Не обошлось и без неприятностей. Один из контрабандистов, соврем ещё молодой аннамит, когда его поставили к леерам, злобно заорал что-то на своём языке, после чего обхватил ближайшего матроса и вместе с ним прыгнул за борт. Боцман вырвал у стрелка карабин, но распоряжавшийся казнью офицер остановил его. Зачем? Даже если беглец (а ведь ловок чёрт косоглазый, сумел как-то освободить руки!) каким-то чудом избавится ещё и от привязанного к ногам груза, его всё равно затянет под винт. Та же судьба, несомненно, постигла и беднягу-матроса, ведь крейсер идёт на десяти узлах, так что даже спускать шлюпку и пытаться отыскать несчастного бессмысленно.

Матросы палубной команды давно уже стёрли с белых тиковых досок следы крови, заново выскоблили их кусками пемзы и окатили из шлангов забортной водой; офицер, распоряжавшийся экзекуцией, отправился сочинять рапорт о трагическом происшествии, приведшем к гибели матроса второй статьи Дюваля, а капитан-лейтенант Ледьюк всё так же стоял на полубаке и смотрел на осточертевшие жёлтые воды осточертевшего Тонкинского залива, и думал об одном — как же он ненавидит этот проклятый Индокитай…

Вонгу, моряку с судна «Минчжу» (что с китайского переводится, как «Чистейшая жемчужина») сказочно, просто невероятно повезло — обыскивающий его матрос отвлёкся на что-то и проглядел спрятанный в лохмотья складной нож. Вонг купил его в португальском Макао и с тех тонкое, очень острое лезвие не раз выручало его. Вот и сейчас — пока длинноносые говорили что-то на своём языке, изображая суд, Вонг сумел незаметно перепилить верёвку, стягивающую за спиной руки. Мелькнула мысль постараться помочь и товарищам, но Вонг тут же выбросил её из головы — длинноносые дьяволы наверняка это заметят, и тогда ему тоже конец.

Когда их вывели на казнь, Вонг подождал, когда матрос станет привязывать ему к ногам груз, обрывок толстенной ржавой цепи длиной в три локтя и, улучив момент, обхватил француза и вместе с ним перевалился через ограждение палубы. Уже на лету он исхитрился всадить своей жертве нож в бок, а едва оказался в воде — перехватил лезвием верёвку, удерживающую груз, и надрывая все силы всех поплыл прочь от борта. Он ждал выстрела — и не дождался; крейсер ушёл, и Вонг остался в воде один-одинёшенек. Но это его не пугало. До берега острова не больше двух ли, сил у него достаточно, а если появятся акулы — что ж, нож он не потерял, крепко сжимает в зубах. Справится и с акулой, не впервой…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ «Мы едем, едем, едем в далекие края…» I

Санкт-Петербург,

Адмиралтейство.

Граф Юлдашев раскрыл бювар, пробежал глазами несколько строк на листке, что лежал сверху,потом со вздохом отодвинул бювар на середину стола.

— Говорят, Вениамин Палыч, вы взялись учить китайский? Недурное дополнение к итальянскому и немецкому! Об аглицком не говорю, вам, водоплавающим, положено…

В ответ собеседник графа, молодой человек лет двадцати трёх-двадцати пяти, в мундире и со знаками различия штабс-капитана по Адмиралтейству произнёс фразу, в которой кошачье мяуканье перемешивалось с визгливыми звуками, мало похожими на человеческую речь.

— Что это вы сейчас изволили сказать? — осведомился граф после небольшой паузы.

— Что уважаемый господин совершенно прав, но он, забыл упомянуть ещё два языка носатых заморских дьяволов, которыми я тоже владею, испанский и французский. А так же немного говорю на арабском.

— Недурно, недурно… — граф изобразил беззвучные аплодисменты. — И это всего за три года?

— Испанский я основательно подтянул во время нашей чилийской операции. Что до остальных — да, решил последовать советам умных людей.

— Да, батенька, в нашем деле без знания языков никуда. — кивнул граф. — А то будешь, в самом деле, «немцем» — как пращуры называли иноземцев за неспособность говорить по-русски. — он подошёл к окну, ща которым на брусчатке сенатской площади кисли весенние снеговые лужи. — Но почему, позвольте спросить, именно китайский?

