Войско, состоящее под моей командой, уже столько раз сражалось против неприятеля, превосходящего числом, что я не стал бы хвалить ни его мужества, ни присутствия духа в настоящем деле, если бы это сражение не было для него в совершенно новом роде, требовавшем величайшего хладнокровия, которое так несовместимо с живостью нашего характера. Увлекись оно своей обыкновенной пылкостью, то не одержало бы победы, которая могла быть одержана только посредством величайшего хладнокровия и великого терпения.

Мамелюкская кавалерия показала большую храбрость. Эти всадники защищали не одну свою жизнь, но и богатство; не было ни одного из них, на котором бы наши солдаты не нашли трех, четырех и пяти сотен луидоров.

Вся роскошь мамелюков состоит в их лошадях и оружии. Жилища их просто лачуги. Мудрено найти землю более обильную и жителей более несчастных, необразованных, униженных. Они предпочитают мундирную пуговицу наших солдат шестифранковой монете; в деревнях они не знают даже употребления ножниц. Жилища их построены из грязи. Всю их мебель составляют циновка да два-три глиняных горшка. Они едят мало и вообще довольствуются весьма немногим. Не знают мельниц; так что нам случалось стоять биваками на полях, покрытых на необозримое пространство хлебом, и однако же не иметь муки. Мы питались одной зеленью и мясом. Малое количество муки, потребляемой жителями, мелется ими на камнях вроде ручных жерновов; а в некоторых больших селениях есть мельницы, действующие посредством волов.

Нас беспрерывно тревожили тучи арабов, которые есть величайшие разбойники и мерзавцы в свете; им все равно бить что турка, что француза, только бы кто попался им в руки. Бригадный генерал Мюирер и многие адъютанты были убиты этими разбойниками, засевшими на своих маленьких отличных лошадях по оврагам и за возвышениями: беда тому, кто только на сто шагов отойдет от своей колонны. Генерал Мюирер, несмотря на убеждения караулов цепи, захотел, по влечению судьбы, действие которого я часто замечал на людях, близких к смерти, один взойти на возвышенность в двухстах шагах от лагеря; за нею скрывались три бедуина и убили его. Республика понесла в нем действительную потерю: он был одним из храбрейших генералов, которых я знаю.

Республика нигде не может так близко и так выгодно основать колонию, как в Египте. Климат тамошний, по причине прохладных ночей, очень здоров. У нас, несмотря на пятнадцатидневный переход, на всевозможные утомления, на недостаток вина и всего того, что могло бы подкрепить человека, нет до сих пор больных. Солдаты наши нашли большое пособие в пастеках, разновидности дынь, которых здесь большое множество...

Артиллерия отличилась в особенности. Я прошу вас произвести в дивизионные генералы бригадного генерала Доммартена. Начальника бригады Детена (Destaing) я произвел в бригадные генералы; генерал Заиончек отлично исполнил многие важные поручения, который я возлагал на него. Провиант-мейстер Суси (Sucy) плыл с нашей флотилией по Нилу, чтобы облегчить нам доставку провианта из Делты. Видя, что я ускоряю марш, и желая быть при мне во время сражения, он, несмотря на опасность, сел на канонирскую лодку и отделился от флотилии. Лодка его стала на мель, и он был со всех сторон окружен многочисленным неприятелем; провиант-мейстер показал при этом случае величайшее мужество; очень опасно раненный в руку, он своим примером успел, однако же, воодушевить экипаж и спасти лодку.

С самого отбытия из Франции мы не получаем оттуда никаких известий...

Прошу вас приказать выдать жене гражданина Ларрея, главного врача армии, награждение в тысячу двести франков. Муж ее своим усердием и деятельностью оказал нам в пустыне величайшие услуги. Я не знаю ни одного врача, который бы мог лучше его занимать должность главного начальника подвижных лазаретов".

