Пометавшись, день-два по замку и окрестностям. Родомиру надоело планомерное уничтожение его имущества и схватив за шкирку буяна он отнес его в леса в предгорьях, откуда город снабжался необходимой древесиной и наказав повалить пару гектаров леса дал дровосекам такой желанный отдых, оплатив затраты из кармана Проклятого. А нечего терять выдержку на территории другого дракона и заниматься непотребным разрушением. Итак, пометавшись по замку и окрестностям Деймон остыл. Скорее даже заледенел. Что мгновенно отразилось в голубых глазах дракона, теперь они стали льдисто-голубыми с белыми прожилками.
— я не чувствую связи с ней, она не приходит к зверю, — сухо ответил он на вопросы своего лекаря, — либо ее вернули в ее мир, либо она мертва.
Эти слова прозвучали набатом смерти в малой обеденной зале. Все знали, что после смерти мирайи дракон может выбрать два пути. Уйти за своей душой, возродиться и попытаться соединиться с ней в следующих воплощениях. Или превратить себя урога — мертвого дракона. Вернее в не живого и не мертвого. Боялись, видели решение в потухших глазах Проклятого. Друга, соратника, наставника. И только Ицаал казался загадочно благодушен, а Мириэль подозрителен. Его величество Элезар не вмешивался, но мотал на ус. Он был мудрым королем. И терять такой оплот силы не хотел. Потому и остался, помочь. И что греха таить развеяться от дворцовых склок, интриг и вынужденных и таких необходимых разборок с зарвавшимся Орденом.
14.
Утро встретило меня далеко не так радостно, как хотя бы прошлое. От выпитых странных "зелий" вчера голова раскалывалась, а в горле саднило. На столе меня встретила кружка молока, рюмка зелья, пару вареных картофелин и кусок засушенного мяса и записка: «не заставляй меня ждать».
Шедеврально. Послушно закинув все в себя и сбегав по нужде, пошла на звук кружевом выплетенного ругательства и без единого простонародного слова. Дядю Сему нашла у низенького сарайчика в окружении деревянных открытых ящиков с грибами, корзин и мешков.
— что это у тебя? — вместо доброго утра тыкнул он торчащим из обрезанной перчатки пальцем за спину.
— камни, — по совету Мира я старалась тренировать контроль, подвешивая камешки или орешки над своим плечом.
— брось ты эту дурь. Уши бы открутить тому, кто насоветовал! Не такие мы с тобой маги. Масштабней, масштабней мыслить надо. Зачем капать яму чайной ложкой, когда давно придуман экскаватор? Все-то у них тут так…. никакого воображения, — бухтел дядька, вытаскивая и вытаскивая корзины и коробки.
— так что? — не поняла я поёжившись в налетевшем вдруг ветерке. Курточка то осталась в доме.
— короче так! — уперев руки в бока дырявого одеяния похожего на ватник и почесав почти облысевшую макушку дядя Сема осмотрел свои богатства, — тебе надо перетаскать все это в центр вон того каменного круга, — указал он пальцем себе за спину и тяжко вздохнул.
Я хотела было возмутиться, что я в конце концов девочка и ух те мешки с камнями мне точно не утащить. И вообще я не в рабстве и все такое. Но…
— без рук, пользуясь телекинезом. Не знаю, как ты это сделаешь. Или подвесишь как камни пару ящиков и почешешь в круг, или силой воли или мысли, там, отправишь парить по воздуху, твои проблемы. Но к закату все должно быть аккуратно сложено в центре. Иначе ни еды, ни питья и спать будешь под кустом того вот можжевельника. Ты мирайя усиленная, беременная, наверное, значит к непогодам и невзгодам устойчивая.
Что-то он увидел в моих глазах такое, что заставило его покраснеть, замяться.
— прости. Не беременная. Знаю точно. Вижу я такие вещи. Некромантия….понимаешь. Жизнь в тебе одна. Но в остальном. Спать под кустом оставлю, голодной. Так то!
Ткнул указательным пальцем в небо и пошел в сторону загона для коз. А медленно накрывала волна бушующего гнева. Праведного такого, гнева. Ох, сколько красочных эпитетов возникло в моей голове, а уж сцен насильственного характера с умерщвлением отдельно взятого дядьки бородатого не счесть. Правда ровно до тех пор пока не заметила как стали подниматься в воздух как воздушные шарики ближайшие коробки.