— В последние несколько лет наши союзники, французы, крепко увязли в тех краях. Вот я и решил, что это может пригодиться.

Юлдашев нахмурился, что-то припоминая.

— Честно говоря, мне казалось, что их интересы распространяются, по большей части, на Тонкин, и в меньшей степени на приграничные земли Аннама. Вон, Ханой, столицу тамошнюю, целых два раза штурмом брали!

— Да, за десять лет. — штабс-капитан наклонил голову. — Вы правы, Александр Евгеньевич, интересы Франции сосредоточены по большей части, в северных, пограничных с Китаем провинциях, а так же на юге, в Кохинхине, где они обосновались довольно прочно. Но беда в том, что и Цинская империя зарится на северные территории. Их вооружённые банды «Белые флаги» постоянно переходят границу и нещадно режутся со своими антиподами, тонкинскими «Чёрными флагами» возглавляемым неким Лю Юнфу. И есть подозрение, что китайские войска, расквартированные там якобы для наведения порядка, закрывают глаза на творимые китайскими головорезами зверства.

— А что они там делят — вы понимаете? — спросил граф. Честно говоря, для меня политические дела всех этих Аннамов, Тонкинов и, прости господи, Кохинхин, всегда были тайной за семью печатями.

— Если очень коротко — то борьба за право торговать дешёвым опиумом. Французские власти, желающие сами получать доход от этой торговли, требуют он властей Тонкина установить в приграничных с Китаем провинциях хоть какой-то порядок, но те не в состоянии этого выполнить, даже если бы и хотели. Но они и не хотят — а, следовательно, большая война, в которую неизбежно будет втянут и Китай, неизбежен, причём в самое ближайшее время. А поскольку это происходит вблизи восточных границ России — я счёл своим долгом…

— Да, в докладах было что-то насчёт военных экспедиций французов в Тонкин. — перебил собеседника Юлдашев. — И вы, значит, решили подготовиться к грядущим событиям и заранее выучить китайский?

— В нашем ведомстве не так много владеющих этим языком, граф. Когда там заварится каша — мне найдётся, чем заняться.

— Регулярная китайская армия — это господам лягушатникам отнюдь не аннамиты и вооружённые тонкинские банды. — граф отошёл от окна и принялся вращать большой напольный глобус, стоящий в углу кабинета на дубовой резной подставке. Нашёл и наклонился к выпуклой поверхности, близоруко сощурившись. — У них ведь и военный флот имеется, не так ли?

— Да, и довольно неплохой, для азиатской державы, разумеется. — подтвердил штабс-капитан. — если хотите, я пришлю вам мой доклад на эту тему.

— Пришлите, голубчик, пришлите. А сейчас, не сменить ли нам обстановку на более, так сказать, приватную? В «Даноне» для меня заказан столик, пообедаем, а заодно обсудим ещё кое-что. Интересы нашего ведомства — они, знаете ли, не ограничиваются действиями французов в Аннаме, да и в других местах — хотя в последнее время Париж стал что-то много себе позволять. Впрочем… — губы графа растянула тонкая улыбка. — кому я это объясняю? Не вы ли не далее, как сегодня утром делали доклад на совещании у Морского Министра как раз на эту тему?

Читатель, знакомый с предыдущими частями этой истории наверняка узнал уже в штабс-капитане, знатоке иностранных языков и специалиста по делам в Индокитае Венечку Остелецкого. Да-да, один из троицы выпускников Морского Корпуса, лихих мичманов, которых судьба через считанные месяцы после выпуска бросила в горнило войны. Той, что началась на Дунае и на Кавказе, но вскоре захлестнула огненным вихрем Балканы, Балтику, Египет и много ещё чего, включая Орудийные залпы этой войны гремели и в Индийском и Атлантическом океанах, и у побережий туманного Альбиона, и даже Североамериканских Соединённых Штатов,

Война разделила троих друзей. Серёжа Казанков начал службу на балтийских мониторах и внёс свою — и немалую! — лепту в разгром британской эскадры, опрометчиво сунувшейся в Финский залив. В дальнейшем он принял участие в американском походе русского броненосного отряда, и закончил её в Чесапикском заливе, где состоялось грандиозное — по меркам Нового Света, разумеется, — морское сражение, закончившееся победой соединённых американских и русских сил над «просвещёнными мореплавателями».