На другой день, 4 термидора (22 июля), Бонапарт пришел к Каиру и издал следующую прокламацию:

"Жители Каира, я доволен вашими поступками; вы хорошо сделали, что не приняли стороны моих неприятелей. Я пришел истребить племя мамелюков, покровительствовать торговле и природным жителям страны. Пусть все, которые боятся, отложат страх; которые бежали от домов своих, пусть возвратятся; продолжайте молиться и сегодня, как молились вчера, я желаю, чтобы вы молились всегда. Не опасайтесь нисколько за ваши семейства, ваши дома, вашу собственность и, главное, за религию вашего пророка, которого я люблю. Так как для спокойствия города необходимо, чтобы в нем была устроена власть, блюстительница порядка, то учреждается диван, состоящий из семи присутствующих, из которых два будут всегда находиться при коменданте, а четверо наблюдать за порядком в городе и действиями полиции".

Бонапарт произвел 24 июля въезд в столицу Египта. Двадцать пятого он так писал брату своему Иосифу, члену Пятисотенного Совета:

"Ты прочитаешь в публичных ведомостях бюллетени о сражениях наших в Египте и о покорении этой страны, которое было довольно оспариваемо для того, чтобы прибавить новый лавровый листок к победному венцу нашей армии. Египет, земля из всех земель богатейшая рисом, пшеницей, овощами, мясом. Непросвещение здесь совершеннейшее. Нет денег, нет даже на выдачу жалованья войску. Я могу возвратиться во Францию через два месяца.

Постарайся, чтобы мне к моему приезду была готова какая-нибудь мыза или около Парижа, или в Бургундии. Я думаю провести на ней зиму".

Это письмо доказывает, что Наполеон считал свое завоевание обеспеченным, и полагал, что уже без всякой опасности может положиться в его сохранении на благоразумие и искусство своих помощников. Но зачем же это нечаянное возвращение во Францию? Затем ли, как некоторые полагали, чтобы извлечь из нее новые подкрепления военным силам и положить начало колонизации, или только имел он в виду приблизиться к театру, в котором должен был играть первую роль, и полагал, что пришло время сбыться обстоятельствам, которые он давно предвидел и желал для своих личных выгод? Нам кажется, что последнее предположение вероятнее первого.

ГЛАВА VIII

[Поражение под Абукиром. Распоряжения Наполеона в Египте.

Сирийская кампания. Возвращение в Египет. Абукирская битва.

Отъезд во Францию.]

Пока Дезе преследовал Мурад-бея в Верхнем Египте, Наполеон занимался в Каире организацией управления египетскими областями. Но Ибрагим-бей, который устремился в Сирию, принудил своими маневрами победителя-законодавца возвратиться на поле битв. Бонапарт настиг и разбил его при Салехее (Salehey'h). В этом сражении ранен храбрый Сулковский.

Радость войска при этой новой победе была вскоре смущена печальным известием. Клебер через нарочного уведомил Бонапарта, что французский флот после мужественной обороны истреблен Нельсоном при Абукире. Едва слух об этом распространился по армии, как ее смущение и неудовольствие дошли до высочайшей степени. И солдаты, и начальники, которыми овладело беспокойство еще на первых днях после высадки, почувствовали более чем когда-нибудь припадки ностальгии и начали роптать. Наполеон, измерив одним взором всю степень поражения

французского флота, сначала, казалось, сам упал духом; и когда ему сказали было, что Директория, наверное, примет меры, чтобы как можно скорее помочь такому несчастью, он с живостью отвечал: "Ваша Директория не что больше как... Они завидуют мне и боятся меня; они оставят меня здесь на погибель. Да и притом, продолжал он, указывая на свой главный штаб, - разве вы не видите всех этих лиц? Смотрите, им так и хочется поскорее уйти".

Но уныние не могло долго владеть душою великого человека, и он тут же воскликнул: "Быть так! Мы или останемся здесь, или выйдем отсюда великими людьми, великими, как древние!!"

С этой минуты Бонапарт стал неутомимо заниматься гражданским устройством Египта. Он больше чем когда-нибудь постиг необходимость привлечь на свою сторону жителей и учредить постоянные заведения. Одним из первых таких заведений было учреждение академии, по примеру парижской. Он разделил ее на четыре класса: математический, физический, политической экономии, литературный и свободных художеств. Президентом назначен Монж, а титулом вице-президента Наполеон почтил самого себя. Открытие этой академии было торжественное, и при этом случае бессмертный воин повторил то, что уже было им сказано при принятии его в члены Французской академии; он снова сказал, что торжество над невежеством величайшее из торжеств, и что успехи его оружия суть успехи просвещения.