— вот видишь? Не все так сложно! — послышалось из-за угла.
Жажда убийства вышла на новый уровень.
— грибочки мои не попорть!!!!! — завопил дядька услышав как сталкиваются друг с другом коробки.
— арррррр…..
Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я перетаскала все коробки в каменный круг. Что-то свободно парило и плыло в нужную сторону лишь стоило пожелать, а что-то приходилось до пота на лбу и искусанных обгрызенных ногтей, пыжась, волоком тащить к месту назначения. Дядя Сема периодически истерично орал, чтобы берегла корешки и грибочки. Что это ценный товар и я изверг. А я все злилась и рычала. Натурально рычала, как зверь.
И теперь я лежала без сил в позе морской звезды на вроде симпатичной клочковатом куске земли с травкой и бездумно наблюдала, как мимо проплывают облака. Мимо…. Такие красивые, белые. Вон лошадка, вон там самолет, а тут туфли на каблуках…
— да уж…. — рядом опустился мой мучитель, — рычишь ты как дракон. Гуляет в тебе его кровь, знатно.
Сердце екнуло, пропустило удар и перед глазами встали голубые озера с вертикальным зрачком в опушке черных ресниц и мягкие, такие манящие губы.
— устала? — ласково поинтересовался он.
— устала.
— нужно больше работать с концентрацией, вниманием, ощущениями.
— откуда знаешь, — плюнула на «вы», перешла на «ты».
— эльфы много книг мне таскают сюда. Зимой особо заняться не чем. Вот я и изучаю их труды. Менталистов среди них много, но они это не особо любят афишировать. Сильных магов буквально заставляют присягнуть короне. Они трофеи. И со временем интриги и дворцовая жизнь сводят их с ума и век их короток. Сбрендивший менталист большая беда, его быстро убивают. Как только заподозрят в безумии. У всего есть своя цена, барышня.
— повезло мне… как утопленнице.
— не говори. Как и мне. Некромантов не любят. Боятся. Брезгуют. А ведь я агроном! Понимаешь? Кандидат наук! А у меня за спиной трижды через плечо плюют и к детям и животным не подпускают. А я… Эх..
— идиоты.
— да, — просто ответил он, — есть хочешь?
— да. Мяса хочу.
— мяса нет. Эльфы обычно притаскивают несколько зачарованных корзин с колбасой и другими радостями. Ну и Шеян охотиться.
— это кто?
— увидишь.
— картошку с огурцом будешь? Варенье могу открыть. Девочки сладкое любят. Клубничное. Ох, что я прошел, чтобы на этой земле клубнику выраастить. Капризная она… Клубника, если что.
— варенье буду, — ответила я, продолжая следить за облаками, степенно плывшими в вышине. Их не волновали не наши заботы, не наши проблемы, не наши печали.
Больше в этот день дядя Сема меня не трогал. Помог подняться, оттащил ослабшую меня к лавке. Усадил, прислонил к стеночке, накинул какой-то драный плащ с капюшоном, сунул ложку и горшок с вареньем и сухари, ушел. С моего места мне было прекрасно видно каменное кольцо, в котором аккуратной горкой были сложены подготовленные коробки и мешки. Длинным резным посохом он рисовал на земле какие-то символы, разжигал по окружности факелы, что воткнул прямо в землю, ведь на лес спускались темные сумерки. Я же словно во сне наблюдала за всем этим. Странная пустота и апатия навалилась на меня. Видимо действие утреннего зелья прекращалось. Мысли все чаще возвращались к Деймону. Вспоминая каждый вздох, жест, взгляд. Боль давила в грудь. Как же так? Опять… опять… как кошка… как дура…
«все хотят, чтобы их любили. Некоторые совершаю самые тупые и глупые поступки в своей жизни ради этого» — как-то за бутылкой шампанского, размазывая тушь по лицу вещала Машка, после расставания с очередной любовью.
— уже скоро! Запомни! Ты мой новый зомбак! Не двигайся без лишней необходимости и капюшон на лицо натяни. Нечего этим ушастым знать, что ты тут. А то быстро сдадут драконам и спалят они мои грибочки тут. Ироды, — крикнул издалека дядя Сема и встал в каменный круг, а я отправила очередную ложку варенья в рот.