сколько влезет. А этих твоих коллег осмотрел мой врач, ничего там серьезного нет. Через несколько дней мимо пройдёт грузовое судно, всех туда ссадим и спокойно отправим обратно.

– То есть ты их реально в клетках держать собрался?

– Этот вопрос я точно не обсуждаю, – отрезал Тимур. – Вода у них есть, еда тоже, матрасы выделим. Здесь теплые ночи, так что не вижу причин для паники.

– Мне бы твоё хладнокровие! – раздраженно отозвалась Аня. – Нас же искать будут!

– Не найдут.

– А как ты уговоришь целую кучу народа молчать о том, что на самом деле произошло?

– А кто им поверит?

– Тимур, в России меня первым делом сдадут на руки каким–нибудь ФСБэшникам или, чего хуже, сослуживцам Петра Фомича! Те даже разбираться не станут, кто прав, а кто виноват, сразу всю дурь на допросах выбьют. Об этом ты подумал?

– Подумал, – как можно серьезнее кивнул головой Тим. – Есть проверенные средства, помнить никто ничего не будет, это я тебе гарантирую.

На край тарелки Анна аккуратно положила вилку с наколотым на её короткие зубцы кусочком рыбного филе. Смерила уставшим, недоверчивым взглядом Тимура и постаралась спокойно выдохнуть.

Какие у неё вообще были варианты? Продолжать орать и требовать отпустить коллег, а затем вернуть всё на круги своя? Во–первых, Тимур и так сказал, что отпустит всех, даже вполне себе чётко обозначил время. Во–вторых же, пресловутое "вернуть всё на круги своя" он уже не сможет. Да и куда? К чему возвращаться? К истеричным артистам и требовательному, в любую минуту готовому поджать хвост начальнику? Чтобы по приезду в Россию из чувства вины метаться по больницам, обзванивать чужих родственников и прогибаться под лавиной бессмысленных поручений от заместителей и директоров? Это всё, конечно же, ждёт её впереди. Через пару дней труппа вновь окажется на родине, и Анна с головой погрузится, если не в ад, то в круговерть чистилища уж точно.